Василий Песков - Земля за океаном
Надо заметить, в Америке много праздников, связанных с временами года, с яркими проявлениями природы. Есть, например, День сурка, совпадающий по сезону с нашей масленицей. И подобно тому как у нас деревенские жители на сретенье («зима с весной встретились») наблюдают, «напьется ли курочка у порога», и судят по этому, ранней ли будет весна, деревенские жители в США такие прогнозы строят, наблюдая выходящих из нор сурков.
С приходом глубокой осени, с окончанием работ на полях связан самый старый в Америке и, пожалуй, самый любимый американцами День благодарения. Его отмечают в последний понедельник ноября. Этот праздник благодарения земле за щедрость был впервые отмечен колонистами Нового Света в 1621 году. В ту пору доступным лакомством на столе была дикая индейка. И по сей день индейка (уже домашняя) с брусничным вареньем и тыквенным пирогом – непременное блюдо на празднике. Где бы ни был американец в последний понедельник ноября: во Франции, Аргентине или Лаосе, – старинный праздник он не забудет, он разобьется в лепешку, но отведает индюшатины.
Как и у нас, начало всем праздникам – Новый год. Однако американский Дед Мороз – Санта-Клаус приходит к детишкам раньше, на Рождество. И елки тут тоже рождественские. (Традиция наряжать елку пришла из Европы недавно – в этом веке.) Рождество – это конец года. Это семейный обед, подарки детям, поздравительные карточки. А Новый год – это Новый год. В Америке он без застолья и без гостей. Продажа шампанского к празднику тем не менее возрастает. В новогоднюю ночь с бокалами в руках члены семьи толпятся у телевизора. Показывают нью-йоркский Таймс-сквер – знаменитый перекресток, где сходятся Бродвей, 7-я авеню и 42-я улица. Телекамеры нацелены на шпиль здания страховой компании. За минуту до наступления нового года стеклянный шар на вершине шпиля начинает медленно скользить вниз. Ровно в полночь шар вспыхивает ярким светом. Звенят бокалы. Можно ложиться спать – с новым годом не разминулись.
Общенациональный патриотический праздник в США отмечается летом 4 июля. В этот день в 1776 году была подписана знаменитая «Декларация независимости»: 13 североамериканских колоний объявили образование независимо от Англии государства – Соединенных Штатов Америки. С тех пор это день воодушевляющих собраний, парадов и пикников за городом и на лужайках возле домов. А с наступлением темноты в небо летят ракеты. Еще задолго до праздника почти в каждом доме открывается пиротехническая мастерская. Каждый американский мальчишка пытается в этот вечер произвести впечатление на соседей собственным фейерверком. Грохот стоит невообразимый. По улицам плывут клубы сизого порохового дыма. И так почти до рассвета. На другой день городские газеты полны драматических сообщений об обожженных руках, о вызовах «скорой помощи» и пожарных команд. Статистика утверждает: от пиротехники на праздниках Дня независимости погибло больше людей, чем в самой войне за независимость.
В американских праздниках много шумного торжества, красочной парадности: начищенные до блеска медные трубы, белые костюмы, голенастые девицы в коротких юбочках, с булавами в руках, фейерверки. Это все одинаково на севере и на юге, на западе и востоке. Колоритные черточки увидишь там, где стандарты жизни и время не стерли национальные обычаи переселенцев в Америку. Самобытны праздники у ирландцев, у скандинавов, живущих на севере США, у французов в нижнем течении Миссисипи. Яркое зрелище – ковбойские праздники в западных штатах. Интересен праздник у лесорубов Монтаны – захватывающие дух соревнования верхолазов, демонстрация мастерства вальщиков леса (дерево падает так точно, что забивает колышек, заранее воткнутый в землю). Но большинство праздников губит коммерческий ажиотаж. День труда, рождество, День Вашингтона – все опошляет купля-продажа. Вот вам рекламные объявления к празднику: «Если бы Джордж Вашингтон жил сейчас, он бы употреблял только наш порошок от пота ног!», «Великая дата! Распродажа уцененных товаров имени Вашингтона!» И это кричит не торгаш-одиночка в маленькой лавке. Все это слышишь по радио, телевидению, это видишь на дорожных щитах, на витринах, писанных светом. И если уж с Вашингтоном обходятся так, то можете представить, что делают со стариком Санта-Клаусом. Или еще образец нетерпения найти покупателей в День поминовения, в день памяти погибших на войне. Плакат. На нем край окопа и умирающий солдат. Рука протянута к ящику с бутылками пива. Подпись: «Он знал, за что стоит отдать жизнь!» Такова главная оркестровка всех праздников.
Особые огорчения связаны с Хэллоуином, с праздником, которого с нетерпением ждут дети и очень боятся матери. Хэллоуин – это 31 октября, ночь накануне Дня всех святых. Задолго до этого начинается подготовка. Ребятишки ножами потрошат красно-медные тыквы. Вырезают в них нос, рот, глаза. Если в тыкву поставить свечку, получается страшноватая маска. Едва стемнеет, ребятишки наряжаются черными кошками, ведьмами, привидениями и обходят дома.
– Кто там?
– Трик ор трит! – звенит голосок. – «Набедокурим, если не угостите!»
Ну конечно же, угостят! Угощенье давно готово. Дверь открывается. Ребятишкам дают Конфеты, яблоки и орехи, пряники и монеты. Старинная, привезенная из Европы игра детей и взрослых. В ней краски и аромат жизни. Взрослые сами были когда-то детьми. Вот так же веселым гуртом обходили дома: «Трик ор трит!» Как интересно вечером, когда мать загонит наконец спать, высыпать на стол добычу, разложить – конфеты к конфетам, яблоки к яблокам…
Но почему же матери так боятся этого славного вечера 31 октября? Еще накануне по радио, по телевидению, со страниц газет матерей предупреждают: «Не разрешайте ребятам есть дареные яблоки и конфеты! Не разрешайте! Не разрешайте!» Почему? Матери не задают этого вопроса, матери уже знают. В дареном яблоке может оказаться кусочек лезвия безопасной бритвы. В конфеты может быть впрыснут сильный наркотик или смертельный яд… Это началось лет десять назад, и с тех пор каждый год 1 ноября газеты сообщают о порезанных детских губах, о судорогах и конвульсиях отравленных малышей.
Каким же надо обладать мохнатым сердцем, чтобы протянуть ребенку такой подарок! В чем причина? Этот вопрос в Вашингтоне мы задали психологу П. Гейзлеру. Старый профессор признался, что в затруднении.
– Двумя словами не объяснишь… Это жизнь. Это часть нашей жизни. Отчуждение, озлобленность… Сложите все вместе, и вы получите атмосферу. Жизнь состоит не только из праздников. Меняется она тоже не обязательно к лучшему…
Таковы объяснения.
Яблоко с бритвой. Доверчивому мальчишке… Вот вам и праздник Хэллоуин.
Лучше быть здоровым…
Сколько стоит аппендицит?
Аппендициты всегда бывают не вовремя. Завтра лететь. И вдруг из Вашингтона в Москву звонок: «Задержись на неделю. У меня аппендицит». Билет поменять – дело нетрудное. А вот как там, в Вашингтоне, с аппендицитом?..
На четвертый день телефонную трубку взял уже сам больной. Разговор был таким.
– Ты уже дома?
– Тут лечат быстро…
– Это как же?
– Прилетишь, расскажу…
И вот мы вместе. Ну и, конечно, вопросы первые – о здоровье.
– Все о’кэй. Вот погляди-ка бумажку…
Бумажка была счетом за удаление у «мистера Стрельникова» подкачавшего аппендикса. Одному из нас с подобного рода бумагой пришлось столкнуться впервые, и было очень интересно читать:
«Анализ крови – 25 долларов.
Анализ мочи – 22 доллара.
Плата хирургу за операцию – 200 долларов.
Анестезия – 35 долларов.
Плата за каждый день пребывания в госпитале – 200 долларов.
Плата за телевизор – 3 доллара в день…»
И так далее. Всего расставание с аппендиксом мистеру Стрельникову стоило 1112 долларов (тысячу сто двенадцать!). Сюда входит плата врачу за постановку диагноза, плата за физиологический раствор, за удаление ниток из шва… Если бы мистер Стрельников пожелал продлить пребывание в госпитале до существующей у нас нормы (семь дней), бумажка счета стала бы вполовину длиннее. Как гражданин страны, где медицинское обслуживание бесплатное, денег из своего жалованья мистер Стрельников не платил. Уплатило за него государство. А в больнице он был столько, сколько бывают американцы, – три дня.
Справедливости ради скажем: аппендикс мистеру Стрельникову удаляли в хорошем госпитале. В Нью-Йорке, выясняя вопрос: «Сколько простому человеку в Америке стоит родиться, лечиться и умереть?», мы зашли в госпиталь попроще. Тут было родильное отделение, и мы под видом двух взволнованных отцов поднялись на третий этаж. Через толстые стекла, как из аквариума, акушерки показывали отцам закатанных в белые коконы американцев, которым от роду было день или два. Мы походили, сколь было прилично, а когда беленький ангел лет двадцати заметил, что мы не просим доказывать нам наследников, объяснили, что хотели бы полчаса поговорить с кем-нибудь из врачей. Ангел по имени Элизабет повел нас к врачам.
