Юрий Смолич - Избранное в 2 томах. Том 2. Театр неизвестного актера. Они не прошли
Я долго звонил, никто не открывал. Не слышно было, чтобы дверь моей комнаты заскрипела. Бедная Катря, она, должно быть, спит, — устала после трудного, хлопотливого дня. Я снова позвонил, потом еще раз. Наконец послышалось быстрое шарканье по половицам. Маруся в башмаках на босу ногу спешила к дверям. Она впустила меня, прикрывая заспанное лицо платком.
Перед дверью в комнату я остановился, унял свою буйную радость и непреодолимое желание распахнуть дверь и броситься Катре в объятия. Я тихонько вошел, стараясь не шуметь — Катря ведь спит, не надо ее тревожить.
Перешагнув на цыпочках порог, я также бесшумно притворил дверь. Пьянящий аромат роз ударил мне в голову. Сердце у меня стучало так, что стекла окон, казалось, отвечали ему эхом. Сквозь этот шум невозможно было услышать легкое дыхание спящей Катри. Ощупью приблизился я к дивану. Мои руки нащупали спинку, валик, — вот сейчас будут и Катрины ноги. Нет, она, должно быть, сжалась: свернулась калачиком. Мои руки передвинулись по дивану вверх…
Внезапно я отшатнулся и бросился к выключателю. Яркий свет в первое мгновение ослепил меня.
Но я сразу увидел.
Комната была пуста.
На диване лежала лишь небрежно брошенная в угол смятая подушка. Вмятина на подушке еще сохраняла форму покоившейся на ней головы. Я схватил подушку и прижал ее к лицу. Сквозь одуряющий запах роз, наполнявший мою комнату, я ощутил нежный аромат Катриных волос. Я не вдыхал его уже полгода, но я распознал бы его и через сто лет среди всех ароматов мира.
На телефонном аппарате у изголовья лежал кусочек бумаги, вырванный из моей записной книжечки.
«Милый, родной! — писала Катрина рука. — Что-то случилось, нас перебили, или ты куда-то исчез, и я уже никак не могла дозвониться к тебе. Я не успела сказать тебе, что экспедиция завтра днем вылетает из Москвы. Мое сообщение, неожиданно для меня самой, имеет огромное значение. Его должны знать в Москве завтра же утром, до отлета экспедиции. Не знаю, придется ли мне лететь с экспедицией завтра, но надо быть готовой ко всему, и я взяла все твои чистые носовые платки. Вагон экспедиции прицеплен к курьерскому номер один. Беги немедленно на вокзал, чтобы я могла хоть взглянуть на тебя перед новой разлукой. Как глупо сегодня вышло! Я так боюсь, чтобы ты не разлюбил меня! Ты ведь не разлюбишь, правда? Пойми, если бы я знала, что мне придется уехать, я прибежала бы к тебе на секцию, в поликлинику или в клинику. Я так страшно люблю тебя. Куда сильнее, чем раньше. Не знаю, удастся ли мне сказать тебе это на вокзале, но я не могу ждать еще год, как мы с тобой решили! Я хочу стать твоей женой немедленно. Ты непременно приготовь все, чтобы, когда я вернусь, мы могли прямо с вокзала поехать в загс, в тот же день, в тот же час, в ту же минуту! Телеграфируй мне про все, сколько бы их ни было, опыты с пантафагом. Как я благодарна тебе за розы! Я спрятала одну из них на груди… Как будто это ты. Милый, беги, жду, не разлюби!»
Я побежал. Пол колыхался под ногами, мир вокруг меня вихрился, подобно вьюге, вещи опускались и вздымались, как на волнах. Катря меня не разлюбила! Ее доклад имеет огромное значение! Она любит меня еще больше! Ах, идиот! Ведь я же мог повторить пробу 73 завтра!
Дойдя до дверей, я возвратился и схватил телефонную трубку. Отирая пот со лба, я запросил справочное бюро Южного вокзала, в котором часу отходит на Москву курьерский номер один? Катря станет моей женой, когда возвратится с Яблонового хребта!
Наконец справочное ответило: курьерский номер один отошел две минуты назад…
«Яблоновый хребет начинается за Байкалом, — вспомнилось мне с совершенной точностью в ту секунду. — Он начинается от Арейского озера как продолжение Малханского хребта и является водоразделом между реками Хилок и Ингода. Самая высокая вершина хребта — Большой Саранакан…»
Час или больше я просидел на том же месте. Хребет есть цепь гор… Я лег на спину и погасил свет. Хребет есть цепь гор. Лица Катри я так и не смог воспроизвести в своей несчастной памяти. Хребтом называется цепь гор… Розы пахли одуряюще. Катря любит меня — куда крепче, чем раньше. Хребет есть цепь гор…
Зазвонил телефон. Ночная сестра уведомляла меня, что Тарнавский стал приходить в себя. Рвоты нет, икоты тоже. Температура 37,8. Все шло нормально. Я поблагодарил и попросил снова позвонить мне через час.
— Мне не хотелось бы, доктор, беспокоить вас ночью.
— Ничего, ничего, я вряд ли усну, позвоните через час.
«Итак, Тарнавский будет жить! Ему повезло, что прободение произошло в клинике. Если бы это случилось дома или на улице, — ему бы несдобровать! И какое счастье, что нашелся профессор Маленко: Это виртуоз в операциях на желудке. А разве диагноз плох? Мой диагноз — абсолютно точен. Видно, из меня таки будет врач. Пантафаг есть! Катря меня любит крепче, чем раньше! Хребет есть цепь гор! — Я вспомнил ребенка, которого душил круп. — Как это было давно. Ах нет, это было сегодня утром, на рассвете». Я позвонил в Помиркскую эпидемическую больницу, и дежурный ответил мне, что ребенок чувствует себя хорошо, температура стремительно падает. Разговаривая с врачом, я подумал, а не попытаться ли применить пантафаг при дифтерии и вообще при заразных болезнях горла? Завтра же надо будет посоветоваться с ларингологами и эпидемиологами… Надо раздеться и лечь по-человечески в постель.
Я зажег свет и набрал номер 0–6.
Телеграф ответил не сразу.
— Примите срочную — скорый поезд номер один.
— Ваш адрес?
Я сказал адрес.
— Номер вагона и кому?
— Номера вагона я не знаю. Специальный вагон геологической экспедиции, Екатерине Алексеевне Думирец.
Телефонистка записала.
— Дальше!
— Дальше? Ах, в самом деле, что дальше?
— Быстрее, гражданин, не задерживайте меня.
Я заволновался. Мне так много надо было Катре сказать и про свою радость, и про тоску по ней.
— Ну? — нетерпеливо подгоняла телефонистка.
— Простите, минуточку, я сейчас. Понимаете… мы полгода не виделись, сегодня утром она приехала, но нам не удалось встретиться, и она снова уехала на три месяца на Яблоновый хребет…
Телефонистка молчала. В трубке была абсолютная тишина.
— Алло? Вы слушаете? Алло!
— На Яблоновый хребет? — после паузы отозвалась телефонистка.
— На Яблоновый.
— Это же за Алтаем, — сказала телефонистка. — Последняя железнодорожная станция Чита.
— Кажется, так.
— Что же писать?
— Пишите: пантафаг семьдесят три есть…
— Что есть?
— Пантафаг. Такой препарат. Я сделал его сегодня. По буквам: Прися — Ася — Нюся — Тося — Ася — Фрося — снова Ася — Ганнуся 73 есть. Даю твое имя Катрина. По буквам…
— Понятно: пантафаг-Катрина. Дальше?
— Телеграфируй согласие. Телеграфируй результаты доклада Москве и идентичность твоих опробований.
— Дальше?
— Жду. Твой.
Телефонистка прочла текст.
— Спасибо, — сказал я.
— Спокойной ночи, товарищ, — ответила она.
— Спокойной ночи.
— Не грустите, товарищ.
— Спасибо, я постараюсь.
— Поздравляю вас с вашим изобретением.
— Спасибо, товарищ.
— Три месяца это не так уж долго…
Она хотела еще что-то сказать, но только вздохнула и повесила трубку.
Я погасил свет и лег.
Пантафаг-Катрина семьдесят три. Через три месяца — Катря моя жена. Хребет есть цепь гор…
1940
Юрий Смолич
(Биографическая справка)
Юрий Корнелиевич Смолич родился в 1900 году в Умани. Отец его был преподавателем гимназии. Детство и юность будущего писателя проходили в среде трудовой украинской интеллигенции. Окончив в 1918 году гимназию в Жмеринке, Ю. Смолич поступил на технический факультет Киевского коммерческого института, но вскоре, чтобы избежать мобилизации в гетманские войска, он должен был вернуться в Жмеринку. Здесь он вступает в отряд Красного Креста по борьбе с сыпным тифом. После восстановления в городе советской власти Ю. Смолич работает в красноармейском театре, обслуживавшем фронтовые части. В 1922 году он переходит в театр имени И. Франко. Довольно длительное время Ю. Смолич работает в театре как актер, режиссер и драматург.
Литературные способности у Ю. Смолича проявились еще в гимназические годы, когда он выступил со своими первыми стихами и рассказами. Одновременно с участием в самодеятельных, а затем и профессиональных театральных коллективах Ю. Смолич пишет рассказы и повести. Сборники «Окраина за базаром» (1924) и «Воскресенья и понедельники» (1927) были посвящены революции, гражданской войне и первым годам мирного строительства.
В 1925 году Ю. Смолич написал приключенческий роман «Последний Эйджевуд», вслед за ним — научно-фантастический «Хозяйство доктора Гальванеску», вошедший в трилогию «Прекрасные катастрофы». В эти же годы Ю. Смолич выступает с сатирическими романами (например, «Сорок восемь часов»).
