Антонина Коптяева - Собрание сочинений. Т.1. Фарт. Товарищ Анна
Он ходил из угла в угол по своему кабинету, заглядывал к спавшей Маринке, выбегал на крыльцо, прислушиваясь к шагам прохожих, ждал Анну. Но она не приходила, и Андрей снова шагал по комнатам, курил, думал и, промучившись почти до утра, не дождался — уснул на диване усталый, но впервые почти успокоенный.
34Когда он проснулся, то не нашел жены дома: работа в эти дни заменила ей все, и она отказывала себе в отдыхе. Мысль о том, что придется отложить разговор до вечера, испугала Андрея, и он сразу кинулся в контору. У Анны теснился народ. Поговорить было невозможно, но, сознавая это, Андрей, все-таки вошел к ней.
Накануне он почти уверил себя в том, что она не оттолкнет его. Однако уверенность покинула его, едва он переступил порог ее кабинета. Он боялся взглянуть на нее, но взглянул и поразился: кого же он жалел, кому сострадал! Перед ним сидела женщина с таким светлым и строгим лицом, с таким ярким блеском в глазах, что он растерялся. Движения ее были полны женственно-сдержанной простоты и в то же время энергией. Все, с кем она разговаривала, казалось, хорошели и молодели, как бы облученные этой ее душевной энергией. Минут пять Андрей наблюдал и вышел, как прибитый, прежде чем она успела обратиться к нему, с трудом соображая, куда ему идти и что делать. Жалеть Анну было уже невозможно, но и… радоваться тому, что она не нуждалась в его жалости, он не мог. Предоставленная ему нравственная свобода испугала и принизила его. Он посидел у себя в кабинете и снова вернулся к Анне. У нее были уже другие люди, но и на них она действовала так же неотразимо.
Старый брюзга — инженер с рудника — докладывает о бурении десятины. Анна внимательно глядит на него, делает быстрое движение рукой, повторяя цифру процента, она улыбается одобрительно, и старый инженер весь выпрямляется, расцветает. Они прощаются, словно два заговорщика, и Андрею завидно, что это не с ним так говорила она.
Молодой голенастый практикант из горного техникума подходит к ее столу. Анна посылает его на трудный участок и говорит:
— Работа там предстоит тяжелая, не осрамитесь.
В радостном смущении парень неловко отвечает:
— Как-нибудь, потихоньку…
Все смеются, улыбается и Анна, взгляд ее становится матерински мягким, лучистым, и опять Андрею завидно, что этот взгляд не для него.
— Нет, уж лучше не потихоньку, а так, как мы с вами уговорились, по-настоящему! — говорит она, превращая неловкость в шутку.
* * *Он застал ее наконец одну поздно вечером. Анна сидела за столом, освещенным настольной лампой, торопливо записывала что-то в блокнот. За день энергия ее уже израсходовалась, но и усталая она была прекрасна.
— Сейчас, — кинула она Андрею.
Он взял стул, но не сел, а, опираясь на его спинку, пытливо всмотрелся в строгие черты Анны.
— Ну что скажешь, товарищ Подосенов?
Андрей молчал, прислушиваясь к тому, как тяжело дышала она, рассматривал пятнышки — примету будущего материнства, которые снова оттенили ее припухшие губы. Он увидел, как похудело ее лицо при цветущей полноте тела.
— Анна… Значит, это правда, Анна? — спросил он робко. — Почему ты мне не сказала о себе?
Ресницы женщины опустились. Конечно, он честный человек и сознание долга привело его теперь к ней. Но разве сна могла принять его, пришедшего только по велению отцовского долга? Жестокая борьба чувств прошла по ее лицу легкой судорогой, но она сделала над собой усилие и ничего не выдала взглядом Андрею: ни упрека, ни злобы не заметил он в ее глазах.
— Почему я не сказала? А что бы это могло изменить в наших отношениях? — так же тихо, но твердо спросила Анна. — Чтобы ты остался, а потом вечно сожалел о потерянной любви? Это была бы такая напрасная жертва!
Она метнулась от него, подобно магнитной стрелке при внезапном приближении железа, а подойти ближе, чтобы совсем притянуть ее к себе, у Андрея не хватило решимости: нестерпимый стыд овладел им.
— Как ты можешь так… так спокойно говорить об этом?
Анна закусила губу: слова его возмутили ее. Она вскинула голову, вызывающе, гордо улыбнулась ему в лицо.
— Видишь ли… Мне кажется, волнение может повредить нашему… моему будущему ребенку.
35Стаи гусей и уток двинулись с севера: летели круглосуточно, оглашая зовущими криками небо над пустевшей тайгой, над черными горами и белесыми озерами. Выходя поздно вечером на крыльцо конторы или стоя на шахтовом копре, Анна по-особенному вслушивалась в шум птичьих перелетов. Сколько грустных дум улетело с этими птичьими стаями, а грусти не поубавилось, только мягче стала она.
— Летите, милые, до свиданья! — говорила Анна, поднимая лицо к ночному небу, затянутому осенним туманом.
Иногда свист крыльев раздавался совсем рядом, и тогда в молочной мути мелькали бесформенные тени, резал уши громкий, гортанный, скрипучий крик — неслись тяжелые гагары и нырки-поганки, тянули на привал, на ближний разлив воды.
— До весны! — говорила им вслед Анна. — До свиданья, милые поганки, вы улетаете парами и возвращаетесь вместе. Как трудно вам лететь с вашими короткими крыльями в плотных пуховых шубках! Может быть, эта трудность делает вас неразлучными…
* * *Холодная мгла оседала на землю. Анна, зябко поеживаясь, шла рядом с Ветлугиным. Они возвращались с рудника, куда их вызывали посмотреть, как стронулся и начал спускаться вместе со всей отбитой породой метровый целик, оставленный для опыта в камере, отрабатываемой по проекту Анны. Ветлугин пришел немного позднее, и настроение его не улучшилось при виде стены-целика, оторванной от кровли нажимом опускающейся породы. Это каменная переборка в метр толщины выжималась из камеры беспощадно.
«Что-то похожее происходит и со мною, — подумал Ветлугин с горечью. — Как устоять против такой страшной силы?»
Анна ничего не сказала ему там, но, выйдя из рудника под туманное небо, звеневшее криками пролетающих птиц, спросила:
— Убедились?
— Спасибо, — ответил он, подавленный. — Мне остается одно: уйти со сцены, так же, как этот целик, совсем уйти.
— Вы с ума сошли! — с горячностью воскликнула Анна. — Что за малодушие? Разве так просто сдаются сильные, ценные люди?
— Я совсем не такой сильный, как это кажется. Да и самый сильный, если на него падает удар за ударом, сломится наконец. И не ценный я! Скажите, в чем моя сила, моя ценность? Помните, было совещание и вы в своем докладе говорили о творчестве… Я слушал и казнился, а потом, когда пришел домой, сказал себе: ты жалкий ремесленник, а не инженер. Что ты создал за свою жизнь? Работал? Работать просто у нас теперь не проблема — все работают. Жалкий ремесленник и неудачник в личной жизни… Поймите, мне нечем жить дальше!
— Я решительно не согласна с вашими выводами! — сказала Анна, встревоженная не словами, а тоном Ветлугина. — Разве весь рудник в целом не ваше детище? А шахты, а механизмы, с таким трудом добытые и завезенные? И вся эта жизнь, создаваемая на дикой земле! Напрасно вы прибедняетесь, хотя хорошие ремесленники тоже в цене! — пошутила она, улыбаясь.
— Нет, Анна Сергеевна, я потерпел полное поражение в жизни. Поймите, тут не просто упадничество.
— Выходит, я совсем не понимаю, что означает это слово! Вы просто-напросто устали и захандрили. Вы помните, когда началось «это»… У меня тоже все рушилось: семья, работа… И я никому не говорила до сих пор, но Андрей теперь знает, значит, и каждый может знать. Я беременна, Виктор Павлович. Мне и сейчас нелегко, а в тот момент, когда нанесли удар, у меня отнимались и руки и ноги. Временами я приходила в такое отчаяние, что могла бы лишить себя жизни. Но подумайте, как это было бы до дикости безобразно! Нет, вы лучше представьте, сколько нам еще нужно жить! — Анна подняла лицо к небу и прислушалась. — Опять нырки-поганки летят. Слышите крик особенный… Вы знаете, они, эти смешные и милые птицы, самые верные супруги. Я прошлый раз даже позавидовала им. А что хорошего в верности по бессмысленному инстинкту? И думается мне, что со всеми своими терзаниями я счастливейшее существо на земле.
— Успокоились?
— Нет, конечно, нет!
— Что же тогда вас радует?
— Богатство самой жизни.
36Вернувшись домой, Ветлугин долго ходил по своим чистеньким комнатам, думая о словах Анны.
«Хороший ремесленник»! Это не мастер-новатор, что с задорной искоркой в смекалистых глазах мудрит у станка, создавая что-то для пользы и красоты человеческого общежития. Тот мастер сродни художнику и знает все муки и радости творчества. Нет такой отрасли труда, которая не выдвинула бы сейчас в общем подъеме новаторов, чьи имена гремят по стране. Все движется в промышленности, и второй год невиданные урожаи приносит земля от Черного моря до берегов Тихого океана.
