Василий Ажаев - Далеко от Москвы
Вокруг Беридзе и Умары толпа, главный инженер беззаботно рассказывает, как. однажды, в ранней молодости, он познакомился в море, далеко от берега, с хорошей девушкой. Толпа смеется, и никто не разоблачает Беридзе, хотя многие знают, что плавать он почти не умеет. Алексей едва вытащил его из пролива...
— Что скажет нам наше бюро изобретательства? — слышит Алексей вопрос начальника строительства, обращенный к аккуратному, всегда подчеркнуто любезному инженеру Полозкову.
Полозков поднимается:
— Я думаю дать товарищу Ковшову две диаграммы: динамику поступления рацпредложений по месяцам и сумму условной годовой экономии, полученной от изобретательства.
Совещание хохочет. Батманов смотрит сердитыми глазами на Полозкова.
— Не нужна ваша «динамика» и «условная экономия»! Вы дайте нам живое человеческое сообщение о безусловном творчестве наших инженеров и рядовых строителей. На участках мы видели изобретательство на каждом шагу. Вся левобережная трасса Беридзе и Карпова — что это такое? А способ развозки труб «на себя» Ковшова и Махова? А премиальный ларек Рогова и Кучиной? Или силинский бульдозер, подминающий тайгу? Или взрывной метод рытья траншей Кузьмы Кузьмича Тополева? А сварка труб в зимних условиях? А передвижка по льду стальных плетей длиной в километр? Товарищи дорогие, ведь все это новаторство!
...Алексей реально представляет себе: подходит критический момент испытания. Беридзе теперь уж не покидает опрессовочного аппарата. Сотни внимательных и настороженных глаз строителей прикованы к манометрам. Давление в нефтепроводе неуклонно поднимается. Либо оно достигнет красной черты — семидесяти атмосфер, и тогда загремят аплодисменты и многоголосое восторженное «ура!», Беридзе с Умарой, подхваченные сильными руками, взлетят над толпой. Либо уплотнённая вода разорвет стыки — и тогда... «Они увлеклись там, как бы не случилось несчастья?» — беспокоится Алексей и в ответ явственно слышит, как голосом Грубского непрерывно передается по тридцати километровой трассе предостережение: «Отойти от траншеи — опасно! Отойти от трубопровода — высокое давление, опасно! Товарищи, осторожно! Внимание!»
— Вы смело и честно, товарищ Ковшов, говорите в Москве о наших недостатках, промахах, неудачах и ошибках! — гремит голос Батманова. — В наш коллектив пробрались предатели — мы не сразу их раскусили. В нашей среде нашлись дезертиры, шкурники и трусы — не замалчивайте этого. У нас были и такие, которые не верили, что можно построить нефтепровод за год. Были и такие, что не считали строительство стоящим делом и подавали рапорты об отправке их на фронт.
Гречкин толкает Алексея в бок:
— Про тебя речь. Чувствуешь?
— Расскажите все, как было, товарищ Ковшов, — заглушает Гречкина Батманов. — Мы сначала неправильно поняли режим военного времени, не занимались бытом. Инженеры мерзли у нас в обледенелых каморках, в столовой кормили одной картошкой. «Что ж поделаешь — война!»
...Алексей в уме отсчитывает секунды и еле сидит на месте. «Пора бы... Почему Беридзе молчит? Неужели катастрофа?» В кабинет торопливо входит секретарша и, покосившись на Алексея, что-то шепчет начальнику строительства. Тот протягивает руку к отставленному в сторону селекторному аппарату. Алексей вскакивает...
...Шум врывается в кабинет, как вода в пустой шлюз. Сначала ничего нельзя разобрать, чувствуется лишь, что шум этот означает нечто огромное и значительное: не то бушующее море, не то грохот большого сражения. Все напряженно вслушиваются. В оглушающем хаосе звуков вдруг отчетливо звучат отдельные человеческие голоса, восклицания: «Это Сталину нашему подарок!», «Качать Умару Магомета!», «Где товарищ Ковшов? Где наш начальник? Качать товарища Ковшова!», «Ура главному инженеру Беридзе!» И снова голоса растворяются в усиливающемся шуме, теперь понятном. Это рукоплескания, овация тысячной толпы строителей.
Алексей, не дыша, стиснув зубы, прильнул к селектору. Он словно впитывал в себя отголоски жизни своего участка.
Наконец буря звуков начала утихать. Возник голос Беридзе:
— Управление! Управление!
— Я управление! — ответил Батманов.
— Докладывает главный инженер Беридзе. Испытание головного участка прошло блестяще! Трубопровод в тридцать километров не дал ни одного разрыва даже при максимальном давлении в семьдесят атмосфер! Поздравляю вас, товарищ начальник строительства, и прошу передать поздравление товарищу Ковшову и всему коллективу управления.
— Вас от души поздравляю, товарищи! — ответил с жаром Батманов.— Работа строителей головного участка заслуживает самой высокой оценки. Красное знамя управления оставляем за участком. Немедленно же сообщим о вашей победе в Москву и Рубежанск.
— Начальник, хорош моя сварка? — вмешался Умара Магомет. — Помнишь, говорил: «Быстро варишь, брак не сделай». Ни один стык не порвался. Премия давай сварщикам, обещал!
— К ночи получите приказ с премиями, — взволнованно сказал Батманов.
...Вспыхивают аплодисменты — и теперь в кабинете Батманова. Все стоя хлопают в ладоши и смотрят на Ковшова. Он никого не замечает, напряженно пригнулся к селектору, губы у него шевелятся, глаза часто-часто моргают. Парторг кивком показывает на него Батманову, сам придвигается к микрофону, кричит:
— Товарищи строители головного боевого участка! У аппарата ваш начальник инженер Ковшов. По срочному заданию он вылетает в Москву, поэтому его нет сейчас с вами. Он хочет сказать вам слово...
Участок замирает... Алексей с минуту молчит, собирая мысли.
— Товарищи дорогие! — говорит он, преодолев волнение. — В самый критический момент мне пришлось покинуть участок. Но и отсюда, за несколько сотен километров, я сердцем своим ощущал, как минута за минутой проходило испытание. Как я рад, дорогие, что нефтепровод наш в порядке! Молодец, Умара! Молодцы, сварщики! Мысленно обнимаю вас и жму руки...
— Алеша! — снова слышен голос Беридзе, голос захмелевшего человека. — Меня все просят передать тебе... Очень заметно твое отсутствие. Как могу, стараюсь заменить тебя. Мы гордимся, что именно ты — посланник от нашего коллектива в Москву. Скажи столице: все наши думы о ней!
— Сталину доклад делай: весь нефтепровод будет такой, как наш участок! Ни одного разрыва стыка! Даю слово! — тоном приказа говорит Умара.
Алексей послушно кивает головой...
Глава четырнадцатая
В Москву!
Вышло так, как и предполагал Гречкин: отчет пришлось готовить ему вдвоем с Алексеем.
— И зачем, скажи на милость, созывали это совещание? — ворчал плановик. — Только растревожил Батманов людей. У меня до этого все ясно было: какие цифры нужны, какие объяснения. Теперь сомневаюсь... И жди-пожди, пока начальники отделов принесут свои фантазии.
Они распределили между собой работу: Гречкин собирал материалы и готовил отчетные сведения, Алексей вместе с Кобзевым прикинул, какие потребуются ему к отчету карты, графики, чертежи и схемы, и принялся обдумывать план доклада.
За двое суток Гречкин сумел вытянуть докладные записки от всех начальников отделов. Они приходили и заранее оправдывались: «Пока слушали Батманова, руки тянулись к перу, а сели писать — не получилось».
— Давай лучше поговорим, я все тебе передам живыми словами, — с виноватым видом предложил Федосов. — Мучил, мучил себя, а все без толку. Скажи, пожалуйста, роман, что ли, должен я тебе принести?
Гречкин и Алексей показали записки начальнику строительства. Василий Максимович просматривал их, читал Залкинду отдельные выдержки и ругался.
— Так и знал! «Связисты мобилизовали себя на преодоление любых трудностей». Это Васильченко Таня так-то пишет, чего же можно ожидать от Либермана! Или вот вам произведение бриза: «сущность рационализации, внесенной инженером Тополевым, заключается в нижеследующем». Дальше идут пункты: «а», «б» — целый алфавит. Бедный Кузьма Кузьмич, наверное, перевернулся бы в гробу от этих нижеследующих слов, сделанных из жести. Смешки вам! — заметил Василий Максимович улыбки Алексея и Гречкина. — Будете сами сочинять. Только попробуйте принести что-нибудь похожее!
Ковшов и Гречкин писали доклад и спорили — получалось «типичное не то», по излюбленному выражению Гречкина. Кобзев принес большую, мастерски вычерченную им карту Дальнего Востока с условным изображением нефтепровода. И нарисованный он казался громадным, протянувшись черным, под цвет нефти, каналом по всему листу с нанесенной на нем сеткой, голубыми жилками рек и кружочками городов и селений. По обе стороны от нефтепровода струились тонкие параллельные цветные линии, где каждый сантиметр был равен десяти километрам. Красная линия означала автодорогу, синяя — связь, коричневая — развозку труб по трассе, зеленая — сварку, розовая — рытье траншей, голубая — очистку, изоляцию и спуск трубопровода в траншею, желтая — испытание его водой, сиреневая — засыпку траншеи землей, фиолетовая — постройку нефтеперекачечного узла и оранжевая — гражданские сооружения.
