Виктор Конецкий - Том 6 Третий лишний
Положение осложнялось еще тем, что в Мурманске нет спиртоводочных заводов и пустить картофельную гниль хотя бы на технический спирт не представлялось возможным…
К счастью, срочно прислали картошку из Смоленска, и мы смогли выйти из порта…
Мне иногда просто стыдно писать свою романтическую прозу, когда рядом, под боком, творится такое. Но и не писать я не могу. Вот в чем дело. И мучаюсь, и кусаю себе локти, а выхода нет.
Юрий Александрович знакомит с попутчиком.
В Мурманске берем с собой Ефима Владимировича Акивиса-Шаумяна — с обязательной доставкой его на Диксон, то есть потеряем время на заход. Он останется в Штабе Западного сектора или начальником, или замом. Потомок бакинского комиссара.
Он жалуется на боль при потягивании, боль отдает в сердце. Тревожится Ефим Владимирович только тем, что теперь его могут комиссовать. Пытался отговорить его от смертельно опасной, на мой взгляд, затеи — обрывает грубо. Вообще-то очень разговорчив — может быть, температура?
Сходил на базар. Он оказался закрыт на «санитарный день», что не мешало торговле возле. Купил черники у азербайджанца, два кило.
Шел назад привычной, сокращающей дорожкой, через железнодорожные пути.
Ночью был град или снег с ядрышками льдинок в сердцевинках снежинок. Лопухи побило крепко — насмерть. Распластались по слякоти — сдались. Репейники стали из зеленых коричневыми, но торчат упрямо на бровках железнодорожной колеи.
Вечерело. Солнце было четким и красно-оранжевым. И невольно в башке отметилось: «По такому хорошо поправку компаса брать!» Оно — светило — заходило за западные сопки Мурманска.
У проходной порта стыли мокрые автомашины на плиточной стоянке. А в лужах — все переливы далеких питерских перламутров и вечерней терпкой голубизны в облачных разрывах на низких небесах.
С залива, с севера, как и положено, прохладой веет, скорее даже уже полярным, баренцевым холодком.
Так я и попрощался с землей в этот, последний раз.
Вечером читал «Поиски оптимизма» Виктора Шкловского.
Интересно, можно ли найти в Гумилеве романсовое начало? Помню, как поразился, когда в какой-то статье вычитал: «В строчке Маяковского „любовная лодка разбилась о быт“ романсовая утопия названа „любовной лодкой“, а реальность — „бытом“. Не случайно Виктор Шкловский говорил о предсмертном письме поэта, что оно — романс. Его поют и трамваях беспризорные… Они сразу узнали в письме Маяковского песню. А это письмо — только припев к большому стихотворению „Во весь голос“. Вот какую историю имеет линия, простая линия романса: многократно побежденная и многократно победившая». Автор статьи еще заметил, что в русском романсе часто оказывается неведомый сочинителю, «нечаянный» социальный смысл.
Умных людей на свете куда больше, чем нам в обычной жизни кажется.
10.08. Суббота. Остановили погрузку из-за дождя. Вообще, груз для нас в порту есть полностью.
Расспрашиваю капитана о старпоме. Старпом Юрий Дмитриевич — сынок капитана одного из наших балтийских портов, этакий румяный и благополучный юный мужчина.
— Вовсе не пьет. А на мой взгляд, один трезвый старший помощник лучше десяти пьяных капитанов-наставников…
Юрий Александрович часто повторяет слово «пневмо-торакс». Запомнил его с детства, когда болел друг деда. На спине у старика он видел вырезанные пятиконечные звезды. Соратник Лазо. Потом, естественно, враг народа.
— Чего в детстве сделали самое плохое? — спрашиваю я.
— Был у меня велосипед с настоящей фарой от аккумулятора. Как-то ночью отец вправлял соседу вывихнутую руку, и погас свет… Отец велел мне принести фару. А я не принес, поскупился… Наврал что-то, и вот до сих нор мучает…
Юрий говорит, что про революцию есть три настоящие книги — «Тихий Дон», «Хождение по мукам» и «Доктор Живаго». Он смотрел «Живаго» за границей в кино. Его потрясла сцена, когда Живаго гибнет под трамваем. И музыка. Балалайка виртуозная. И «тема Лары».
«Живаго» по прочтении Юрий Александрович выкинул за борт. Боже, сколько я таким же образом с подветренного борта подобных книг на подходах к родным портам повыкидывал…
Что стоило моряку книгу провезти! Перед этим рейсом пришел ко мне в гости капитан Евгений Михайлович Дмитриев. И подарил книгу «Дело Солженицына» (издательство «Посев») с моим письмом IV съезду писателей против засилья цензуры. А на книге написал: «Я приобрел эту книгу в порту Ванкувер, и в порту Находка из-за наших советских стукачей мне прихлопнули визу в 1982 году. Я остался безработным. Дарю эту книгу в Ленинграде В. В. Конецкому на память о тех смутных временах».
Второй помощник Иван Христофорович Подшивалов, тридцать лет.
Мой герой Фома Фомич Фомичев не любил тридцатилетних. Главной внешней чертой их поведения считал чрезмерную уверенность в себе и самомнение, которое граничит с наглостью. Говорил так: «Зады у них замечательные. Иногда кажется, они специально для оттопыривания зада подкладывают под джинсы боксерские перчатки».
Посмотрим.
В ожидании отхода судна занимаюсь историей, ибо окружающая обстановка развитого социализма способна спровоцировать на глупости в адрес местного начальства.
В 1822-1825-е годы капитан второго ранга Михаил Петрович Лазарев, командуя фрегатом «Крейсер», совершил третью кругосветку. С ним шел шлюп «Ладога». «Ладогой» командовал старший брат Лазарева капитан-лейтенант Андрей Петрович Лазарев. Мичманами на «Крейсере» были Нахимов, Путятин и будущий декабрист Завалишин, который умудрился отправить из плавания Александру I послание, в котором заявил, что император «ведет Россию не туда, куда следует». Мичмана возмутило одобрение императором ввода французских войск в революционную Испанию.
Непрошеным образом давняя история сравнивается с моим сегодняшним гражданским поведением. Когда после прибытия в Мурманск ночевал в гостинице, буфетчица тридцать минут отгружала двум лохматым паренькам сто бутылок пива, а затем отказалась меня обслуживать: «Двадцать часов на ногах, теперь две минуты первого, и у нас обед!» Гостиница, конечно, высотная, на улице +6, и в номере тоже.
Поднимешь шум — окажешься на мурманских сопках.
11.08. Отошли из Мурманска в 15.00. Сильный ветер и волна порядочная.
В шестнадцать сдали лоцмана у Тюва-губы. С борта лоцманского катера пайлот нам традиционно не помахал на добрый путь ручкой — на меня обиделся. Лоцман горой за нашу «победу в Афганистане», ну а я обозвал его идиотом.
Вышли из Кольского залива и сразу попали в океан чудовищного, запредельного, потустороннего, пьяного, наркотического какого-то мата в эфире. Вероятно, на постах СНИС вахтенные нажрались какого-нибудь одеколона или еще почище чего — эфира нанюхались… Это под самым носом у всего командования Северного флота!
Капитан Резепин побледнел от бешенства, у меня руки задрожали. Так дрожащей рукой и писал срочную РДО о хулиганстве в эфире мурманскому начальству.
Никакого ответа не последовало. Пьяный матерный бред продолжался минут двадцать. А выключить радиотелефон мы не могли — права не имели. Господи, какая мразь есть в нашем могучем и великом! Пером — это уже факт — не опишешь… Пусть безумствует море и хлещет, Гребни волн поднялись в небеса, — Ни один пред грозой не трепещет, Ни один не свернет паруса.
На выходе из залива с правого борта «СРТ-4285». Ленивый. Или с похмелья. Я предполагал, что он отвернет вправо. Отвернул влево. Поговорили о моей любви к логгерам, дали частые гудки, СРТ свернул.
Перед рыбаками всегда тянет снять шапку.
Сам никогда не работал на лове рыбы в океанах. Но на рыболовецких судах плавал довольно долго. Так что условия жизни на маленьких рыболовных судах представляю, хотя существует огромная разница между перегоном таких судов из пункта «А» в пункт «Б» и работой на них по лову рыбы.
Еще видел, как тонут рыбаки. Хорошо помню спасение рыболовного траулера «Пикша». Это был еще угольщик. Так и вижу кочегаров, которые копошились в уже затопленном котельном отделении по пояс в черной жиже, продолжая совковыми лопатами вытаскивать из-под воды уголь. Судно имело уже очень большой, смертельный дифферент, и спустился я в западню котельного отделения, чтобы передать кочегарам приказ — стравливать из котлов пар и глушить топки. Самое замечательное, что эти чумазые черти меня обматерили, ибо они меня не знали в лицо и не поверили в истинность такого приказания.
Вспоминаю давние приключения не из желания похвастаться. Просто приятно вспомнить, что судьба сводила в жизни и с настоящими рыбаками.
Было что-то символическое в том, что к погибающему «Механику Тарасову» первыми на помощь бросились БМРТ-559 «Толбачик» и БМРТ-244 «Иван Дворский». Профессионалы знают, что высота борта таких судов чрезвычайно затрудняет возможность поднять с воды оказавшихся в море людей. Мне приятно было узнать, хотя слово «приятно» здесь, конечно, не к месту, что реальную помощь погибающим оказали и датские рыбаки с СРТ «Сицурфари».
