Александр Беляев - Том 2. Последний человек из Атлантиды
Две рабыни подхватили ее под руки и силой оттянули от окна.
Акса-Гуам зажал уши и бросился бежать. Но крик матери стоял в его ушах:
– Отдай голову твоего отца!..
Только добежав до моста у канала, он несколько успокоился.
Бедная мать!.. Голова отца… Она на старых шахтах… Голова жреца… Акса-Гуам даже не знает, закопали ли ее в землю…
XIV. Гибель Аты
В Черном городе еще не улеглось волнение. Толпы рабов наполняли улицы. Воины атлантов не преследовали рабов. Священный Холм очищен, а от кары рабам не убежать.
На широкой площади, где перекрещивались две дороги, какой-то раб узнал его:
– Смотрите, он! Вот он! Вот Акса-Гуам, царь рабов!
– Предатель!
– Изменник!
Толпа окружила его. В него полетели камни.
Разъяренные женщины протягивали к нему кулаки и кричали:
– Отдай мне убитого мужа!
– Ты погубил моего сына!
– Где брат мой?
Какой-то раб-фракиец подскочил к нему и сбил его ударом на кучу щебня. Потом посадил, нахлобучил ему на голову свой красный колпак и закричал:
– Коронование царя рабов!
Кольцо толпы сжималось все теснее. Град камней падал на Акса-Гуама. Окровавленный и бледный, сидел он в красном колпаке и смотрел на толпу невидящим взором.
– Что смотреть на него? – сказал раб-бербер с копьем в руках. – Разве в нем не кровь врагов наших? Отойдите!
Рабы отошли в сторону, и раб-бербер пустил копье прямо в грудь Акса-Гуама.
Но прежде чем оно вонзилось, из толпы раздался женский отчаянный крик, чье-то тело метнулось между Акса-Гуамом и летящим копьем.
Копье пронзило насквозь грудь молодой женщины.
Это была Ата.
Она повернула голову к Акса-Гуаму и успела только сказать:
– Мою жизнь… – Кровь хлынула из горла и раны, и она замолчала, тяжело хрипя.
– Ата! – крикнул Акса-Гуам. Но силы изменили ему. Он потерял сознание и свалился с кучи камня к трупу Аты.
Толпа отхлынула и затихла, взволнованная неожиданной смертью Аты.
Но тот же раб-бербер, рассерженный тем, что ему испортили меткий удар, которым он хотел похвастаться, закричал:
– Еще одну рабыню сгубил он! Смерть ему! – и бросился к Акса-Гуаму. Несколько рабов последовали за ним.
– Стой, собака! – вдруг вырос как из-под земли старик Гуамф, заслоняя собой тела Аты и Акса-Гуама.
Рабы остановились в смущении. Старика Гуамфа знали и уважали в Черном городе.
– Уйди, старик! – понижая тон, сказал раб-бербер.
– Звери вы или люди? – накинулся на него Гуамф. – Вам мало крови? Так убейте и меня, старика!
И, обратившись к рабу-берберу, Гуамф продолжал:
– Где ты был, Ширна, когда брали Священный Холм? Ни один из рабов, которые бились там, не поднимет руку на Акса-Гуама: кто бы он ни был, он бился вместе с нами и за нас отдавал жизнь, как последний из рабов. Где ты достал копье, Ширна, которым хотел убить Акса-Гуама и убил мою внучку? Поднял на дороге после сражения? Я знаю тебя и твою шайку! Когда нас давят, вы подлизываетесь к надсмотрщикам и доносите на своих. Когда мы воюем, вы подуськиваете других и выжидаете дома, кто победит, чтобы лягнуть копытом побежденного. Нам всем жилось бы легче, если бы не было таких, как ты. И ты смеешь судить побежденного?
Раб-бербер смутился и исчез в толпе.
– Слушайте, рабы! Акса-Гуам потерял отца, – продолжал старик. – Мать его лишилась рассудка. Девушка, которую он любил, лежит перед вами с копьем в груди. Ему нет дороги назад, на Священный Холм…
Не дослушав конца речи, толпа рабов вдруг отхлынула и побежала к шахтам. По дороге, со стороны Священного Холма, медленно двигался отряд конницы. Не прошло пяти минут, как площадь была пуста. Слышно было только цоканье бронзовых подков по каменным плитам дороги да бряцание оружия.
Как победители, гордые и самоуверенные, воины атлантов медленно проехали, не кинув даже взора на группу у каменной кучи: трупов валялось слишком много на дороге, а дряхлый старик не стоил внимания.
Стало совсем тихо. Только жужжал рой синих мух, блестящих в закатных лучах, собравшийся над зияющей раной Аты.
Гуамф оттащил Акса-Гуама от дороги и скрыл за кустом труп Аты.
Акса-Гуам пришел в себя.
Гуамф ласково положил ему руку на плечо:
– Ты не сердись очень на них. – Он махнул рукой в сторону шахт. – Тяжело опять становиться в ярмо… Помнишь, как я сам рассердился на тебя, когда ты заговорил об освобождении рабов? Когда это будет и будет ли? Может быть, когда-нибудь, через тысячи лет, и взойдет наша звезда и исцелит раны наши. Но только тогда уж нас не будет, а может быть, не останется следа и от самой Атлантиды… И никто не будет знать, что и мы боролись за дело рабов и через тысячелетия посылали привет тому, кто будет счастливее нас…
– Пить… – хрипло прошептал Акса-Гуам и застонал от боли.
XV. Обреченные
Заседание Верховного Совета открылось в Медном Зале царского дворца.
Стены зала были покрыты медными листами с барельефами, изображающими подвиги царей Атлантиды. Развешанное внизу по стенам бронзовое оружие атлантов, от древнейших, грубо отделанных секир до мечей и панцирей последней отделки, полированных до зеркального блеска, придавало залу вид музея. Все члены Верховного Совета были в сборе, кроме Верховного жреца Ацро-Шану.
Но царь не стал ожидать его. Сидя на высоком бронзовом троне, в полукруге кресел, занимаемых членами совета, царь открыл заседание.
– Именем Солнца и волею нашей…
В Атлантиде произошло неслыханное событие. Восставшие рабы посягнули на мою священную жизнь. От руки презренной черни погибли все мои гости и цари. Лишь царь Ашура избежал ужасной гибели, бежав вслед за мной, и любезный брат мой, царь Атцора, – он не был во дворце по причине недомогания.
В восстании – о великий позор! – принимал участие и один из сыновей жрецов. Отец его поплатился своею головой за сына-изменника… Главные зачинщики: Акса-Гуам-Итца – пусть гнев богов падет на его голову – и раб Адиширна-Гуанч – да разверзнется под ним земля – до сих пор не разысканы. Кто в этом повинен, Кетцаль-Коотль?
Военачальник склонил голову:
– Они будут разысканы, трижды великий…
– Если они не будут разысканы живыми или мертвыми, прежде чем солнце трижды скроется за утесом Льва, ты не увидишь, Кетцаль, четвертого восхода солнца. Но рабы… – и царь в гневе даже привстал с кресла, что было совершенно необычайным нарушением этикета. – Гнев мой не имеет границ. Пусть рабское племя помнит из поколения в поколение, что значит гнев царя Атлантиды. Я истреблю их всех до единого. Я подвергну их таким пыткам, от которых содрогнется сама земля. Повелеваю набрать в наших колониях новых рабов! Рабы обречены. Все до единого…
Кетцаль-Коотль тяжело вздохнул:
– Не гневайся, трижды великий… Почти все рабы покинули Черный город… Их бегство было столь поспешно, что в их квашнях остался замешенный хлеб. Они укрылись в лесах… Остались лишь старики, старухи и дети-сироты…
– И ты, старая собака, не сумел выследить дичь… Это измена. Вы все изменники и заговорщики!.. Оцепить леса!..
– Сделано!
– Обыскать все тропинки с охотничьими собаками…
– Ищут и многих уже поймали.
– Травить их, как диких зверей. Пусть вся Атлантида зальется их кровью.
В зале произошло движение.
На черных носилках четыре служителя храма осторожно внесли Ацро-Шану, Верховного жреца.
Поддерживаемый под руку, жрец медленно сошел с носилок, благословил царя, подошел к своему креслу и, не опускаясь в него, обратился к царю с речью:
– Трижды великий, могучий, непобедимый, богами хранимый владыка Атлантиды! Моя старая грудь разрывается от тоски, глаза источают слезы, и язык мой не повинуется мне… Но боги бессмертные повелели мне сообщить тебе о великом бедствии, которое надвигается на Атлантиду. Увы, увы… Мы все погрешили перед богами, и гнев их обрушился на нас…
Гуан-Атагуераган заметно побледнел.
– Говори скорее, в чем дело, – сказал он глухим голосом.
– Атлантида обречена… Атлантида должна погибнуть… от страшного землетрясения. Огонь пожрет ее. Боги открыли мне прошлой ночью, что гибель Атлантиды неизбежна. Бог-Солнце, пылающий и грозный, явился мне в виде воина. Одежды его были как расплавленная бронза, и свет лица его ослеплял. И он сказал мне: «Спасайтесь!.. Спасайтесь, пока не поздно. Ибо не останется камня на камне и не уцелеет ни одно живое существо. Огонь истребит, океан поглотит Атлантиду. И там, где стояли высокие горы, только волны морские будут вздымать гребни свои. И сама память об Атлантиде сотрется в веках…»
Ацро-Шану говорил грозно, как пророк, и каждое слово его леденило сердце…
Царь откинулся, судорожно сжал ручку трона и прикрыл глаза. По его лицу прошла судорога.
![Вячеслав Шишков - Хреновинка [Шутейные рассказы и повести]](/uploads/posts/books/133763/133763.jpg)