Леонид Борич - Случайные обстоятельства
— Что я, маленький? — даже оскорбился Бобрик, вешая на аппарат трубку и давая понять, что сдаст сервиз в тот же день, как только командующий сойдет с корабля. Но сам-то он понимал это все по-другому: надо быть идиотом, чтобы отдать сервиз, добытый вне очереди только благодаря приезду командующего.
— Так... — Начпрод задумался, припоминая, о чем он хотел еще спросить у Бобрика. — Да, а как у тебя с продуктами?
— В основном все есть... — Бобрик сделал беззаботное лицо и стал перечислять то, что хранилось в провизионках подводной лодки, намеренно упустив некоторые деликатесы. Он решил даже поступиться своим престижем, этот запасливый и хозяйственный человек, только бы получить для экипажа все необходимое, да, впрочем, и не очень необходимое, но никогда ведь и не лишнее в лодочном хозяйстве.
— И этого, ты считаешь, достаточно?! — удивился начпрод.
— А что, разве мало?!
— Ты шутишь со мной?! — рассвирепел начпрод.
— Как я могу с вами шутить! — сказал почтительно Бобрик: мол, вы же — во-о-он кто! А я — кто?
— У тебя же ни черта, оказывается, нет, — даже расстроился начпрод. — Чем ты вообще народ кормишь? Я уже не говорю, что с вами командующий пойдет!
— Ничего, продержимся как-нибудь, — бодро заверил Бобрик, осторожно скосив глаза и внимательно наблюдая за капитаном.
— Нет, — в сердцах сказал начпрод, — с вами тут до пенсии не дослужишь. Выгонят...
— А сколько вам осталось, товарищ капитан? — с сочувствием поинтересовался Бобрик.
— «Сколько, сколько»... — передразнил его начпрод, которому действительно служить-то ничего почти не оставалось. — Полтора года, вот сколько.
— Ну, — успокоил Бобрик, — продержитесь. Только бы с командующим сейчас пронесло...
— Ты же столько лет плаваешь интендантом, — упрекнул начпрод, — а ведешь себя с продуктами легкомысленно, как салага какой-то.
Бобрик и это готов был перенести ради своего экипажа.
— Вот что, — решительно сказал начпрод, сразу вдруг обнаружив в себе оперативность и энергию. — Посылай кого-нибудь к Васе на склад. Возьмешь дополнительно балык, икру и тараньку... Да, и яблок... Пусть покрупнее выберет.
— И апельсины, — подсказал Бобрик. — Килограммов двести...
Начпрод чуть не задохнулся от возмущения:
— Ты... ты что?! Ты, я вижу, совсем обнаглел!
— Мне ведь не для себя, — пожал плечами Бобрик. — Могу и обойтись...
— Вот и обойдешься! Люся! Где у нас бланки накладных? Почему я всегда должен их искать?!
Бланки нашлись тут же, на столе. Люся, почувствовав теперь на это право, оскорбленно унесла пышное свое тело в другой угол комнаты, но начпрод весь уже был в работе и не обратил на ее тело и ее обиду никакого внимания.
— А апельсины хорошие завезли, — одобрительно сказал Бобрик. — И как вам только удалось такие достать...
— Хочешь жить, — польщенно улыбнулся начпрод, — умей вертеться... — Последней строчкой он, вздохнув, дописал апельсины. — Хотел вот до Нового года придержать... Да ладно... — Он передал Бобрику накладные. — И бегом. Понял? Чтоб сегодня же получил, пока я не передумал.
Бобрик невозмутимо перечитал все пункты, особенно дорог ему был сервиз. Но и ликуя в душе, внешне он оставался все таким же бесстрастным, даже немного скучным, лишний раз показывая — на будущее, конечно, потому что сегодня дело уже было сделано, — что все это ведь не ему нужно, а исключительно только для дела.
Он сдержанно поблагодарил, и сдержанность эта тоже должна была подтвердить, что он-то сам не больше начпрода во всем этом заинтересован.
В коридоре Бобрик снял фуражку — на берегу, как и командир, шапку он не признавал, — вытер вспотевший лоб, постоял немного, наслаждаясь победой, и не спеша двинулся к соседнему кабинету, где нужно было решать вопрос насчет ковров для лодки.
Оттуда уже он позвонил на корабль, в иносказательной форме, чтобы никто здесь ничего не понял, проинформировал старпома о своей победе, обиделся, что Варламов довольно прохладно отнесся к этому (все требовал поскорее краску привезти, как будто она валяется под ногами; конечно, старпому главное, чтоб надстройка блестела, а чем и из чего кормить завтра командующего — никому и думать не хочется, на Бобрика надеются), все-таки договорился о моряках себе в помощь для погрузки сервиза, продуктов и, может быть, ковров (в этом он был еще не уверен), потом побалагурил с Верочкой, очень нужным человеком из шкиперской части, угостил ее какими-то особенными таллинскими конфетами, а заодно уж заручился поддержкой в получении красок и кистей, ибо Верочка, по некоторым слухам, пользовалась у своего начальника заслуженным авторитетом.
Тут заглянул в дверь начпрод, обрадовался, что застал Бобрика, увел его к себе и обеспокоенно спросил, знает ли он, Бобрик, что командующий пьет «боржоми»? У командующего что-то, кажется, с печенью — об этом начпрод узнал только что совсем случайно, позвонив своему непосредственному начальнику, тоже начпроду, но уже рангом повыше.
— С печенью? — заинтересованно переспросил Бобрик. — Тогда «ессентуки» надо, семнадцатый номер. Я, когда в санатории был...
— А я тебе говорю, что надо «боржоми»! — перебил начпрод.
— Но у нас же никто не болеет! Откуда я возьму?!
Бобрик действительно ничего насчет минеральной воды поделать не мог, пришлось тут же созваниваться с военторгом, но и там смогли найти всего пять бутылок «боржоми»: местное начальство эту воду еще не употребляло.
К концу рабочего дня мичман Бобрик уже был самым зажиточным лодочным интендантом во всем соединении.
А наутро на лодку прибыл командующий, и оказалось, что он не только осмотрит их лодку, но и выйдет с ними в море.
10
Стоя на мостике, Букреев с облегчением вздохнул, когда увидел, что командующий появился без сопровождения офицеров своего штаба. Так оно чаще всего и бывало: командующий любил приходить на лодки без свиты, и Букреев знал об этом, — но кто мог заранее поручиться, что на этот раз не произойдет иначе? Нет, не произошло...
Рядом с командующим шел по пирсу только капитан первого ранга Мохов. Собственно, рядом — это и рядом, чтобы слышать слова командующего и отвечать на возможные вопросы, но в то же время — и не совсем рядом, а чуть отступя, на полшага сзади, потому что командующий всего один, а начальников — таких, как Мохов, — много.
Как бы там ни было, как бы там Мохов ни шел сейчас рядом с командующим, он, Мохов, был сегодня для Букреева уже не только начальником, но в значительной мере и союзником, потому что, пока адмирал Осокин, командир соединения, был в море, его начальник штаба Мохов отвечал за каждую лодку, в том числе — и за лодку Букреева.
Приняв короткий доклад, командующий поздоровался с Букреевым, критически оглядел его и сказал:
— Что-то, по-моему, толстеть начинаешь, командир!..
Букреев не замечал этого за собой, но командующему должно все быть виднее, и, чуть улыбнувшись, Букреев ответил:
— Сидячий образ жизни, товарищ командующий. Плаваем много...
Мохов с некоторым беспокойством взглянул на командующего, с упреком — на Букреева (если начальство пошутило с тобой — вовсе это не значит, что и ты можешь шутить), но командующий слова Букреева принял доброжелательно, сказал, что это хорошо, когда командир не дичится моря, и Мохов успокоился.
Букреева он недолюбливал. И хотя им нечего было делить пока — каждый был на своем месте, и дистанция между ними была совершенно очевидной и бесспорной, — а только никогда Мохов не чувствовал, что сам Букреев достаточно помнит об этом. Конечно, Букреев был слишком военным человеком, чтобы хоть в чем-то нарушить субординацию, да Мохов никогда бы ему этого и не позволил, но все-таки подчинялся Букреев всегда как-то вынужденно, по обязанности, и даже как будто не скрывал этого, подчеркнуто молчал, когда мог молчать, или отвечал односложно, по-уставному, ничего вроде бы не нарушая, а вместе с тем нарушая, конечно, самое главное в отношениях с начальником, потому что довольно часто — пусть и не вслух, но это же и так понятно было — подвергал сомнению то, о чем говорил или на что указывал ему Мохов.
Для командира корабля самостоятельность была, бесспорно, хорошим и нужным качеством, и Мохов всячески поощрял ее, когда она проявлялась в море, но Букреев это же качество проявлял и на берегу, и это раздражало Мохова, потому что оно выглядело уже строптивостью, а значит — и недостаточным уважением к нему, Мохову, лично, к начальству вообще... Правда, сейчас он готов был многое простить Букрееву, многое не заметить, лишь бы осмотр лодки прошел нормально.
Командующий, особенно не задерживаясь на мостике, спустился по трапу в центральный пост. Спускаясь следом, Мохов услышал «смирно», узнав голос старпома, с удовольствием отметил, как зычно подана команда, потом, уже ступив на палубу, окинул опытным взглядом отсек и понял, что здесь вроде бы не предвидится никаких осложнений.
