Владимир Кормер - Человек плюс машина
Старушки стенографистки обращали свои взоры то к одному, то к другому: записывать или нет?
— Кто хочет выступить? — Кирилл Павлович был, по общему впечатлению, в полной прострации.
— Позвольте мне? — поднялся внезапно Лелик Сорокосидис со своего места. (Я, кажется, и не сказал, что с месяц назад стараниями Эль-К он был введен в состав ученого совета института.)
— Вам?! — искренне удивился Кирилл Павлович (да и все отчасти были удивлены). — Пожалуйста…
Имитируя деловитость и особенно усердно выворачивая ноги носками наружу, почти перпендикулярно направлению движения, Лелик побежал к трибуне.
— Я целиком и полностью согласен с яркой и, я бы сказал, убедительной речью Кирилла Павловича, — начал Лелик. — Он отметил поистине серьезные и актуальные проблемы науки и ее развития в качестве социального института. Исключительно глубокими и верными показались мне мысли Кирилла Павловича о том, что научно-техническая революция постоянно повышает и расширяет роль коллектива в производительности труда, о том, что в современной научной индустрии занято большое количество людей, в связи с чем результаты их деятельности зависят от слаженности их совместных действий. Меня также глубоко взволновало, товарищи, и высказанное Кириллом
Павловичем положение об усилении роли ответственности ученого… каждого из нас… Да, не всегда мы еще в полной мере осознаем эту ответственность, питаемся подчас устарелыми, как верно отметил Кирилл Павлович, идейками относительно места ученого в процессе научно-технического прогресса. В частности, не всегда мы еще отдаем себе полный отчет в насущной необходимости всеобъемлющего, строгого и оперативного контроля над научной деятельностью, в необходимости применения самых строгих критериев и санкций к труду исследователя, в необходимости выработки неукоснительнейших норм и правил, регламентирующих нашу работу. Я в этом отношении целиком присоединяюсь к мнению Кирилла Павловича. Так дальше продолжаться не может! Бесхозяйственности, разбазариванию государственных средств должен быть положен конец!.. Вот Иван Иванович… — При этих словах тон Лелика неуловимо изменился, и мы навострили уши. — Он хочет все организационные и административные функции — учет, контроль, планирование — передать машине. В нашем ВЦ математики уже разрабатывают такую программу; считается, что машина справится и с этим. — Все вопросительно обернулись к Ивану Ивановичу: правда ли? О программе такой как-то упоминалось, но вскользь, мы не предполагали, что сам Иван Иванович уже этим занялся. — Я не отрицаю полезности и важности такой работы, она должна и будет вестись. Но, товарищи… Иван Иванович, дорогой! Давайте смотреть правде в глаза, к чему призывал нас, собственно говоря, Кирилл Павлович…
Пройдет по меньшей мере три года, пока вы разработаете эту программу, потому что в настоящий момент это еще является утопией! Это утопия, дорогой мой! А машина нужна, позарез нужна нам сегодня! Сейчас же! Да и чего вы добьетесь? Ну, предположим, наведете вы относительный порядок… в учете материалов, упростите процедуру расчетов с заказчиками… Я, повторяю, не отрицаю полезности этого, и работа в этом направлении просто должна вестись. Но примите во внимание и другую сторону дела! Я бы сказал даже… этическую… Потому что именно о проблемах этики ученого и говорил, как мне кажется, в конечном счете Кирилл Павлович… Эти проблемы необычайно остро стоят в современной науке… Так вот… Что станется за это время с персоналом?! Ведь это же молодежь! Мы должны, мы не имеем права не думать о ее воспитании! Мы должны растить ее, это наше будущее! Да, товарищи!.. А не секрет, что в вычислительном центре создалась, как справедливо заметил Кирилл Павлович, нездоровая атмосфера. Вы все знаете, что персонал в ВЦ занимается главным образом тем, что играет с машиной в шахматы. Это было бы еще полбеды, шахматы — хорошая игра, я сам люблю сыграть в шахматишки. Но ведь не секрет, что у нас играют и на пиво! То есть фактически создан и тотализатор! Вы уже слышали, что получили распространение и карточные игры! Я пробовал с этим бороться, но вынужден был отступить, поскольку Иван Иванович фактически меня от руководства… отстранил и эти… несовместимые с нравственным кодексом увлечения молодежного персонала фактически поощрял! Имеются, таким образом, и элементы разложения. В прошлом году уже был, как вы помните, случай, когда у нас в городке угнали машину. — (Голоса с мест: «Угнали-то школьники. И не наши, а из Волобуевска!») — Так что ж, неужели ждать, пока этим начнут заниматься наши?! Нет, эдак безделье только получает моральное оправдание!.. Разве это этично — играть с машиной в карты, да еще и на пиво?!
— Ну, она-то пива как раз и не пьет! — угрюмо заметил М. П. с места.
— А не пьет, так будет пить! — парировал с неожиданной быстротой Лелик этот выпад. — У нас уже и без того распространяются, как вы знаете… я бы сказал… мистические настроеньица, что, дескать, с машиной в состоянии справиться один только Иван Иванович, что он, дескать, «сросся» с машиной и так далее… Об этом исключительно точно, на мой взгляд, поставив вопрос на принципиальную высоту, говорил сам Кирилл Павлович…
Тут Кирилл Павлович, надо отдать ему должное, не выдержал и постучал карандашом по столу:
— Что вы конкретно предлагаете?
— Я предлагаю? — Лелик малость стушевался. — Я… предлагаю… установить у дверей вычислительного центра дополнительную охрану, чтобы ограничить, а то и вовсе пресечь поток посторонних посетителей… любителей азартных развлечений!.. Во-вторых, я предлагаю…
Но этого предложения за поднявшимся шумом было уже не разобрать; не записали ничего и стенографистки; Кирилл
Павлович тщетно стучал карандашиком. Наконец шум затих, и слово взял Опанас Гельвециевич.
— Многие выдающиеся ученые поигрывают в карты, — сказал он. — Эйнштейн, Нильс Бор, Исаак Ньютон…
— Да, играли, но не в азартные игры, а в коммерческие! — успел вставить Эль-К. — И не на казенные, а на свои!
— Нет, Макс Лауэ в своей «Истории физики» подтверждает, что был случай, играли и на казенные, — живо возразил О. Г. — Я сам в молодости… Эхс-хс… Вот помню, однажды… сидим мы… Я, подъесаул Вахонев и член-корреспондент Виталий Лазаревич Гелиоконский, радиоастроном, царство ему небесное… Да-а, в «фараона» теперь уже и не играет никто… Вот помню, как сейчас… Гелиоконский сдает… У меня на левой руке…
Я позволю себе опустить дальнейший рассказ Опанаса Гельвециевича (Гелиоконский блефовал, подъесаулу не везло, он, разъярясь, выхватил шашку и…). Опускаю также и выступление одного из наших замдиректоров, которое было посвящено главным образом статистике убытков (основные цифры были мною приведены выше). Еще ряд выступивших требовали принятия решительных мер в отношении картежников: «пресечь», «объявить выговор», «уволить» и т. д. Перехожу непосредственно к выступлению Эль-К.
— Друзья, я разделяю вполне ваше беспокойство по поводу определенных… м-м… негативных аспектов, обнаружившихся за последнее время в работе нашей системы автоматизации, — сказал Эль-К. — Вместе с тем мне представляется, что наша дискуссия приобрела… м-м… несколько односторонний характер и грозит вылиться, в общем-то, в… примитивное, я бы сказал, осуждение тех или иных сотрудников из вычислительного центра, повинных… и так далее… Друзья мои, мне представляется, что, столь безоговорочно порицая и осуждая персонал вычислительного, и Ивана Ивановича в первую голову, за некоторые действия, противоречащие, как здесь уже было сказано, кодексу… м-м… нравственности, мы рискуем… вместе с водой выплеснуть и ребенка. Смею в этом случае вас уверить, что отнюдь не от нечего делать и не из пустого пристрастия к шахматам или к карточной игре Иван Иванович, а за ним и некоторая часть молодежи предались на машине тому роду занятий, который вызвал столь бурную вашу реакцию. Смею вас уверить, что эти занятия по сути своей носят для Ивана Ивановича… не вполне однозначный характер! Это ведь эксперимент, друзья мои! Да-да, именно так! И смею вас уверить, он, этот эксперимент, имеет определенную тенденцию к теоретической и практической ценности. Ведь Иван Иванович у нас давно уже увлечен интереснейшими и весьма серьезными проблемами… проблемами исследования сознания, а в конечном счете — создания искусственного интеллекта! Вы и не догадывались, возможно, об этом, полагали, что для него машина — это, так сказать, механизм, не более того. А я-то знаю, что для Ивана Ивановича наша машина — это прежде всего искусственный мозг, потенциальные возможности которого еще предстоит раскрыть. И это опять-таки не самоцель, это необходимо, ибо Иван Иванович убежден, что таким путем он сможет проникнуть в тайны человеческого мозга! В тайны человеческой психики и интеллекта! «Музыку я разъял как труп! Поверил я алгеброй гармонию!» — вот девиз Ивана Ивановича! Художник, ученый чаще всего творит не задумываясь. А логики типа Ивана Ивановича ищут способов прикосновения к тайнам интуиции через исследования элементарных, простейших процессов принятия решений, выбора и так далее… Что ж, с чего-то ведь надо начинать, не правда ли? И не исключено, что работа с шахматными программами (такая работа и с теми же целями ведется, как вам известно, наверное, не только у нас) даст какие-то положительные результаты… В то же самое время мы и о карточной игре должны сказать… Хотя здесь, конечно, вопрос сложнее, ибо мы неизбежно вторгаемся в область этического, морального, то есть в область субъективного. Что здесь можно сказать? — вздохнул Эль-К. — Видите ли, на мой взгляд, неверно было бы утверждать, что между наукой, научным поиском, с одной стороны, и этикой, общественным благом — с другой, нет никакого противоречия. Ну, в самом общем смысле это, конечно, так, противоречий нет. Но на деле единство научной истины и общественного блага, отношений этической сферы осуществляется не столь уж гладко… Напомню вам слова цитированного мною уже персонажа: «Гений и злодейство — две вещи несовместные»… В конечном счете это так, однако исторически возможны и оговорки. Все вы знаете, какую роль играла карточная игра, например, для развития теории вероятности. Или другой пример — Леонардо да Винчи, этот гений человечества и научного знания, который вместе с тем, как хорошо известно, был изобретателем различных остроумных по своей конструкции орудий для истребления людей. Таким он был и как человек науки, исследователь, экспериментатор. Немало было написано о противоречиях его загадочной натуры, но такие черты (своего рода «демонизм знания») присущи многим деятелям эпохи Ренессанса. Вспомните Кардано (карданный вал!) — ученого, астролога, авантюриста… Обращаясь к конкретной истории, мы видим, что наука пользовалась покровительством при дворах тиранов, да и сами эти демоны власти, способные на чудовищно жестокие преступления, были нередко образованнейшими людьми, для своего времени, как, например, Сиджисмондо, Малатеста и другие… Так что формула «гений и злодейство — две вещи несовместные» требует диалектического применения… Я говорю о том, что ученый, преследуя интересы чистой истины, нередко оказывается вынужденным преступить некоторые моральные запреты… История, повторяю, знает тысячи таких примеров… Разум, как писал Маркс, существовал на свете всегда, но не всегда в разумной форме. Так и с добром получается: оно не всегда выступает исторически в «доброй и нравственной» форме, иногда и в очень даже «недоброй». Увы, это относится и к прогрессу науки!..
