Сергей Каширин - Полет на заре
А море продолжало штормить. Волны подбрасывали лодку, будто играли со щепкой. Одна из них подняла капитана над хаосом других гребней, и ему показалось, что впереди мелькнула какая-то точка света. Вроде крупной звезды. Мелькнула и пропала. Потом появилась снова.
«Не может быть! — не поверил Куницын. — Померещилось…»
Некоторые путешественники уверяют, что без воды можно прожить немногим более двадцати часов. Затем глаза наполняются светом, и это значит, что наступает конец. Неужели прошло уже столько времени с тех пор, как он катапультировался?
Летчик на минуту закрыл глаза, чтобы дать им отдых, и опять стал всматриваться в ночную мглу. Впереди и в самом деле призывно вспыхивал, то тускнея и пропадая, то появляясь вновь, красный огонь. В его мерцании угадывалась какая-то правильность, ритмичность.
Проверяя себя, Иван отводил взгляд, поворачивал голову в стороны. Если свет будет виден и там, значит, это галлюцинации. Нет, там только темень. Тогда впереди что? Катер? Но он бы двигался, рыскал по курсу, на нем были бы и другие огни.
— Маяк! — прошептал Куницын, еще не веря своим глазам, но сердце его забилось сильнее. — Конечно маяк…
Огонь маяка. У них на аэродроме тоже есть неоновый светомаяк. Он установлен возле ближней приводной радиостанции в створе посадочной полосы. Видишь его мигание — смело снижайся туда: впереди аэродром. Интересно, а что обозначает этот маяк? Очевидно, берег. Ивану очень хотелось, чтобы там был берег.
Вспышки все ярче и ярче. Похоже, что маяк уже недалеко, но Куницын не стал обманывать себя. По опыту ночных полетов он знал, что в темноте огни всегда кажутся очень близкими, однако это не так: ночь скрадывает расстояние. Учитывая это, Иван смирял охватившую его радость. Излишнее волнение пагубно не только в минуту опасности, но и в момент избавления от нее. Не торопи этот момент, распредели силы так, чтобы не выдохнуться, не проглядеть что-то на полпути. Ты летчик. Ты знаешь это.
Прежде всего — лодка. Поработать на всякий случай насосом, осмотреться как следует. Может, это какое-нибудь судно? Нет — маяк. А маяк в море всегда служит для людей путеводной звездой, ориентиром, куда надо держать курс.
Огонь больше не пропадал. Его не могли затушевать ни дождь, ни мрак. Мигал он размеренно, вроде бы бесстрастно и механически ровно, но сколько тепла и обещаний в каждой вспышке! Не спуская глаз с маяка, Куницын греб и греб одеревеневшими, не чувствовавшими холода руками. В его воображении уже рисовалась встреча со служителем маяка, который заботливо обогреет, напоит и накормит человека, попавшего в беду…
Хорошо бы сейчас в жаркую баню, а потом поесть перловой каши. Иван сам не знал, почему ему захотелось именно перловой. Где он ел эту кашу? Кажется, еще во время войны, мальчишкой. А потом — в подготовительной авиационной спецшколе. Там все называли перловую кашу «шрапнелью», досадовали, что их «заряжают» перловой по нескольку дней подряд. А ведь она вкусная. В летной столовой здесь, на Севере, кормят отменно, но самые изысканные блюда не могут идти в сравнение с горячей перловой кашей. Потом — чай. Такой, чтобы в стакане кипел. Он попросит старика (Иван полагал почему-то, что служителем маяка окажется старый рыбак), чтобы непременно был кипящий чай.
«Только бы не испугался, когда я постучусь в его сторожку, — размышлял летчик, — а то, чего доброго, и дверь не откроет. Надо подать голос заранее».
Маяк все ближе и ближе. Он как бы поднимается над волнами. Наверно, под ним очень высокая башня. Возможно, там есть и прожектор, и моторная лодка. Вот бы выслали навстречу!
— Э-э-эй!
Голос прозвучал хрипло. Никто не откликнулся на такой вялый призыв о помощи, никто его не услышал. А земля — вот она, рядом. Видимо, какой-то мыс или полуостров, далеко выступающий в море, потому что вокруг него — волны и волны. Вон с каким гулом и грохотом разбиваются они о камни.
Летчика ожидало разочарование. Перед ним был не берег и не мыс, а небольшой островок, вроде скалы, возвышавшейся над морем. На ней и стоял маяк, предостерегающий моряков от возможного столкновения с этой скалой в ночной темноте. Ладно, пусть островок, пусть скала. Только бы выбраться на сушу, ощутить под ногами земную твердь, отдышаться, прилечь, вытянуть онемевшие ноги.
Предвкушая отдых, Иван устремился вперед и не сопротивлялся, почувствовав, что его несет к скале, которая почти отвесно вставала из моря. Он не замечал, с какой яростью налетали на остров обгонявшие его волны. Лишь в самый последний момент, когда гремящий водоворот подхватил лодку и швырнул ее на темную гранитную стену, инстинкт, осторожность, а скорее всего, летная смекалка подсказали ему, что делать: защищаясь, летчик выставил руки вперед.
Назад, скорее назад! Он нарушил одно из главных правил, которые хорошо знают все мореплаватели: не приставать к берегу с наветренной стороны. Теперь волны свирепо били его о крутой каменистый берег.
Трудно сказать, сколько времени и сил потребовалось летчику, чтобы обогнуть эту скалу. Шлюпка терлась бортами о гранит, могла вот-вот превратиться в обыкновенный мешок и спеленать ему ноги. Иван так отчаянно отталкивался, греб с таким исступлением, что начал задыхаться. И все же ушел от опасного места. Сделав небольшую передышку, он обогнул островок и подплыл к берегу с подветренной стороны.
Здесь берег оказался более пологим, и Куницын кое-как выполз на сушу. В лодке было полно воды, но он потянул ее за собой.
Все тревоги и волнения, страх за свою жизнь, ежеминутная возможность утонуть — все это наконец осталось позади. Но у Ивана не было сил радоваться. Кружилась голова, стучало в висках, точно рядом по огромной наковальне бил многопудовый молот, и летчик свалился на каменистый грунт. Он неподвижно лежал на твердой, незыблемой земле, а ему все казалось, что море продолжает швырять его то вверх, то вниз, и маяк раскачивался перед глазами, словно на качелях.
Так вот она какая — морская качка во время шторма. Она намного тяжелее воздушной болтанки. На самолете в вихрях атмосферы броски бывают более сильными и злыми, но переносить их вроде бы легче. Болтанку к тому же можно в какой-то мере смягчить, парируя крены и клевки машины рулями. Морскую качку ничем локализовать нельзя. Ты целиком и полностью в ее неистовой власти. А она бьет и бьет, методично, последовательно, и бесконечно. Не случайно, наверно, есть такое выражение: «пытка качкой».
Моряки измеряют шторм в баллах. Сколько баллов сегодня? Три, пять? Все двенадцать? Для корабля такая качка, которую перенес он, может, и невелика. Но для его маленькой лодки сила волн казалась неимоверной. Было, пожалуй, все сто баллов. Даже здесь, с подветренной стороны, волны с ревом накатывались на берег. Порой они накрывали бессильно распластавшегося летчика. Куницын не шевелился, не подавал никаких признаков жизни, и никто не спешил к нему на помощь.
«ВСЕ РАВНО ПРИДЕТ!»
Ах, если бы это было возможно: не думать. Есть, видимо, такие счастливые люди, которые умеют не думать. Она не умеет. Мысли плывут и плывут…
В тот день она была в самом лучшем настроении. Это оттого, что Юрик спокойно спал ночью и она хорошо отдохнула.
— Ты, Лиля, сегодня какая-то… — Иван, собираясь уходить на аэродром, вдруг остановился, посмотрел на нее с удивлением ? будто давно не видел, и фраза эта вырвалась у него сама собой. Он тут же застеснялся нахлынувшей нежности и все свел к шутке: — Какая-то не такая…
— И ты какой-то не такой, — смеясь, в тон ему ответила Лиля. Ей хотелось спросить, не трудный ли предстоит полет, но она сдержалась. Муж не любил таких вопросов.
Когда Иван ушел, она выглянула в окно. Было еще темно, но Лиля сразу поняла, что погода скверная: на небе ни одной звездочки. Значит, день снова будет ненастный.
Утром по небу, поползли густые, черные тучи. Но странно, несмотря на мрачную погоду, у нее было такое ощущение, что все вокруг пронизано легким солнечным светом. Это у нее всегда так, когда хорошее настроение. И наверное, еще потому, что она южанка: у них на юге пасмурные дни редки.
Неожиданно — Лиля сама удивилась яркости возникшей перед глазами картины — вспомнился жаркий осенний полдень. Она с подругами шла из школы. Шла — и так легко-легко, радостно-радостно было на сердце! С самого утра ее переполняло предчувствие чего-то необычного. Так бывает в детстве перед праздником, когда тебе пообещают подарок.
«Чего я жду? Чего?» — спрашивала она сама себя и не могла ответить на этот вопрос.
Впереди возле самой дороги показались виноградники. Там, то пригибаясь, то выпрямляясь, ходили люди. Они срезали с кустов виноградные гроздья и клали их в корзины.
Лиля засмотрелась на виноград. Ягоды крупные, сочные и на солнце отливают янтарем. И вдруг…
