Вагаршак Мхитарян - Год - тринадцать месяцев
— Папа! Ты пришел все-таки, — проговорил Борис, пряча за улыбкой слезы. — Чья победа?!
— Твоя, твоя, — проворчал отец, стирая платком пыль вокруг алых пятнышек на Борькиных коленях. — Врач у вас тут есть?
— А вот наша докторша, — показал я на подоспевшую Наташку.
Но та не нуждалась в представлении. Став на колени перед Борисом, она раскрыла свой чемоданчик и достала флакон.
Малинин, глядя, как Наташка намазывала Борькины колени зеленкой, спросил:
— Вы классный руководитель у Бориса?
— Да.
— Узнаю.
— Не удивительно. Заочно знакомы, вы даже интересовались моим опытом воспитательной работы.
Малинин вскинул на меня острые, насмешливые глаза. Во всем его облике было что-то острое — в коротко остриженном ежике густых, седеющих по вискам волосах, в худощавом лице с тонкими правильными чертами, в подтянутой спортивной фигуре. Кивнув в сторону новых бегунов, Малинин заметил:
— Что ж, опыт-то вообще ничего.
— Вы думали, мы только и годимся на то, чтобы уборные мыть? — не удержался я снова от шпильки.
Он довольно легко перенес и этот укол — мужественно улыбнулся, но неприятную тему переменил окончательно.
— Напишите отношение, я вам подошлю несколько машин песка и ракушек. Надо оборудовать площадку, — сказал он голосом, привыкшим отдавать распоряжения.
Тут только до меня дошло, что передо мной — целый клад для школы, и через несколько минут я уже вел директора Малинина знакомиться с Василием Степановичем.
Соревнования шли своим чередом. Все обходилось без «скорой помощи», если не считать нужды в валерьянке, которую испытывали некоторые мамы и даже тренеры. Таня Черногорова и Володя Григорьев ссорились из-за каких-то секунд, решавших место подопечных звеньев. Зато Женя Панфилов был спокоен и деловит. Не зря он подпольно тренировал своих. Третье звено, проиграв эстафету, снова оказалось впереди, когда подвели итоги по прыжкам.
Судьба кубка решалась на последнем этапе соревнований — в перетягивании каната.
На арену вышли первое и третье звенья. Ухватившись за концы каната, ребята нетерпеливо тягали его, примериваясь к противнику.
— Птенчики, помните, — наставляла своих Таня. — Первый рывок — половина победы.
На другом конце каната Женя Панфилов угрожал:
— Представьте себе так: если они перетянут — всех повесят на этом канате! Тянуть насмерть!
Раздался выстрел судьи. Первое звено сделало свой знаменитый рывок, и стоявший первым в ряду противников силач Сашка Кобзарь вынужден был переступить черту. Но это был единственный шаг к поражению. Третье звено остановилось и медленно-медленно потянулось назад. Видя такое дело, Наташка Барабак, бросив чемоданчик, ринулась на помощь к своим. Не выдержал дальнейших мучений Ленька Горохов. Забыв о запрете, он ухватился за канат. Но уже было поздно! Даже неистовый вой болельщиков не мог изменить исхода. «Птенчики» разом ослабили напряжение, и победители покатились на землю. Несколько мам бросились поднимать, ощупывать и отряхивать своих чадушек.
— Господи! Так и покалечиться недолго! Неужели нельзя придумать какую-нибудь тихую игру?!
Но кто слышал эти причитания! Вскочив на ноги, ребята принялись за сумасшедший танец:
— На-ша по-бе-да! На-ша по-бе-да!
…Почетное право опустить флаг спартакиады выпало на долю Витьки Сомова. Для многих это было неожиданностью. Длинноногий Витька вышел абсолютным чемпионом по бегу и прыжкам. Вдобавок он оказался застенчивым человеком. Сашка Кобзарь силой вытолкал его из строя и напутствовал:
— Иди! Кого побаиваться-то!
Витька быстрее, чем следовало бы, опустил флаг.
Все. Ребята побежали одеваться. Я поблагодарил судей и тренеров.
Подошло время, назначенное для родительского собрания. Я решил провести его на воздухе. Старшеклассники помогли переставить скамейки на западную сторону школы. Тень от здания и тишина юного сада должны были умиротворяюще подействовать на изволновавшиеся родительские сердца.
Пока гости усаживались, я успел их пересчитать. Тридцать три из тридцати восьми возможных. Пришел «кворум»!
— Разрешите наше первое классное собрание считать продолженным…
Дождь
— Вот и сам папочка разбойников явился! — гневно приветствовала меня Полина Поликарповна, когда я вошел в учительскую с последнего урока.
— Полина Поликарповна, вы бы отбирали эпитеты, прежде чем их употреблять, — укоризненно заметила Виктория Яковлевна.
— А вы не защищайте! — повернулась в ее сторону Полина Поликарповна. — Не защищайте! Я правду кому хочешь в глаза скажу. Распустил Горский класс дальше некуда. Демократию развел: что хотят, то и делают! Третьего дня говорю: «Вертела, пересядь на последнюю парту». А он мне: «У нас только староста имеет право пересаживать!» Где это видано?! Одного классрука и признают, а на остальных им наплевать! И вот, пожалуйста, результат: человека до инфаркта довели!
Человек, доведенный до инфаркта, была, по-видимому, Тина Савельевна. Она полулежала на диване с компрессом на лбу.
— Что же все-таки сделали разбойники? — спросил я Полину Поликарповну.
Но тут, размахивая компрессом, пошла на меня сама Тина Савельевна.
— Это вы им потакал! Вы их научил! Вы их так воспитал! Вы! Вы!
Тина Савельевна где-то узнала, что культурно говорит тот, кто к вежливой форме местоимения прибавляет глагол в единственном числе. Вот и получается: «Вы воспитал». Каждый раз, когда я слышу этот оригинальный оборот, меня разбирает смех. Наверное, и теперь я не удержался от ухмылки и тем поджег еще один бикфордов шнур. Тотчас же последовал новый взрыв.
— Нет! Подумать только! — компресс метнулся в сторону Полины Поликарповны. — Он еще насмехается! Вот она, современная молодежь! Я двадцать лет тружусь, не жалея сил, и никому не позволю издеваться над собой. Полина Поликарповна, я к вам обращаюсь официально как к председателю местного комитета! Я так не оставлю!
Тина Савельевна удалилась, хлопнув дверью. Полина Поликарповна, схватив со стола стакан и расплескивая воду, бросилась за ней.
Наконец я узнал о происшествии. Кто-то перед арифметикой натер доску воском и спрятал все ручки. Пока оттирали доску, учительница вела следствие. Никто не признался. Урок был сорван.
Легковерный человек! Я думал, что с этим навсегда покончено. И вот, пожалуйста, снова ЧП, и я отброшен назад. С чего начал, к тому и пришел. Я-то радовался!..
За окном лил дождь. Казалось, плавится свинцовое небо, стекая тонкими серыми нитями, — погода, ненавистная для бездомных собак, но для руководителя, потерявшего свой класс, самая подходящая, чтобы прогуляться и подумать.
Я снял с вешалки плащ и вышел. За дверью стояли Валерка Красюк и Оля Бабушкина. Похоже — делегация.
— Григорий Иванович, — выступил вперед Красюк. — Мы вас ждем. Летучка ведь. Вы забыли?
— Ничего я не забыл. Но вы, наверно, думаете, что классрук — это робот. Включили ток — и он пошел. А я живой человек! С каким настроением я пойду в класс? Идите сами и делайте что хотите. Можете организованно походить на головах. Это вполне в вашем духе.
Оставив ходоков с опущенными головами и не задирая своей, я поплелся вниз.
В вестибюле меня догнала Виктория Яковлевна.
— Пойдемте вместе. На двоих меньше придется дождя, чем на одного, — сказала она.
Мы вышли. Пахло свежим морем. Я вздохнул полной грудью и, запрокинув голову, подставил лицо под дождевой душ. Виктория Яковлевна, смеясь, проделала то же самое, но оступилась и угодила в лужу. Я хотел взять ее под руку. Она отстранилась.
— Вот так у меня во всем: протяну руку — пустота. Не сбываются желания, — признался я.
— Какой впечатлительный ребенок! Вас все еще мучает история с классом?
— Это частность. Проявление общего.
— Да. Причинно-следственная связь. Закон диалектики, — совершенно серьезно проговорила Виктория Яковлевна и, взглянув своими вечно смеющимися глазами, добавила: — Философ! Возьмите лучше с меня пример. Я признаю только такую философию, которая не сыреет даже в мокрую погоду.
— Из чего же она сделана?
— Из веры. Все к лучшему в этом лучшем из миров! — проговорила она девчоночьим звонким голосом. — Посмотрите! Сейчас не видно солнца. Но это не значит, что оно погасло. Оно там, за облаками. И вернется непременно!
Я старался приноровиться к маленьким шагам спутницы, но забывался, и тогда она не обходила, а задорно перепрыгивала лужицы. Девчонка! Я отобрал у нее тяжеленный портфель.
— Знаете, как меня первый раз встретил мой класс? Спиной! Да, да! Руководителем у них был молодой парень, поэт. Через полгода его перетащили на работу в телецентр. Но он успел обворожить своих пятиклассников так, что те не признавали никакой замены. И вот я вхожу и вижу картиночку: все двадцать парт повернуты от доски, и деточки смирно сидят ко мне спиной. И только летом, когда мы пошли в поход, они окончательно повернулись ко мне лицом. А что было за эти полгода? Сколько раз я отказывалась от них, дулась, по неделям не разговаривала. Даже ревела по ночам, но от этой влаги еще лучше рос бурьян в классе. А потом вмешался Василий Степанович и взял с меня страшную клятву, что я никогда не буду опускать руки. Я научилась верить в удачу и, представьте, получила награду.
