Владимир Рублев - Семья
...Вечер встречи студентов с почетными шахтерами уже начался, когда Тамара вошла в зал. Встреча ее мало интересовала, важнее было, что в заключение вечера будут танцы.
— Тамара! — услышала она полушепот и догадалась: Аркадий. Усевшись рядом с ним, Тамара спросила:
— Лилю не видел?
— Она в первых рядах. А зачем тебе ее?
Тамара удивленно взглянула на Аркадия:
— Интересный ты, право. Она же мне подруга!
— Но мы договорились, что сегодня вечер мой. Вообще-то я не навязываюсь. — Аркадий повернулся и стал смотреть на сцену. Даже в профиль было видно, как упрямо сжались его губы.
«А он ведь... симпатичный», — неожиданно подумала Тамара, разглядывая его сбоку: курчавые белокурые волосы, небольшой нос и выпуклый чистый лоб
— Ну, не сердись... — тихо сказала она и, найдя его руку, пожав, взяла в свою. — Ты же знаешь, что я буду сегодня с тобой.
Это вырвалось как-то само собой, под впечатлением минуты. Уже недели две она старательно избегала Аркадия, увлекшись шумной, пестрой и, как ей казалось, интересной жизнью мнимых друзей. Аркадий казался ей примитивным, а иногда несносным со своими претензиями. Другое дело — увлекательные вечера у Лили, когда от тебя, собственно, ничего не требуют, только будь веселей, не задумывайся над мелочами жизни, бери от нее все, что возможно. Поняла Тамара — так легко, будто плывешь по волнам. Встречи с Аркадием казались ей теперь возвратом к будням. И все же, вспоминая его среди шумного вечера у Лили, Тамара долго не могла отделаться от мысли о нем и мрачнела, ясно понимая, что подумал бы он, увидев ее здесь, среди бездумно веселящейся компании. Но быть белой вороной на вечере у Лили не хотелось, и мысли об Аркадии незаметно уплывали куда-то в сторону, уступая место тому, что ее окружало. «Пусть все останется так, как есть, а дальше... Там видно будет».
Правда, вчера она уступила его просьбе: пришла на вечер во Дворец, хотя согласилась она больше из-за того, что и Лиля собиралась быть здесь. Но сейчас, сидя рядом с ним, ей неожиданно подумалось, что Лилю видеть не так уж хочется а хочется вот так, тихо и спокойно, отдыхая от недавних шумных вечеров, сидеть рядом с этим хмурым красивым пареньком, который, она знала это, любит ее. Захотелось отдохнуть от пестроты одежд, визгливой музыки, намеренно громкого смеха и острот кружка Лили.
— Ты не сердись, Аркадий, что я... — снова заговорила она, но сзади кто-то недовольно зашептал:
— Девушка, в любви объяснитесь потом. Не мешайте слушать.
Потом они пошли танцевать. В середине танцев Аркадий увел ее, разгоряченную от музыки, в сад. Лишь дошли до памятной скамейки, он обнял ее.
— Ты с ума сошел! — запротестовала она, но неожиданно обхватила его шею и горячо поцеловала в щеку.
— Томка! — охнул Аркадий.
А потом... Потом, едва они вошли снова в зал, Тамара разозлилась на себя. «Ну, зачем я с ним целовалась. Надо было подольше помучить. А теперь, конечно, он спокоен. Думает, что я его... Нет, врешь — я ничья. Вот посмотри...»
Начался вальс, и Тамара, оставив изумленного Аркадия, пошла танцевать с Павликом Мякининым, который — это знали все в техникуме — упорно за ней ухаживал. Павлик был щеголевато одет, недурен собою, но Тамара не могла без злости слушать его простонародную, или как она говорила, «крестьянскую» речь.
И все же она разрешила ему проводить себя до дому. Всю дорогу молча слушала горячие слова взволнованного парня, а перед домом высвободила свою руку от него.
— Спокойной ночи!
Захлопнув ворота, посмотрела в щель. Ошеломленный парень неподвижно стоял у дома.
«Так вам и надо... — подумала она, вспомнив сейчас вчерашнее. — Привыкли смотреть на девчат, как на игрушек: захочу — играю, захочу — брошу».
Дверь скрипнула, вошла мать. Она была в зеленом теплом халате, несмотря на то, что сквозь рамы в комнату вливалось обильное солнечное тепло.
— Тамара, не пора ли вставать?
— Сейчас, мама. — Тамара минуту помедлила, откинула толстое одеяло, легко спрыгнула на ковер и стала одеваться.
— Это кто тебе синяк-то посадил? — мельком взглянув на шею дочери, равнодушно оказала Юлия Васильевна.
Многое сходило с рук непослушной дочери. Юлия Васильевна, хотя и была из простой крестьянской семьи, в замужестве за шахтерским начальником очень быстро почувствовала, что таким семьям, как Клубенцовы, многое позволено. Потому она и не требовала от дочери строгого отчета в ее поступках. Вот и сейчас она лишь вздохнула, покачала головой, но тут же, не обращая внимания на дочь, подошла к окну.
— Смотри-ка, на улице-то как хорошо... Рамы, что ли, вторые выставить? Иди, завтракай, да примемся потихоньку..
Но потихоньку работать Юлия Васильевна не умела. Это было единственное, что сближало ее с крестьянским прошлым. Черные, ничуть не тронутые в 47 лет сединой волосы Юлии Васильевны выбились прядями из-под косынки; упрямо запихивая их мокрыми руками обратно, она командовала дочери:
— Горячей воды тащи! Вот в углу-то соскобли бумагу! Раму, раму не разбей!
К одиннадцати часам все рамы были выставлены, подоконники помыты, мусор убран.
Тамара прошла в свою комнату. Читать не хотелось, Лиля не шла, что делать?
Девушка подошла к окну и, повозившись с задвижкой, раскрыла створки. В комнату вместе с упругим и теплым ветром, откинувшим занавески, ворвалась весна. Мир стал просторен и в то же время близок: зеленеющие листковой завязью ветки черемушника качались рядом, можно было погладить их, приласкать ростки, которые скоро оденутся нежно-белой накипью душистого цветенья; звуки, прежде глухие, ворвались в комнату волнующей, сложной гаммой; отчетливо слышно, как откуда-то издалека ветер несет баянные переливы, веселый, птичий гомон, дальние голоса. А по всему этому основным аккордом звучит знакомая с детства песня труда: повизгивают вагонетки на терриконике ближней шахты, с тихим присвистом гудит трансформатор насосной станции, временами громко покрикивает паровоз у эстакады.
И так хорошо, так легко стало на душе, что Тамара прижалась щекой к теплому гладкому подоконнику и счастливо, безвольно закрыла глаза, не в силах совладать с охватившей ее беспричинной радостью.
А в закрытых глазах оживал кто-то, настойчиво звал к себе. Кто это? Тамара, не раскрывая глаз, напрягала память и внезапно решенье пришло: Аркадий! Его хмурый, сдержанно-бешеный взгляд, каким проводил вчера он уходившую с Павликом Мякининым Тамару.
«Обиделся ты, дурашка мой, а... напрасно. Уж если выбирать между тобой и этим Павликом, я всегда выберу тебя. Ты, конечно, если говорить прямо, тяжеловат и неуклюж в сравнении с ребятами, которые бывают у Лили, но совсем, совсем не безразличен мне... Я вчера поняла это. Надо привести тебя на следующий вечер к Лильке, может быть, дойдет до тебя, в конце концов, как там бывает хорошо и интересно... А уж если понравится тебе наша компания — мне больше ничего и не надо, я знаю, что тогда-то мы надолго будем вместе»...
— Здравствуй, Тамара!
Тамара открыла глаза, обернулась и едва не вскрикнула от радостного удивления: в комнату входил Аркадий.
— Аркадий!
Она бросилась к нему, но он хмурым жестом остановил ее:
— Я по делу. Извини, что пришел сюда. Тебе нужно срочно быть в техникуме... Серов, наш комсорг, попросил, чтобы я передал тебе это.
Сказал, обернулся и вышел.
Несколько секунд Тамара ошеломленно стояла, а опомнившись, бросилась за Аркадием.
Он сидел в гостиной и разговаривал с Юлией Васильевной.
Тамара в нерешительности остановилась на пороге, глядя на них. Постояв с минуту, вернулась в комнату и стала собираться.
— Ну, идем! — не глядя на мать и Аркадия, бросила она, направляясь к выходу.
А в голове ее назойливо бились обидные мысли: «Нет, нет, у нас ничего не получится, это яснее ясного... Ну и пусть! Подумаешь, играть на нервах еще вздумал... Нет уж, теперь-то я знаю, что делать... Сегодня же вечером снова пойду к Лиле, назло тебе пойду».
Подумав это, она презрительно усмехнулась, бросив мимолетный взгляд на хмурого Аркадия, и пошла быстрее, не оглядываясь, — идет ли он за нею.
18
Редактор городской газеты Алексей Ильич Колесов — пожилой мужчина с седыми висками и сократовским морщинистым лбом — дружелюбно взглянул на Валентина сквозь очки в черной роговой оправе.
— Садитесь... Времени у меня — в обрез, так что сразу к делу, если не возражаете. Вот сюда, рядом присаживайтесь, товарищ Астанин.
Он придвинул стул и на мгновенье неподвижно замер, внимательно глядя на Валентина.
— Так вот, понравилась нам ваша статья, — снова заговорил он. — Обстоятельно, живо все описано. Язык у вас выразительный, сочный. Вы, вероятно, раньше работали в газетах?
— Немного... Внештатным корреспондентом.
Колесов задумчиво забарабанил пальцами по столу. Валентин ждал, когда редактор, наконец заговорит о том, зачем сюда пришел уже второй раз Астанин: о работе.... Вероятно, свободное место есть, судя по вопросам редактора.
