Сергей Сергеев-Ценский - Том 9. Преображение России
Он сам руководил сражением у Шталлупёнена, появляясь то здесь, то там в легковом автомобиле, и при отступлении его корпуса одна из его дивизий обрушилась на обошедший ее с фланга Оренбургский полк, оставленный без поддержки. Противостоять артиллерии целой дивизии этот полк, конечно, не мог и сделался жертвой нераспорядительности высшего начальства.
Известно, что в своем доме стены помогают. В то время как 27-я дивизия из состава армии Ренненкампфа лишилась целого полка, корпус генерала Франсуа, выйдя к Гумбиннену, пополнил все потери, влив в свои поредевшие ряды добровольцев из разных прусских спортивных обществ: стрелковых, велосипедных, автомобильных и других.
Защита Восточной Пруссии на том и строилась германским генеральным штабом, чтобы среди населения не было безучастных. При своем продвижении русским отрядам очень часто приходилось натыкаться на перекопанные канавами дороги, на разрушенные мосты, на ряды колючей проволоки и засады, откуда раздавались вдруг меткие выстрелы, — и все это делали не войска, бывшие уже далеко, в отступлении, и не отставшие немецкие солдаты, а жители фольварков — иногда старики, женщины и подростки, снабженные оружием. В Кенигсберг, как в сильную надежную крепость, и за Вислу уезжали только наиболее состоятельные, остальные же передвигались на подводах большими таборами не дальше области Мазурских озер, в непреодолимость которых для русских войск верили твердо.
Между тем обход Мазурских озер с юга армией Самсонова был именно тем маневром, который предусматривался и Шлиффеном, и Мольтке-старшим, и Мольтке-младшим, и германская военная мысль не в состоянии была придумать ничего для противодействия этому маневру, кроме отвода всех своих полевых войск в Восточной Пруссии за Вислу, чтобы спасти их от окружения и полного разгрома, так как русская армия, обходящая озера, неминуемо должна была выйти в тыл германской, если бы та упорно удерживала свой восточный фронт впереди озер.
Притвиц должен был приказать генералу Франсуа отступить к Гумбиннену, но в то же время он притянул на линию Гумбиннен — Гольдап (последний был занят уже тогда русскими частями) свой 17-й корпус, которым командовал генерал Макензен. Этот корпус подвозился из резерва по железным дорогам, и полки его сразу по выходе из вагонов шли ускоренным маршем на линию фронта, какой им был отведен, — южнее 1-го армейского корпуса генерала Франсуа.
К этому времени в самом спешном порядке прибыла сюда же резервная дивизия генерала Бродвика, составлявшая гарнизон Кенигсберга; она вошла в 1-й корпус.
Вытесненный из Гольдапа и окружающих его деревень 1-й резервный германский корпус, которым командовал генерал фон Бюлов, оставался на своих новых позициях, составляя южную группу армии Притвица, его правый фланг. Случилось непредвиденное Ренненкампфом: получив сведения, что 1-й пехотный корпус генерала Франсуа, сражавшийся с его частями на границе Восточной Пруссии и отброшенный от Эйдкунена и Шталлупёнена, поспешно отступает на запад, командарм Ренненкампф назначил на 7 августа всем своим, несомненно утомленным, войскам дневку, а командарм Притвиц именно этот день решил сделать днем короткого, но по возможности сильного удара по русским войскам и дал директиву о наступлении, приурочив начало его к 7 часам утра.
Ренненкампфу дневка была необходима, чтобы успеть подтянуть резервы и обозы, а Притвицу встречный удар был предписан главным командованием германской армии, которое надеялось этим приостановить 1-ю русскую армию и перебросить потом основные силы своей 8-й армии против Самсонова.
IIДневка 7 августа была не только предуказана Ренненкампфом еще 4 августа, она была подтверждена потом и 6-го числа особыми телеграммами на имя всех трех командиров корпусов 1-й армии, считая с юга на север: 4-го пехотного — генерала-от-артиллерии Алиева, Эриса хана Султан-Гирея, 3-го — генерала-от-инфантерии Епанчина, 20-го — тоже генерала-от-инфантерии Смирнова и, наконец, командующего конным корпусом генерал-лейтенанта хана Гусейна Нахичеванского.
Два генерала-хана замыкали фронт, причем наиболее молодой из них — хан Нахичеванский — оказался и наиболее дисциплинированным: раз объявлена в приказе дневка, значит и должна быть дневка, — хоть гром и молния, хоть землетрясение и потоп, хоть атака немцев, направленная главным образом на 20-й корпус, расположенный рядом с конным корпусом хана и очень нуждавшийся в его поддержке.
Однако еще шире, чем хан Нахичеванский, понял приказ о дневке командир особой кавалерийской бригады, генерал-майор Орановский, такой же питомец Пажеского корпуса, как и хан, только еще моложе его годами; выведя 6 августа вечером свою бригаду на линию конного корпуса хана, он нашел местность тут неподходящей для дневки на следующий день и отвел оба полка назад километров за тридцать. Там он и простоял потом весь день 7 августа, когда по всей линии Гумбиннен — Гольдап гремел бой. До него доносился, конечно, непрерывный пушечный гул, но это его не беспокоило. Он сам, перед тем как получить особую кавалерийскую бригаду, был командиром лейб-гвардейской конной артиллерии и к пушечным залпам привык. Может быть, кто-нибудь там впереди и получил приказ атаковать немецкие позиции, — у него есть приказ отдыхать, и он отдыхает.
А греметь орудийный бой начал с четырех часов утра, когда только что стало светать: это корпус генерала Франсуа напал на сонную еще 28-ю дивизию из корпуса генерала Смирнова, двинув полки в обход ее правого фланга, с которым не был связан конный корпус хана Нахичеванского.
Таким образом, бой закипел севернее Гумбиннена, к полной неожиданности и начальника 28-й дивизии, генерал-лейтенанта Лашкевича, и всех его офицеров и солдат. Конечно, конная разведка должна была бы обнаружить ночью передвижение больших масс пехоты противника и донести об этом в штаб дивизии и корпуса, однако дневка так дневка и отдых так отдых: команды разведчиков тоже выполняли приказ Ренненкампфа, и сон их был разрешенно крепок.
Конный корпус хана Нахичеванского, которому полагалось быть впереди 20-го пехотного корпуса генерала Смирнова и действовать в тылу немецких сил, в Инстербурге, оказался почему-то на полперехода сзади 20-го корпуса. Работа в штабах не была еще налажена как следует в боевой обстановке; обозы далеко отстали, и в ночь на 7-е всюду в тылу немилосердно хлестали лошадей, чтобы к утру подтянуться к линии фронта.
А в это время, ночью, немецкий генерал Франсуа в своем штабе корпуса, в Линденкруге, давал точные директивы трем начальникам дивизий — 1-й, 2-й и резервной, кому и когда перейти в атаку и где закрепиться.
Обойти 28-ю дивизию Лашкевича должна была 2-я дивизия немцев, которой командовал генерал фон Фальк, тот самый, который под Шталлупёненом уничтожил 105-й Оренбургский полк и нанес, кроме того, большие потери 27-й дивизии; атаковать с фронта должна была 1-я дивизия генерала фон Конта, а закрепиться для отражения русских контратак — резервная дивизия генерала Бродвика. И все эти директивы были выполнены с большой точностью.
Уже в пограничном сражении, закончившемся боем у Шталлупёнена, сам Франсуа и его генералы заметили слабое место армии Ренненкампфа: отсутствие связи между частями, каждая часть действовала по своему разумению, не чувствовалось единой направляющей воли, как будто некому было проводить планы штаба армии в жизнь, — всяк молодец был на свой образец.
Действия Оренбургского полка, с его командиром полковником Комаровым, даже и немецкие генералы должны были признать блестящими, но в стремительной атаке этот полк оторвался от других полков 27-й дивизии, не был вовремя поддержан и погиб со своим командиром. В надежде встретить такой же разнобой в русских частях, начал свою атаку на 28-ю дивизию генерал Франсуа и не ошибся в расчетах.
Нельзя сказать, чтобы Лашкевич не понял еще в самом начале атаки против него большой для себя опасности. Он тогда же послал донесение командиру корпуса генералу Смирнову: «Прошу обратить внимание на серьезное положение на моем правом фланге».
Рассветало. Ошибки быть уже не могло: чужие войска, появившиеся густыми массами справа, нельзя было принять за свои.
Так как правый фланг дивизии должен был охранять конный корпус хана Нахичеванского, то и к нему помчались ординарцы Лашкевича, но хан ответил, что на его авангард тоже нажали и они едва держатся, если уже не отошли назад. Этому нельзя было не поверить: Лашкевич знал, что конные части при столкновении с пехотой противника предпочитают с первых же выстрелов показывать хвосты.
Не забыл Лашкевич и отдельной бригады Орановского: посланные им ординарцы отыскали ее в деревне Шиленен, далеко в тылу, и Орановский прочитал в записке Лашкевича: «Опасаясь охвата моего правого фланга… прошу самого энергичного содействия в смысле обеспечивания моего правого фланга на случай боя сегодня. Ваше направление на Мальвишкен».
