Чингиз Айтматов - Рассказы
Сейнеп-апа на пальцах сосчитала, сколько дней осталось до воскресенья. Четыре! Как долго! А ей хотелось как можно скорей увидеть Саадат и Касымджана. Посидев немного, она решительно поднялась, достала из сундука белое полотно и скроила большую мужскую рубаху. Потом затопила печь. В комнате сразу стало уютней. Пока варилось мясо, Сейнеп-апа почти сшила на машинке рубашку. Теперь она не сидела сложа руки, а суетилась возле котла, в котором жарились боорсоки. Лицо, разгоряченное огнем, порозовело, покрылось мелкими каплями пота. Глаза блестели в ожидании чего-то радостного. Со стороны могло показаться, что Сейнеп-апа готовится к большому празднику. Да это и действительно было так. Она решила сейчас же идти на «Старое кочевье». Когда приготовления были окончены, Сейнеп-апа принесла припасенную в приданое Саадат большую цветастую шаль и все это вместе с рубашкой сложила в один «глаз» курджуна, а другой наполнила мясом и боорсоками. Теперь можно было идти, но она раздумывала — не подобает без приглашения являться к замужней дочери. Токой советовал ждать осени. Нет, это слишком долго. Правда, Саадат и Касымджан приедут в воскресенье. Но до воскресенья еще целых четыре дня… Она хочет сейчас увидеть своих детей, своими глазами посмотреть, что делается на «Старом кочевье». А вдруг ее осмеют? «Пусть судят как хотят, а я пойду».
Сейнеп-апа надела новое шелковое платье, новые ичиги и галоши, лучший чапан, перекинула на плечо курджун, накрылась большим мешком и вышла из дому.
А на дворе шел белый дождь…
* * *В серой дождливой мгле по тропинке через пашню медленно ехала женщина верхом на лошади. Верно говорит Токой: распахано море земли, прорыты большие арыки, и первые всходы яровой пшеницы, мокрые, зеленые, робко пробиваются сквозь толщу земли. Не узнать «Старого кочевья»! Где клочок земли, не давший плодов? Где арык, по которому не поднялась вода?..
Сейнеп-апа слезла с лошади, села на камень и заплакала. Но теперь это были слезы гордости за своих детей, за их большие дела.
1954.
Перевод Гвоздиловой.
СЫПАЙЧИ
Однажды в середине лета, как говорит старинное предание киргизов Таласской долины, одному джигиту потребовалось быстро перебраться через реку Талас. На противоположном берегу его ждала невеста, которую он должен был ночью увезти. Подъехал вечером джигит к реке и не узнает ее: воды в ней — видимо-невидимо! От старого брода и следа не осталось. В отчаянии мечется джигит по берегу, боясь упустить красивую невесту. Наконец, понадеявшись на силу своего жеребца, решился. Но только было вошел в воду джигит, как сшибло с ног лошадь и понесло. Лошадь утонула, а сам он каким-то чудом спасся, ухватившись за прибрежные кусты. Вылез джигит из воды сам не свой, от страха зуб на зуб не попадает. О красивой невесте и думать забыл. Обратил свое лицо на запад, упал на колени, молитвенно сложил руки:
— О всевышний! За милость твою принесу в жертву еще одного коня!..
— Рад, что не утонул!
Спустя несколько дней приходит бедняга к реке и диву дается: воды как не бывало! Река обмелела. Невдалеке нашел он труп своей лошади, выброшенный на берег. Снял седло, взвалил на спину, идет. Смотрит: по тому же самому месту, где он недавно чуть не погиб, преспокойно едет на осле какой-то дряхлый старик.
— Эй ты! — погрозил джигит кулаком. — Разве я хуже тебя и твоего осла? — упал и горько зарыдал: не поспел он в ту ночь — невесту его другой джигит умчал к себе в аил.
Эту историю часто рассказывает сыпайчи[6] Бекназар.
— С нашей рекой, брат, не шути! — ухмыляясь в усы, поучает он. — Сегодня воды в ней по колено, течет, никого не тронет, а завтра рассвирепеет — мосты снесет. Она что живая — ее понимать надо…
В долине уже светло, а здесь еще сумрачно, холодом дышит ущелье. На замшелых ноздреватых камнях лежит испарина. Туман, поднявшись с реки, лезет в расщелины, ползет по скалам, высоко-высоко взбирается на их вершины и незримо улетает ввысь, к тихой заводи облаков.
В ущелье идет извечная борьба. Талас, стиснутый каменным ложем, неистово требует воли: он со страшной силой бросается к подножиям утесов, бьется об их каменную грудь. Но, увы! Утесы угрюмо молчат, они недвижны, равнодушны. В бессильной злобе захлебывается вспененная река, падает навзничь и рассерженной змеей уползает назад. В глухом, тревожном рокоте ее слышится то угроза, то мольба. Вот, собрав свежие силы, река снова бросается на скалистые стены ущелья и вновь отступает, тяжко вздыхая. И так без конца.
Вырвавшись из ущелья, Талас заметно сбавляет свой бег. Но и здесь он неугомонен. Река наталкивается на новые препятствия, теперь уже чинимые людьми. По правому берегу, наискось к течению, далеко протянулись сыпаи: здесь берут воду три правобережных колхоза. Река бушует, переваливая через запруду. Часть ее отводится к главному арыку и потом — на поля.
Сюда каждым день чуть свет приезжает Бекназар. Из ущелья доносится приглушенное урчание реки, тянет влажный ветерок. От воды и ветра кожа на лице Бекназара, как у моряков, загрубелая, сухая, плотно очерчивает бугры скул. Небольшие глаза с красноватыми прожилками на белках зорко глядят из-под нависших бровей.
Бекназар, спутав лошадь, идет на свое излюбленное место — большой плоский камень, нависший над водой. Шагает он не спеша, немного косолапо. На нем легкий ватный чапан с нагрудным кармашком, куда он кладет пузырек с насваем. Ворот полотняной рубашки туго облегает мускулистую шею. Из-под голенища ичигов высовывается рябиновая ручка камчи. Бекназар сидит на корточках, долго и внимательно смотрит на стремнину, прислушивается к гулу, вырывающемуся из широкой пасти ущелья. Ничто не ускользнет от взора Бекназара. Как по книге читает он реку. Он видит все, что она несет с собой, все, что стало ее добычей.
Чоп, чоп, чоп, — плещется вода под камнем, смывает и вновь намывает маленькие барханчики мелкого песка.
Бекназар — потомственный сыпайчи. Еще сызмальства перенял он эту профессию от дедов и на всю жизнь пристрастился к ней. Отец его разбился здесь, на Таласе, в неравной борьбе с разливом. Сам он не раз был на волоске от смерти. Подводные камни Таласа оставили Бекназару на память глубокий шрам на лбу. Жена устала отговаривать его оставить это занятие. Бекназар был глубоко убежден в том, что весь их род должен быть только сыпайчи. Сыпайчи для него — настоящий мужчина, первый дехканин. Бекназар с благоговением чтил память отцов, строго держался их обычаев. Мало этого, на беду жене он уже давно, чуть не со дня рождения, метил в сыпайчи своего сына — шестнадцатилетнего Алымбека. Это — самая дорогая мечта, это смысл его жизни. Оставить после себя настоящего сыпайчи — значит не даром прожить жизнь, значит сделать что-то полезное для других. И Бекназар втайне гордился сыном, подмечая в нем задатки будущего сыпайчи. Еще с детства, в свободное от школы время, Бекназар постоянно возил с собой Алымбека на реку, обучая его понимать «язык воды».
Бекназар любил сына по-своему, суровой любовью, требуя от него безоговорочного повиновения. Он считал, что иначе ребенок отобьется от рук и станет бездельником.
Алымбек вырос смышленым парнем. Он так же, как отец, крепок телом, а от матери унаследовал большие, с красивым разрезом глаза. Спокойный, сосредоточенный взгляд Алымбека придавал ему вид взрослого человека. И только темный пушок над пухлыми губами подчеркивал, что он еще совсем юн. Алымбек раньше никогда не возражал отцу. Но вот на днях, возвратившись из школы, Алымбек вдруг сказал:
— Хорошо бы, ата, устроить на наших сыпаях шлюзы. Знаешь, вот там, на откосе, в начале главного арыка.
— Шлюзы? — переспросил Бекназар. — А ты знаешь ли, что такое шлюзы?
— А как же! Учитель физики объяснял нам. Он говорит, что если не сейчас, то после воины на всех сыпаях обязательно будут шлюзы.
— В том-то и дело, сынок, не до шлюзов сейчас — война идет. Обойдемся и без них.
— Но ведь деревянные можно построить. Три колхоза вместе что-нибудь да сделают, — настаивал Алымбек.
Тон сына не понравился Бекназару:
— Ты не умничай, Алымбек! И без тебя есть кому подумать об этом. Твое дело — ходить в школу да присматриваться к работе отца, пока он жив. Вот окончишь летом семилетку — и принимайся за дело. Поступишь в водхоз объездчиком. У нас, сынок мой, главное — опыт, смекалка, глазомер. Слава богу, деды твои и я век прожили на Таласе без всяких шлюзов.
Алымбек промолчал и с удивлением посмотрел на отца.
Когда по утрам Бекназар выезжал к сыпаям, соседи шутя говорили:
— Поехал наш Бекназар выслушивать «пульс» Таласа.
Действительно, сидя на своем заветном камне, Бекназар, как опытный врач, изучал дыхание горной реки. Талас — река кочующая. В дни разлива она меняет свое русло несколько раз. То течет по одному краю поймы, нанесет туда камня, песка, ила, то перевалится и пойдет другой стороной. Придешь на прежнее место, а там уже дно сохнет от солнца. Вот и угадывай, где будет главное русло. Случается, что и прогадаешь: построишь сыпай, а вода возьмет да и уйдет. Значит, остались на бобах, напрасно строили запруду. Или же, наоборот, при малой воде построят большие сыпаи, чтобы выше поднять ее уровень, а вода вдруг нахлынет сюда могучим напором, понесется по арыкам и разнесет все до основания. Хорошо еще, если сыпаи не выдержат такой силищи и будут унесены водою, иначе придется специально снимать запруду, разрушать то, что долго и упорно возводили своими руками.
