Михаил Булгаков - «Мой бедный, бедный мастер…»
– В кармане у меня паспорт, – прибавил доктор Воланд, пряча карточку, – подтверждающий это.
– Вы – немец? – спросил густо-красный Берлиоз.
– Я? Да, немец! Именно немец! – так радостно воскликнул не мец, как будто впервые от Берлиоза узнал, какой он националь ности.
– Вы инженер? – продолжал опрос Берлиоз.
– Да! Да! Да! – подтвердил инженер. – Я – консультант.
Лицо Иванушки приобрело глуповато-растерянное выражение.
– Меня вызуал, – объяснял инженер, причем начинал выговари вать слова все хуже… – я все устраиль…
– А-а… – очень почтительно и приветливо сказал Берлиоз, – это очень приятно. Вы, вероятно, специалист по металлургии?
– Не-ет, – немец помотал головой, – я по белой магии!
Оба писателя как стояли, так и сели на скамейку, а немец остался стоять.
– Там тшиновник так все запутал, так запутал…
Он стал приплясывать рядом с Христом, выделывая ногами неле пые коленца и потрясая руками. Псы оживились, загавкали на него тревожно.
– Так бокал налитый… тост заздравный просит… – пел инженер и вдруг.
– А вы, почтеннейший Иван Николаевич, здорово верите в Хри ста. – Тон его стал суров, акцент уменьшился.
– Началась белая магия, – пробормотал Иванушка.
– Необходимо быть последовательным, – отозвался на это кон сультант. – Будьте добры, – он говорил вкрадчиво, – наступите но гой на этот портрет, – он указал острым пальцем на изображение Христа на песке.
– Просто странно, – сказал бледный Берлиоз.
– Да не желаю я! – взбунтовался Иванушка.
– Боитесь, – коротко сказал Воланд.
– И не думаю!
– Боитесь!
Иванушка, теряясь, посмотрел на своего патрона и приятеля.
Тот поддержал Иванушку:
– Помилуйте, доктор! Ни в какого Христа он не верит, но ведь это же детски нелепо доказывать свое неверие таким способом!
– Ну, тогда вот что! – сурово сказал инженер и сдвинул брови. – Позвольте вам заявить, гражданин Бездомный, что вы – врун свиня чий! Да, да! Да нечего на меня зенки таращить!
Тон инженера был так внезапно нагл, так странен, что у обоих приятелей на время отвалился язык. Иванушка вытаращил глаза. По теории нужно бы было сейчас же дать в ухо собеседнику, но рус ский человек не только нагловат, но и трусоват.
– Да, да, да, нечего пялить, – продолжал Воланд, – и трепаться, братишка, нечего было, – закричал он сердито, переходя абсолютно непонятным способом с немецкого на акцент черноморский, – трепло, братишка. Тоже богоборец, антибожник. Как же ты мужи кам будешь проповедовать?! Мужик любит пропаганду резкую – раз, и в два счета чтобы! Какой ты пропагандист! Интеллигент! У, глаза бы мои не смотрели!
Все что угодно мог вынести Иванушка, за исключением последне го. Ярость заиграла на его лице.
– Я интеллигент?! – обеими руками он трахнул себя в грудь. – Я – интеллигент, – захрипел он с таким видом, словно Воланд обозвал его, по меньшей мере, сукиным сыном. – Так смотри же!! – Ива нушка метнулся к изображению.
– Стойте!! – громовым голосом воскликнул консультант. – Стойте!
Иванушка застыл на месте.
– После моего евангелия, после того, что я рассказал о Иешуа, вы, Владимир Миронович, неужто вы не остановите юного безум ца?! А вы, – и инженер обратился к небу, – вы слышали, что я честно рассказал?! Да! – и острый палец инженера вонзился в небо. – Оста новите его! Остановите!! Вы – старший!
– Это так глупо все!! – в свою очередь закричал Берлиоз. – Что у меня уже в голове мутится! Ни поощрять его, ни останавливать я, конечно, не стану!
И Иванушкин сапог вновь взвился, послышался топот, и Христос разлетелся по ветру серой пылью.
И был час девятый.
– Вот! – вскричал Иванушка злобно.
– Ах! – кокетливо прикрыв глаза ладонью, воскликнул Воланд, а затем, сделавшись необыкновенно деловитым, успокоенно доба вил: – Ну, вот, все в порядке, и дочь ночи Мойра допряла свою нить.
– До свидания, доктор, – сказал Владимир Миронович, – мне пора.
Мысленно в это время он вспоминал телефоны РКИ…
– Всего добренького, гражданин Берлиоз, – ответил Воланд и вежливо раскланялся. – Кланяйтесь там! – Он неопределенно по махал рукой. – Да, кстати, Владимир Миронович, ваша матушка по чтенная…
«…Странно, странно все-таки, – подумал Берлиоз, – откуда он это знает… Дикий разговор… Акцент то появится, то пропадет. Ну, сло вом, прежде всего, телефон… Все это мы разъясним…»
Дико взглянув еще раз на сумасшедшего, Берлиоз стал уходить.
– Может быть, прикажете, я ей телеграммку дам? – вдогонку крикнул инженер. – Здесь телеграф на Садовой, поблизости. Я бы сбегал?! А?
Владимир Миронович на ходу обернулся и крикнул Иванушке:
– Иван! На заседание не опаздывай! В девять с половиной ровно!
– Ладно, я еще домой забегу, – откликнулся Иванушка.
– Послушайте! Эй! – прокричал, сложив руки рупором, Во ланд. – Я забыл вам сказать, что есть еще шестое доказательство, и оно сейчас будет вам предъявлено!..
Над Патриаршими же закат уже сладостно распускал свои пару са с золотыми крыльями, и вороны купались над липами перед сном. Пруд стал загадочен, в тенях. Псы во главе с Бимкой верени цей вдруг снялись и побежали не спеша следом за Владимиром Ми роновичем. Бимка неожиданно обогнал Берлиоза, заскочил впе реди него и, отступая задом, пролаял несколько раз. Видно было, как Владимир Миронович замахнулся на него угрожающе, как Бимка брызнул в сторону, хвост зажал между ногами и провыл скорбно.
– Даже богам невозможно милого им человека избавить!.. – раз разился вдруг какими-то стихами сумасшедший, приняв торжествен ную позу и руки воздев к небу.
– Ну, мне надо торопиться, – сказал Иванушка, – а то я на заседа ние опоздаю.
– Не торопитесь, милейший, – внезапно, резко и окончательно меняясь, мощным голосом молвил инженер, – клянусь подолом ста рой сводни, заседание не состоится, а вечер чудесный. Из помоек тя нет тухлым, чувствуете жизненную вонь гнилой капусты? Горожане варят бигос… Посидите со мной…
И он сделал попытку обнять Иванушку за талию.
– Да ну вас, ей-богу! – нетерпеливо отозвался Иванушка и даже локоть выставил, спасаясь от назойливой ласки инженера. Он быст ро двинулся и пошел.
Долгий нарастающий звук возник в воздухе, и тотчас из-за угла до ма с Садовой на Бронную вылетел вагон трамвая. Он летел и качал ся, как пьяный, вертел задом и приседал, стекла в нем дребезжали, а над дугой хлестали зеленые молнии.
У турникета, выводящего на Бронную, внезапно осветилась тре вожным светом таблица, и на ней выскочили слова «Берегись трам вая!».
– Вздор! – сказал Воланд. – Ненужное приспособление, Иван Николаевич, случая еще не было, чтобы уберегся от трамвая тот, ко му под трамвай необходимо попасть!
Трамвай проехал по Бронной. На задней площадке стоял Пилат, в плаще и сандалиях, держал в руках портфель.
«Симпатяга этот Пилат, – подумал Иванушка, – псевдоним Варлаам Собакин»…
Иванушка заломил картузик на затылок, выпустил рубаху, как са пожками топнул, двинул мехи баяна, вздохнул семисотрублевый ба ян и грянул:
Как поехал наш Пилат
На работу в Наркомат.
Ты-гар-га, маты-гарга!
– Трр!.. – отозвался свисток. Суровый голос послышался:
– Гражданин! Петь под пальмами не полагается. Не для того са жали их.
– В самом деле. Не видал я пальм, что ли, – сказал Иванушка, – да ну их к лысому бесу. Мне бы у Василия Блаженного на паперти сидеть…
И точно, учинился Иванушка на паперти. И сидел Иванушка, по громыхивая веригами, а из храма выходил страшный грешный чело век: исполу – царь, исполу – монах. В трясущейся руке держал посох, острым концом его раздирал плиты. Били колокола. Таяло.
– Студные дела твои, царь, – сурово сказал ему Иванушка, – лют и бесчеловечен, пьешь губительные обещанные диаволом чаши, вселукавый мних. Ну а дай мне денежку, царь Иванушка, помолюся ужо за тебя.
Отвечал ему царь, заплакавши:
– Почто пужаешь царя, Иванушка. На тебе денежку, Иванушкаверижник, Божий человек, помолись за меня!
И звякнули медяки в деревянной чашке.
Завертелось все в голове у Иванушки, и ушел под землю Василий Блаженный. Очнулся Иван на траве в сумерках на Патриарших пру дах, и пропали пальмы, а на месте их беспокойные коммуны уже ли пы посадили.
– Ай! – жалобно сказал Иванушка. – Я, кажется, с ума сошел! Ой, конец…
Он заплакал, потом вдруг вскочил на ноги.
– Где он? – дико вскричал Иванушка. – Держите его, люди! Зло дей! Злодей! Куси, куси, куси, Банга, Банга!
Но Банга исчез.
На углу Ермолаевского неожиданно вспыхнул фонарь и залил ули цу, и в свете его Иванушка увидел уходящего Воланда.
– Стой! – прокричал Иванушка и одним взмахом перебросился через ограду и кинулся догонять.
Весьма отчетливо он видел, как Воланд повернулся и показал ему фигу. Иванушка наддал и внезапно очутился у Мясницких во рот, у почтамта. Золотые огненные часы показали Иванушке по ловину десятого. Лицо Воланда в ту же секунду высунулось в окне телеграфа. Завыв, Иванушка бросился в двери, завертелся в зер кальной вертушке и через нее выбежал в Савельевский переулок, что на Остоженке, и в нем увидел Воланда – тот, раскланявшись с какой-то дамой, вошел в подъезд. Иванушка – за ним, двинул в дверь, вошел в вестибюль. Швейцар вышел из-под лестницы и сказал:
