Вера Солнцева - Заря над Уссури
— Однако, Семка, какая беда у тебя грянула! Папашка помер… Ай, Никанорка! Ай, дружок! Я тебе, Семка, копье — геда — подарю. Знаешь мое геда на медведя ходить… Хочешь, новые лыжи подарю? Сам приготовил, крепкие, из бархатного дерева, мехом сохатого обтянул. Ты не горюй, Семка, он теперь, однако, там с Марфой ханшин-водку пьет и сто чашек чумизы ест. Бабушка Марфа, поди, его встретила, угощение приготовила… — Нехитрыми словами Иван Фаянго старался утешить Семена. — Однако, он там с сынком моим, с Сережиным побратимом Нэмнэ-Моракху, встретился, все новости о нас передал. Поди, охотиться вместе будут, на соболя серми — ловушку — настораживать?
Бабка Палага наполнила пельменями миску до краев и позвала к столу Бессмертного.
— Выпей, Никанорыч, с холоду, — сказала она, подавая кружку с самогоном. — Да закуси пельмешками.
— Однако, чего-то опять спать захотел? — простодушно спросил Фаянго и зевнул во весь рот.
— Пора и отдыхать. Завтра дел по горло! — встал с места Сергей Петрович. — Бабушка Палага, давайте сообразим, как будем укладывать гостей…
Глава пятая
Упряжка отдохнувших, весело скачущих гольдских собак резво несла нарты с Иваном Фаянго и Яницыным по снежной дороге.
Путь предстоял далекий. Сокращая дорогу, Вадим Николаевич и Фаянго решили ехать трактом, надеясь безопасно проскочить его в ранний, безлюдный час.
Далеко разбрасывая сильными лапами снег, поджарые, привычные к далеким перегонам собаки мчались «с ветерком». Полозья нарт со свистом легко скользили по укатанной дороге.
Неутомимая Селэ-вуча бежала рядом с нартами. Изредка гортанно и певуче покрикивал на упряжку Иван Фаянго. И тогда быстро мелькавшие по сторонам дороги, запушенные снегом и инеем деревья проносились мимо нарт еще стремительнее.
Вадим Николаевич, укачанный безостановочным лётом нарт, дремал, набирался сил. Фаянго тревожно прикрикнул на собак и на полном ходу поспешно затормозил разбежавшиеся нарты. От внезапного сильного толчка Вадим Николаевич чуть не вылетел на дорогу.
— Что такое, Ваня? Почему остановил?
— Селэ-вуча сердится. Не велит ехать, — коротко ответил старик, напряженно следя за ощетинившейся собакой — она с отрывистым лаем металась около них. — Чужого, вредного, однако, чует…
Подставив козырьком руки к глазам, Фаянго всматривался в даль. Потом засуетился, спешно стал заворачивать нарты обратно.
— Ой, Вадимка, однако, на беду наехали. Перед нами на лошадях мужики скачут. Чуть им в хвост не врезались. Однако, они нас заметили, коней обратно крутят…
— Назад! Гони во всю мочь упряжку! — взволнованно распорядился Вадим. — Гони до развилки пути, до Горячего ключа, а там в сторону свернем, тропами поедем.
Они спешно повернули упряжку назад и попадали на нарты.
Иван Фаянго встал на колени и, размахивая в воздухе шестом, пронзительно гикнул на собак. Упряжка сорвалась с места и понеслась. Скачущие им вслед всадники открыли беспорядочную стрельбу.
Беда настойчиво сторожила сегодня друзей-побратимов. Не успели они доехать до развилки таежного тракта, как наперерез им, привлеченная звуками выстрелов, вылетела новая группа всадников, очевидно отставшая от первой. Сзади и впереди были враги.
— Останавливай, Ваня, упряжку… Бросай все… В лес… Они на лошадях, им не пробраться, — вполголоса приказал Вадим.
Нарты остановились. Соскочив с них, Иван Фаянго выхватил кинжал-нож, быстро пересек постромки, освободил на волю собак. Яницын и Фаянго, шагая в глубоком, по пояс, снегу, углубились в тайгу. Снег затруднял их бег. Скинув с себя мешавшую бегу оленью кухлянку, Фаянго подбадривал Яницына:
— Однако, ничего, однако, уйдем, Вадимка! Ты шибче нажимай, дружок-побратим.
Селэ-вуча, бегущая рядом с ними, взъерошив шерсть и оскалив зубы, по временам сердито рычала, чуя погоню.
— Стой! Стой, сволота! Стрелять буду…
Они не оглянулись на грубый враждебный голос и продолжали бежать. В сухом морозном воздухе звонко щелкнул выстрел, и пуля, сбивая на пути заснеженные ветви, ударила в дерево впереди беглецов.
— Однако, Вадимка, стрелять будем? — останавливаясь и легко дыша, как будто и не бежал он только что по рыхлому, глубокому снегу, спросил нанаец. — А то они в спину бить будут.
Вадим Яницын, взмокший от непривычного бега, прислонился спиной к бронзовому стволу сосны, нахмурив брови, смотрел на приближавшихся калмыковцев.
Бежали пять человек. Впереди всех, по следу, проложенному в снегу, скакал, высоко вскидывая ноги, великан калмыковец. «Ну и верзила, как конь скачет», — машинально отметил Вадим.
Он трясущимися от утомления и возбуждения руками выхватил из кармана полушубка револьвер и, прицелившись в великана, выстрелил.
— Ай, мимо, Вадимка! — тягостно выдохнул у его плеча Иван Фаянго. — Стреляй лучше! Однако, зря велел ты мне ружьишко в фанзе оставить. На одну пулю двух бы взял.
Руки упорно не слушались Вадима Николаевича, пули легли мимо цели.
Враги приближались.
— Ваня!.. Фаянго… Уходи, уходи поскорее! Им тебя не догнать. А мне не уйти. Я совсем с непривычки выдохся, — волнуясь и спеша вновь зарядить револьвер, сказал Яницын. — Глупо гибнуть обоим. Иди! Я их постараюсь здесь задержать.
— Ай, Вадимка! Ай, как ты плохо говоришь… — укоризненно сказал старый нанаец. — Как я друга в беде брошу? Вместе, однако, будем! — непреклонно закончил он и встал рядом с Вадимом, готовясь разделить с ним его участь.
— Ванюша! Дружок! — дрогнувшим от сердечного перестука голосом сказал Яницын и достал из внутреннего кармана полушубка бумаги. — Спасай меня! Выручай! Если ты останешься жив, то, может быть, и меня спасешь. А так погибнем оба без толку. Вот бумаги. Беги с ними подальше отсюда. Найдут они их на мне, сразу узнают, кто я, — убьют. Без этих бумаг я еще постараюсь их перехитрить и подурачить. Уходи в тайгу, а потом проследи, куда они меня повезут, и сообщи Сереже. И бумаги ему отдай. Тут очень важные бумаги! Попадут им в руки — много они наших голов поснимают, — вдохновенно придумывал Вадим все новые и новые доводы, чтобы убедить старика, заставить уйти от верной смерти. — Беги, Ванюша, выручай меня от беды…
Иван Фаянго колебался, но ясные, разумные доводы Яницына, по-видимому, убедили его. Пожав руку Вадиму, он неторопливо и певуче произнес:
— Ай, однако, плохие, вредные люди! Вправду побегу я, Вадимка. Потом мы с Селэ-вуча пойдем по следу за тобой. Однако, знать буду, где ты…
— Будь здоров, друг! Иди, иди, Ваня! Прощай! — прицеливаясь и стреляя в приближающихся с криками преследователей, требовательно повторил Яницын.
Он уже успокоился и стрелял хладнокровно и точно. Упал один! Другой взревел и ухватился за ногу. Скачущий зигзагами, чтобы избежать пуль, верзила был уже совсем близко. Он спрятался за раскидистую елку.
— Торопись… Обходи их… Обходи со всех сторон. Не стрелять! Только живьем брать.
— Иду, Вадимка! Будь здоров! Селэ-вуча! Ходь! — крикнул Фаянго и исчез в снежных сугробах.
Яницын решил не сдаваться в плен и дорого продать жизнь. Расстреляв все патроны, он вынул из ножен остро, как бритва, отточенный нож-кинжал, подарок верного Фаянго, стал спокойно ждать преследователей. Два калмыковца гуськом, взяв наперевес винтовки, бежали на него.
— Не стрелять! Брать живьем! — кричал где-то совсем близко верзила, который, прячась за деревьями, подбирался к Вадиму.
Хладнокровно и трезво рассчитав нападение и выждав нужный момент, Яницын, как развернутая стальная пружина, ринулся на подбегавшего к нему калмыковца и сразил его ударом кинжала. Выпучив глаза, как жаба, хрипло, невнятно крича, на него несся второй.
Вадим широко и уверенно расставил ноги в снегу: готовился схватиться с врагом. Но только взмахнул он рукой, чтобы сразить калмыковца, как что-то тяжелое обрушилось на его плечи.
Яницын упал в снег, забарахтался в нем, стараясь сбросить плотно усевшегося на нем человека.
— Врешь, врешь, сволота… не вывернешься… Из рук Замятина еще никто не вырывался… Теперь ты в моих руках, партизанская… — хрипел верзила, и разгоряченное смрадное дыхание его коснулось Вадима. Хорунжий Юрий Замятин с невероятной силой сжал руку Яницына и вырвал у него кинжал. — Вяжите его… Видать по рылу, свинья не простых кровей, породистая. Смотрит-то как! Так бы нас живьем проглотил! Кто таков? — заорал хорунжий на Вадима. — А где второй? Искать его! Ушел? Ротозеи, бездельники! Всех перестреляю! Найти! — приказал он подбежавшим на подмогу калмыковцам.
Поиски были безрезультатны — Фаянго исчез бесследно.
— Что он, дух небесный, что ли?! — бесновался хорунжий, осыпая ругательствами карателей, докладывавших ему о результатах поисков. — След в снегу от него должен быть. Не по воздуху же он убежал?
