Суннатулла Анарбаев - Серебряный блеск Лысой горы
Ходжабеков достал из кармана галифе платок и вытер обильный пот. Он вдруг почувствовал такую усталость, будто таскал весь день пятипудовые мешки. Посмотрев на рыдающую жену, он с облегчением подумал: «Слава богу». С тех пор как он связал свою судьбу с Якутой, эта история повторялась без конца. Обычно скандал завершался рыданиями.
— Ну, одевайся, милая, а то можем опоздать в театр, — Ходжабеков посмотрел на ручные часы и прошептал: — Проклятие, опять стекло разбилось, надо поставить решетку!
Якутой уже снова сидела у зеркала. Сдерживая злость, Ходжабеков крикнул:
— Эй, поскорей, ведь до города шестьдесят километров, — и, оторвав от двери свое отяжелевшее тело, прошел через террасу к супе[20], где уже лежала тень. Но весь день стоявшая под солнцем, супа все еще пылала жаром.
Посаженные вокруг нее цветы источали удушливые запахи. Ходжабеков расстегнул ворот своей поношенной коверкотовой гимнастерки и провел рукой по лицу от лба к подбородку, как будто хотел снять кожу.
— Где я ее нашел, такое горе? Уф-ф! — из души Ходжабекова вырвался глубокий вздох. Его величественная фигура поникла и стала жалкой. Он охватил руками свою склоненную до колен седеющую голову, тщательно причесанную колхозным парикмахером. При этом открылась лысина, прикрытая волосами. Солнце бросило на лысину свои лучи, как будто разоблачая ее тайну.
В машине он не промолвил ни слова и даже не смотрел в сторону жены. Сейчас ему было не до театра, работы по горло. Как некстати этот сегодняшний скандал. Наверно, услышали соседи. Неужели вся его жизнь пройдет вот так? Ну и попался же он! Эх, молодость безголовая!
...Ходжабеков встретил Якутой несколько лет назад, когда работал в районном народном суде. Однажды дверь в его кабинет осторожно открылась, и послышался нежный голосок: «Можно?» Не успел он ответить, как в кабинет впорхнула молоденькая женщина.
— Ассалом!
— Салом, — ответил Ходжабеков и жестом предложил ей сесть.
Ему показалось, что обычное «что вы хотели?» будет слишком грубо, и он спросил: «Чем я могу вам помочь?» Она осмелела и улыбнулась, блеснув золотыми зубами. На ее миловидном лице образовались приятные ямочки. Хорошее настроение этой женщины невольно передалось ему. Наверно, для того, чтобы продлить время и обдумать свои слова, она сняла платок с головы, расстегнула пуговицы пальто и села поудобней.
— Пришла жаловаться, — сказала она просто.
— Слушаю вас.
— Брат мой, бек, ведь вы наш сосед и постараетесь помочь мне?
— Хорошо, — сказал Ходжабеков, в душе удивляясь, что эта женщина ведет себя, как старая знакомая.
«Может быть, я где-нибудь встречался с ней?» — старался он вспомнить, но не мог. Ведь он работает в этом районе всего полмесяца. А впрочем, какая разница, знает он эту женщину или нет?! Самое главное — эта женщина смотрит на него, как на своего человека. Чтобы выразить свое теплое отношение, она даже называет его братом. Ох, почему так сладок ее язык?! Сразу видно, что она городская.
— По какому делу вы пришли? Смогу ли я помочь вам? — почему-то улыбаясь, спросил Ходжабеков.
— Ой, если вы не сможете помочь, то кто же сможет? — Она кокетливо посмотрела на Ходжабекова, опустила голову и стала играть брильянтами и изумрудами на нежных пальцах белых рук. — Раньше, когда случались неприятности в торговых делах, мой почтенный отец говорил: «Чем идти к хакиму[21] за халвой, лучше пойти к казы[22] за кониной», — и бежал к казы. Идя по стопам отца, я пришла к вам, как к своему, как к брату. — Золотые зубы женщины блестели, ослепляя Ходжабекова. До чего хороши ямочки на ее румяных щеках!..
Когда она назвала его казы, он хотел сказать, что разница между прежним казы и нынешним судьей — как между небом и землей, но... Ведь эта женщина только привела пример.
— Ну, дальше? — наконец произнес он.
На лицо женщины легла тень, как от черного облака, глаза ее стали печальны.
— На мою голову свалилось столько горя, — начала она, тяжело вздыхая и не отрывая глаз от Ходжабекова. — У меня ужасно беспомощный муж. Мы его приютили. Если бы отец был жив, он ни за что не согласился бы на этот брак!.. Так вот, он работал на хлопкопункте весовщиком, но там не было никакого дохода. Я заставила его бросить эту работу: не хлопок же нам жевать! Потом он был директором столовой, но его освободили. Сейчас он не работает. Чтобы не умереть с голоду, мы продаем все, что осталось мне от отца. Вот так неудачно я вышла замуж.
— Очень жаль.
— Дорогой брат, помогите нам, устройте его на работу. Хорошо было бы в магазин: я бы сама его научила. Еще девочкой я помогала отцу в магазине. Я не забуду вашей доброты...
Такая красавица склонила перед Ходжабековым голову, разве он в силах ей отказать?! Что стоит ему один телефонный звонок!
— Хорошо, — пообещал он.
Уже на следующий день дела этой женщины были налажены. С тех пор она начала посещать Ходжабекова, чтобы показать, что не из тех людей, которые забывают добро. При одной из встреч она приласкала его такими словами:
— Вам, бедному, наверное, здесь тяжело и одиноко, некому за вами смотреть. Приходите к нам, когда вам угодно, не стесняйтесь.
«Ведь у нее муж, что же будет?» — смутившись, подумал Ходжабеков.
— Я вас как брата приглашаю, но разве вам нужны такие маленькие люди, как мы? — огорчилась она.
Ходжабеков пообещал прийти.
На следующий день, после работы, он подошел к высокому дому с резными столбами и двустворчатой дверью. Сейчас же одна створка бесшумно открылась, и из темноты коридора появился человек невысокого роста.
— Немного задержались, — сказал он и протянул руку.
— Были неотложные дела, — ответил Ходжабеков, здороваясь, и подумал: «Наверное, муж».
— Добро пожаловать, — человек опять скрылся в темноте.
Ходжабеков прошел во двор.
Из темноты вдруг снова выпорхнул невысокий человечек и открыл одну створку двери с овальным зеркалом:
— Пожалуйста, заходите.
Ходжабеков еще раз посмотрел на него и подумал: «Нет, наверно, это не муж, слишком молод».
Он снял калоши и вошел в комнату. Перед ним стояла хозяйка. В атласном платье она сверкала, как утреннее солнце.
— Разве так относится брат к сестре? Я уже заждалась...
— Извините, дела...
— Работа никогда не кончится.
Женщина подошла к окаменевшему Ходжабекову и дотронулась до пуговицы его пальто.
Ходжабеков стал поспешно раздеваться. Молодой человек взял у него пальто и фуражку.
— Проходите на почетное место, каждый должен сидеть там, где ему положено, — щебетала женщина.
Ходжабеков обошел накрытый стол и сел на почетное место. Женщина, сняв две бархатные подушки со шкафа, ловко подложила их под спину гостя.
— Прошу вас, угощайтесь, — обратился к нему встречавший.
Теперь, при ярком свете, он выглядел старше. «Нет, все-таки это муж, — уверенно подумал Ходжабеков. — Почему-то он бледен, наверно озабочен чем-то». Женщина тоже покосилась в сторону мужа и поспешила сказать:
— Мой муж Ашир очень благодарен вам, — она улыбнулась. — Все время молится за вас.
На лице Ашира слегка выступила краска. Подтверждая слова жены, он кивнул головой и предложил:
— Пожалуйста, угощайтесь.
В тарелках были насыпаны конфеты, орехи, фрукты, а в хрустальных вазах вишневое, грушевое и клубничное варенье. В одной вазе только что сорванные золотистые яблоки, а в другой — гранаты величиной с чайник. Еще теплые лепешки на сметане и самса.
Но разговор за столом как-то не клеился, и женщина прекратила чаепитие. С помощью мужа она убрала со стола сладости, принесла шурпу, вареное мясо, соленые огурцы и несколько бутылок вина и коньяка. Ашир налил в китайские пиалы коньяк, а жене подал вино.
— За радость, — сказала женщина, чокаясь.
Вторую пиалу они выпили, чтобы встреча повторилась. После этого Ашир разговорился. Ходжабеков улыбнулся: «Оказывается, он способен на большее, чем «пожалуйста, угощайтесь». Ашир, высоко подняв пиалу, оживленно говорил:
— Брат мой, вы как чинара, вас ни человек, ни ветер не свалит с места. Да, да, никто не сдвинет! — сказал он горячо. — А мы за вашей тенью кормимся... — Он проглотил коньяк и повторил: — Да, мы живем под вашим покровительством.
Эти слова понравились Ходжабекову.
— Пока я есть, вас даже муха не тронет. Да, даже муха... Я... я не допущу! — подтвердил он.
— Я готова пожертвовать собой ради вас, брат мой.
Ходжабеков, забыв о том, что хотел сказать, посмотрел на женщину и улыбнулся пьяной улыбкой. Он хотел сказать ей что-нибудь приятное, но слова не сразу пришли к нему.
Женщина, собрав посуду, вышла на кухню.
