Михаил Булгаков - Том 1. Записки покойника
«Есть единственный и лучший театр. Вам он хорошо известен… мне была дана возможность подать заявление в Художественный театр и… я — после долгой паузы — и уже в новом качестве переступил порог Театра, созданного Вами для славы страны.
Примите, Константин Сергеевич, с ясной душой нового режиссера. Поверьте, он любит Ваш Художественный Театр».
Досточтимый Петр Петрович! — Имеется в виду администратор Малой сцены Художественного театра Иван Иванович Гедике (1875–1942). Запись в дневнике Е. С. Булгаковой 3 ноября 1933 г.: «Оля (Бокшанская. — В. Л.) рассказывала, как у них на вечере в Ржевском (на бывшей квартире Е. С. Булгаковой, где Бокшанская с мужем Е. В. Калужским продолжала жить. — В. Л.) Сахновский и Гедике дико напились…»
…автору «Белого снега» место на «Фаворита». — Под пьесой «Фаворит», по мнению Е. С. Булгаковой, писатель подразумевал пьесу Д. Смолина «Елизавета Петровна».
…и я посмотрел еще одну пьесу, где выходили в испанских костюмах… — На сцене Второй студии МХАТа в это время шла пьеса испанского драматурга Кальдерона де ла Барка (1600–1681) «Дама-невидимка» (1629).
Когда же отсмеивался, то вдруг старел, умолкал. — В черновике было: «…то вдруг становился необыкновенно старообразен и мрачен. Глаза у него были при этом столь тревожные, как будто стряслось что-то, о чем знает один только он». В дневнике Елены Сергеевны есть такая запись от 22 апреля 1937 г.: «…слушали у нас отрывки из „Записок покойника“… Марков пришел поздно и вошел в комнату как раз тогда, когда М. А. читал, что Комаров (он же Миша Панин. — В. Л.) смеется странным смешком… Все засмеялись, увидев Маркова, и он тоже начал смеяться своим кудахтающим смехом. Получилось забавно». В первой редакции дневника: «Марков… страшно приставал к Мише, чтобы он показал в романе место про него…»
…настолько он был загадочен. — В рукописи далее было: «Ильчин стал еще загадочнее и так хитро щурился, что я взволновался от желания понять, что он задумывает».
— Осип Иваныч? — Е. С. Булгакова в своем списке прототипов предположительно отметила Александра Леонидовича Вишневского, старейшего актера и режиссера МХАТа.
— Вообще старейшины… — Было в рукописи: «…старики».
— А как же Сивцев Вражек?.. Да и Индия… — Понимающие друг друга с полуслова Ильчин, Миша Панин и Евлампия Петровна обсуждают возможную реакцию на новую пьесу маститых руководителей театра, находящихся — один в своем особняке на Сивцевом Вражке (имелся в виду дом К. С. Станиславского в Леонтьевском переулке), а другой — в командировке за рубежом (намек на частые и продолжительные заграничные поездки В. И. Немировича-Данченко).
В пьесе было тринадцать картин. — Возможно, в рукописном варианте было 13 картин. Но в машинописном варианте (первая редакция) пьеса «Белая гвардия» насчитывала пять актов и двенадцать картин.
…заведующий приемом пьес Антон Антонович Княжевич. — В рукописи первоначально: «…заведующий распорядком пьес Федор Павлович Княжевич». Имеется в виду Василий Васильевич Лужский, актер и один из руководителей МХАТа, принимавший активное участие в судьбе булгаковской пьесы «Белая гвардия». Когда доведенный до отчаяния переделками пьесы Булгаков написал в июне 1926 г. в дирекцию МХАТа резкое заявление с требованием снять «Белую гвардию» в срочном порядке, В. В. Лужский ответил ему в привычной для себя благодушно-шутливой манере: «Что Вы, милый наш мхатый, Михаил Афанасьевич? Кто вас так взвинтил?»
…отправим к Гавриилу Степановичу… — Речь идет о Николае Васильевиче Егорове (1890–1955), заместителе директора МХАТа. О нем будет сказано ниже.
…нашего буфетчика Ермолая Ивановича! — Е. С. Булгакова не отметила в своем списке прототипа Ермолая Ивановича (заведующим буфетом в МХАТе работал Алексей Александрович Прокофьев, 1875–1941), но некоторые его черты напоминают нам буфетчика Андрея Фокича Сокова («Мастер и Маргарита»).
— Петр Бомбардов. — Елена Сергеевна отмечала так: «Бомбардов — лицо собирательное, тут и Миша сам, и молодые актеры — лучшие».
Сара Бернар — французская драматическая актриса (1844–1923).
— Людмила Сильвестровна Пряхина… — Имеется в виду актриса МХАТа Лидия Михайловна Коренева, игравшая роль Мадлены в булгаковской пьесе «Мольер».
…оказавшийся Плисовым, заведующим поворотным кругом в театре… — Речь идет об Иване Ивановиче Титове (1876–1941).
Далее шли Живокини, Гольдони, Бомарше, Стасов, Щепкин. — Василий Игнатьевич Живокини (1805–1876), комедийный актер, мастер импровизации; Карло Гольдони (1707–1793), итальянский драматург, автор более 250 пьес, среди них известные в России «Слуга двух господ», «Хитрая вдова», «Трактирщица» и др.; Пьер Бомарше (1732–1799), французский драматург, автор комедий «Севильский цирюльник» (1775) и «Женитьба Фигаро» (1784); Владимир Васильевич Стасов (1824–1906), художественный и музыкальный критик, историк искусства, библиотекарь; Михаил Семенович Щепкин (1788–1863), прославленный русский актер.
— Покойный генерал-майор Клавдий Александрович Комаровский-Эшаппар де Бионкур… — В материалах Елены Сергеевны есть такая запись: «В „Придворном календаре на 1906 год“, который имелся дома, упоминаются: на стр. 176 — Дюбрейль-Эшаппар, на стр. 206 — Катуар-де-Бионкур». Реальным прототипом был Алексей Александрович Стахович (1856–1919). В дневнике Елены Сергеевны в связи с этим имеется такая любопытная запись от 20 марта 1935 г.: «Все это время прошло у Станиславского с разбором „Мольера“… М. А. рассказывал нам, как все это происходит в Леонтьевском… Пересыпает свои речи [Станиславский] длинными анекдотами и отступлениями, что-то рассказывает про Стаховича (выделено нами. — В. Л.)…» Вот это «что-то», рассказанное Станиславским, и обыграно писателем с блеском в романе.
Следует заметить, что в черновом варианте рукописи этот эпизод описан иначе и любопытен по-своему:
«— Генерал Понтийский, — сказал Бомбардов, видя мое недоумение, — история его, изволите ли видеть, необычная. Он служил в гвардии и уже должен был получить бригаду, как вдруг приехал в Москву на один день, вечером пошел в Театр к нам на спектакль, и ему так понравился Театр, что он на другой день телеграммой подал в отставку и сделался актером.
Я открыл рот.
— Какие роли он играл?
— Людей высшего света, — объяснял Бомбардов, — у нас, изволите ли видеть, все больше насчет Островского, и поэтому манеры у нас, так сказать… Кроме того, до ужаса любил изображать соловья за сценой. Когда шли пьесы, где действие летом в деревне, он всегда в кулисе сидел на лестнице и свистал соловьем.
— Вы знаете, я понимаю генерала! — воскликнул я, — здесь так прелестно, как нигде в жизни, и я поступил бы на его месте точно так же!»
…пообедал у Тестова… — Популярный в XIX и начале XX в. ресторан в Москве с национально-русской кухней (Воскресенская пл.).
…а кто это Аристарх Платонович? — В. И. Немирович-Данченко показан в романе несравненно в более мягких тонах, нежели Станиславский, хотя в реальной жизни Булгаков не испытывал к «Аристарху Платоновичу» особых симпатий, видимо, тут сыграло определенную роль то, что ближайшей помощницей и горячей сторонницей Немировича-Данченко была Ольга Сергеевна Бокшанская, которой, кстати, как отметила в своем дневнике Елена Сергеевна, «страшно нравится этот роман».
…долго играли «Власть тьмы»… — Пьеса Льва Толстого «Власть тьмы, или Коготок увяз, всей птичке пропасть» (1886) о беспроглядной тьме и жути крестьянской жизни (в основу пьесы писатель положил подлинное уголовное дело, связанное с убийством родителями своего ребенка и прочими зверствами), вокруг которой было много шума со дня ее появления (списки ходили по рукам). Более восьми лет она была запрещенной. Инициатором запрета пьесы был К. П. Победоносцев, обер-прокурор Синода, который в письме Александру III так характеризовал новое сочинение Толстого: «Я только что прочел новую драму Л. Толстого и не могу прийти в себя от ужаса… Какое отсутствие, больше того, отрицание идеала, какое унижение нравственного чувства… День, в который драма Толстого будет представлена на императорских театрах, будет днем решительного падения нашей сцены» (Письма К. П. Победоносцева к Александру III. M., 1926. Т. 2. С. 130–132).
С мнением К. П. Победоносцева Александр III считался. И хотя А. А. Стахович («Эшаппар де Бионкур») сам лично читал эту пьесу Александру III и И. И. Воронцову-Дашкову, стремясь «протащить» ее на сцену, император все-таки склонился к мнению обер-прокурора, хотя пьеса ему и понравилась. Александр III назвал ее талантливой, но слишком мрачной, безысходной.
