Юз Алешковский - Собрание сочинений в шести томах. т 1
Смотри оттуда, Иван Абрамыч, смотри! И ты смотри, бедная моя мать, Мария Сергеевна! Смотрите!
Закусывать не стал. Не из русской печки поросенок… Хорошо, я буду называть его хряком… Вы – зануда и педант, гражданин Гуров!… Пожевал петрушечку. Заглянул в глазок. Зашевелились поросята! Кудря, кричу, Кудря! Подползи к глазку! Подползает, во рту слюни хлюпают, взвизгивает глухо от ужаса. Товарищ, бормочет, товарищ, спасите… Я все, я все… все отдам… товарищ!
Второй тоже подползает и Кудрю от глазка отпихивает по-звериному. Сказать ничего не может. Только воет: ы-ы-ы-ы…
– Кудря, – говорю в глазок, – если бы тебя предупредили о таком конце, перед тем как вывел ты в расход сотни душ, поизмывался над дворянами петербургскими и крестьянами невинными, стал бы ты убивать, измываться и грабить?
– Нет!… Нет!… Нет! Клянусь – нет! Товарищ, спасите!… Я… я… я волю партии исполнял… Спасите!…
– А ты, гусь, – говорю второму, – помнишь деревню Одинку и своего командира Понятьева?
– Ды-ы-ы, – стучит зубами, – больше не дубу, дольше не ду-ду-ду-ду-ду… больше не дубу…
– Да! Вы больше не будете, – говорю. – Это приказ Троцкого! Он пришел к власти, когда Сталина загрызла в Барвихе бешеная собака! Собаке присвоено звание комбрига. Она награждена орденом «Знак Почета».
Вот тут они совсем очухались.
– Сво-о-лочь! – заорал Кудря. Второй гусь набросился на него, молотя головой по его лицу и с бешенством выкрикивая:
– Говорил!… Говорил!… Сталин – вша! Троцкий – блядь!… Все вы – вши! Вши!… Вши!
Крики их смешались. Включил первый рубильник, потом второй и стал следить за приборами и градусником, повернув ручку реостата до предела вправо. Наверное, они там, пока прогревалась печь, плясали, извивались, взывая, и копошились, шипя на адском огне. Я туда не заглядывал. Замигала красная лампочка Ильича на щитке. Я понял, что все кончено. Выключил рубильник. Заглянул в глазок. В печи никого не было. Только на носилках и на плитах печи лежали бесформенные кучки темно-серого пепла…
Я сгреб пепел совком с длинной ручкой, пересыпал в бутылку из-под шампанского, собрал вещи кремированных, хряка оставил валяться на полу в полном одиночестве и вышел из жуткого подвала, где вогнутая стена приводила меня в ужасное уныние, а выгнутая просто сводила с ума.
Блядей этой же ночью выслали в Казахстан. Директора крематория сняли с работы и назначили каким-то красным крестом в красный полумесяц…
– Иосиф Виссарионович! – докладываю. – Ваше приказание выполнено. Кудри больше не существует в природе!
– То есть как это?… Где он, если не в природе?
– Вот! – Показываю Сталину бутылку из-под шампанского и высыпаю на ладонь немного теплого еще пепла. – Это – Илларион Матвеевич Кудря с точки зрения материализма.
– Ты превзошел мои ожидания, Рука… Как странно. Был Кудря и нет Кудри… Только горстка пепла… Кучка праха… Пожалуй, надо сообщить советскому народу об открытии мною четвертого состояния вещества, следующего за газообразным, жидким и твердым: прахообразного состояния. Мне всегда казалось, что между твердым и газообразным чего-то не хватает. Что ты сказал Кудре?
– Что испепеляю его по вашему приказанию.
Сталин, схватившись за живот, засмеялся веселым, чистым, детским смехом.
– Иди, Рука. Я же займусь четвертой главой истории ВКП(б). Я хочу, чтобы людей тошнило при чтении от идей Маркса-Ленина! Спасибо! Продолжай стажироваться! Прах развей, согласно традиции, по ветру…
Заснул я под утро, и опять приснился мне отец Иван Абрамыч.
Он молил меня на черной площади мертвого города оставить месть, не губить душу, дабы дать ей возможность свидеться с ними со всеми. И снова я толкнул отца в грудь так, что отшатнулся он, и сказал ему: меры мести моей за вас, убитых, нет и не будет!… И горько плакал отец, Иван Абрамыч, и утешала его моя мать.
42
А вам как спалось?… Паршиво?… Кто же вам велел не спать, а думать… Моя мысль о том, что Сталин бешено и хитро ненавидел Идею, доныне властвующую над двумястами пятьюдесятью миллионами людей и их вождями, возомнившими себя самостоятельными при разработке внешней и внутренней политики СССР, и его сателлитами, кажется вам совершенно безумной? Мне так не кажется. И не только физике, в конце концов, двигаться дальше в постижении структуры мироздания и вещества с помощью достаточно безумных идей! Не мешало бы обществоведам и историкам, хотя бы в порядке эксперимента, попробовать объяснить некоторые феномены общественной жизни, оперируя безумными идеями, то есть идеями совершенно простыми и естественными, которые марксистские, например, идеологи перестали замечать, поскольку мозги их заняты догмами. А идеи, простые и естественные, чисто растворены в самом Бытии и для идеологов, отчужденных от Бытия, как бы не существуют, следовательно, и не мыслятся. А тех, кто мыслит иначе и пытается выбраться из гнусного существования в мертвой идее в животворное Бытие, где примером нам служат птицы небесные, а не военные летчики, слепые писатели, знатные шахтеры и бездуховные цензоры, проститутская бессовестная пресса называет диссидентами.
Недавно, исключительно по долгу службы, мне пришлось вызвать к себе для разговора одного странного молодого человека. Вспомнил я сейчас его мысли. Он вообще временами считал разговоры о правах человека слишком абстрактными. Он считал, что сущность их подменяется зачастую либеральными требованиями свободы творчества, свободы слова, свободы уличных шествий и так далее. Сущностным же правом человека он считал право жить в естественной атмосфере Бытия, дыша Свободой, незаметной, как воздух, где Свобода – непременное и истинное условие существования и самодеятельности каждого, а не баллончики с воздухоподобной смесью, к выдаче которых гражданам СССР принуждают наших вождей «противники разрядки» на представительных форумах.
– Значит, – говорю, – ты, тунеядец, пошел еще дальше тех, кто хочет сочинять что им взбредет в голову, рисовать увиденное внутренним оком, уезжать куда вздумается, дальше тех, – говорю, – ты пошел, которые жаждут, чтобы судили их справедливо, как в Англии или Дании, чтобы правительство отчитывалось перед народом за внешнюю политику, обсуждало ее стратегические цели, чтобы оно уничтожило уголовную ответственность за попытку иметь собственное мнение о деятельности всех советских социальных, культурных и коммерческих институтов? Так? Ты хочешь, чтобы Громыко отчитывался за каждую копейку, потраченную в Сомали, в Египте, в Эфиопии, в Чили и на Кубе? Ишь, – говорю, – чего ты захотел! Ты, выходит, хочешь, чтобы функции государства по бытовому, желудочному и прочим обслуживаниям населения были переданы частным лицам, сознающим свою ответственность за быт, желудки, одежду и здоровье людей! А не хочешь ли ты, – говорю, – проведения всенародного референдума с целью выяснения, существует, по мнению граждан, в стране социализм или нет? А потом ты пойдешь еще дальше? Ты попытаешься узнать, что думают представители разных поколений о коммунизме? Верят ли они хоть на грош в возможность его построения?
Может быть, спрашиваю, ты уверен, что Россия в миллион раз богаче Кувейта и Швеции, и если бы не советская власть и ее безмозглый, ленивый и авантюристический госкапитализм – эта собака на сене, то мы бы уже сорок экономических чудес натворили! Отвечай!
– Да! Уверен и желаю всего, что вы перечислили в своей неглупой, но провокационной речи! – говорит этот странный молодой человек, с удовольствием затягиваясь сигарой, забытой у меня стукачом из Союза кинематографистов.
– Я, – говорит, – понимаю, что невозможно с ходу радикально изменить структуру нашего государства, его экономики и общественной жизни, как нельзя сделать того же в Штатах или Японии. Поэтому я и послал по почте со своим обратным адресом письмо членам политбюро с требованием немедленно начать содействовать в деле создания естественной атмосферы Бытия в нашей стране в согласии со свободно выраженной волей граждан. Рецептов в таком деле, написал я, давать вам не стану. У вас есть институт по изучению экономики США и еще сотни организаций, занимающихся хуйней на постном масле. Вот и поручите им заняться этой проблемой. Остальное вам, гражданин следователь, известно. Я получил ответ из ЦК. Там была всякая чушь насчет того, что я агент сионизма и ЦРУ. Я – чистейший русак и сочувствую главным образом нациям, стремящимся к самоопределению: литовцам, украинцам, армянам, евреям, самим русским, венграм, полякам, тибетцам и многим другим.
Еще письмо посылаю на имя всех членов политбюро, кандидатов в члены и секретарей ЦК… еле на конверте все уместилось. Вот пишу, чего я хочу конкретно: для начала необходимо стереть с лица земли нашего великого, могучего и прекрасного русского языка, а также с земли иных, не менее прекрасных языков, сотни слов-могил, в которых были похоронены и уже давно истлели и съедены червями первоначальные значения. Коммунизм. Социализм. Советская власть. Соцсоревнование. Выборы в Верховный Совет. Народный судья. Советские профсоюзы. Светлое будущее. Единство партии и народа. Слава труду. Слава КПСС. Соцреализм. Самое передовое искусство. Пролетарский интернационализм… Сотни имеются у нас таких могил. Но трупы, истлевшие в них, властвуют над нами и нашими вождями. Для начала давайте обретем после ликвидации слов-могил чувство реальности. Потом нужно захоронить по-человечески покойника № 1, Ленина, потому что не может быть порядка в стране, как сказал мой бывший друг, в которой не похоронен хоть один померший человек. Нелепо и непрагматично запрещать веру в Бога живого и насильственно прививать любовь к мертвому чучелу, выставленному вами, дорогие товарищи, в мраморном подвале и доступному странным взорам охмуренной толпы, инстинктивно ищущей, кому бы поклониться. Потому что желание поклониться есть неистребимая страсть души, на чем и играют Силы Зла.
