Вадим Собко - Избранные произведения в 2-х томах. Том 1
— Ясно, — ответила Марина.
Они все привыкли к мысли, что осенью на два, а может, и на три года расстанутся, и говорили о призыве спокойно.
— А теперь, — продолжала Марина, — объявляется большой аврал. Если первого едем в лагеря, значит, всё должно быть подготовлено вовремя — вымыто, вычищено и выстирано.
Незаметно Марина приняла на себя ведение хозяйства в семье. Как это случилось — Иван не заметил, ко теперь почувствовал это ясно.
«Вот и хорошо, — подумал он. — Если я уйду в армию, всё пойдёт как по рельсам, ничто не нарушится. Марина вытянет».
Но «большой аврал» начать не успели, потому что неожиданно пришёл Матвей Шаронов. Хозяева молча, выжидательно смотрели на непрошеного гостя.
— Разрешите войти? — спросил Шаронов.
— Прошу, — сдержанно ответил Иван.
Шаронов вошёл в столовую:
— Разрешите сесть?
— Пожалуйста.
Гость сел. На дворе стояла жара, и потому директор ателье был одет во всё белое, тщательно выглаженное. В руках у него был свёрток, он торжественно развернул его, поставил на стол бутылку шампанского и небольшую коробку с шоколадом.
Иван с Мариной переглянулись, пряча лукавые улыбки. Они теперь ничуть не боялись Шаронова. Зато Христя, увидав бутылку, сразу вскипела от возмущения, Андрейка же демонстративно отвернулся к окну, как будто для него никакого гостя не существовало.
— Я очень прошу хозяйку поставить на стол пять стаканов, — сказал Шаронов.
— Это, Шаронов, ни к чему, — ответил Иван, — никто с вами пить не будет.
— А я уверен в противоположном. Я не для того пришёл, чтобы предлагать вам меняться квартирами или по каким-нибудь другим меркантильным делам. Я пришёл, во-первых, попросить у вас прощения за все те неуместные слова, с которыми я тогда вторгся в ваше жизненное пространство.
Это был очень непривычный разговор, но недоверчивые Железняки не шелохнулись.
— Во-вторых, — торжественно продолжал Шаронов, — я ещё раз хочу поблагодарить вас за спасение от смерти, и, в-третьих, я пришёл для того, чтобы предостеречь вас от явной опасности.
— Опасности? — недоумевая, переспросил Железняк.
— Да, опасности. Я очень хорошо отношусь к вам, у меня самые серьёзные намерения. До сих пор вы знаете меня только с одной стороны, а я хочу, чтобы вы узнали меня лучше, я хочу стать настоящим другом вашей семьи, а со временем, может, и больше, чем другом. — И обращаясь к Марине, напыщенно произнёс: — Я очень вас прошу — не ходите в тюрьму, не носите передач вашим знакомым, которые бесспорно получили по заслугам. Старайтесь не пачкать свою безупречную репутацию…
— Значит, если товарищ попал в беду, пусть пропадает? — сердито спросил Иван.
— Он вам не товарищ, он преступник.
— Преступник? — Марина шагнула к Шаронову. — Преступник?
Она уже поняла красноречивые взгляды и намёки Шаронова. «Ведь это он как жених явился, чучело гороховое!»
— О ваших поездках знает вся Калиновка, — продолжал Шаронов, пристально смотря на Марину, — а я бы хотел, чтобы вас не коснулись сплетни. Вы мне не безразличны.
— Слушайте вы, Шаронов, — сказала Марина, — уходите сейчас же отсюда со своим вином и шоколадом и никогда больше не появляйтесь! Удивляюсь: как это вы к нам пришли, не побоялись запачкать свою репутацию?
— Простите, — крикнул Шаронов, — я вне всяких подозрений!
— Ясно! — сказал Иван. Он взял бутылку и шоколад и сунул в руки Шаронову. — Уходите, Шаронов, и дай вам бог, чтобы, когда вас посадят в тюрьму, у вас нашёлся друг, который принёс бы вам передачу. Только вряд ли такой найдётся.
— Вы не смеете меня оскорблять! — крикнул Шаронов и ещё раз посмотрел на Марину, сдерживая вздох. — Вы даже представить себе не можете, какое высокое чувство вы сейчас растоптали, от какой обеспеченной и красивой жизни отказались! Вы ещё много раз пожалеете об этом.
С этими словами Шаронов вышел из квартиры Железняков.
— Зачем он приходил? — спросила Христя.
— За спасение на водах поблагодарить, — насмешливо ответила Марина.
— Я иду к Гурьянову, — сказал Иван. — Вернусь через час, не раньше.
— С чего это вдруг? — спросила Христина,
— Пусть тренировочное задание на будущий месяц даст. На будущий месяц, понимаешь? На будущий месяц!
Он взял Христину за плечи, встряхнул, улыбнулся: мол, можешь себе представить, каким он будет, этот июль в Святогорске! Засмеялся и вышел.
Впервые за всё время он решил зайти к Григорию Ивановичу домой. Поднимаясь на четвёртый этаж дома на улице Марата, Иван почувствовал нерешительность. Впрочем, чувство это сразу исчезло, как только он вошёл и увидел приветливую улыбку тренера.
— Вы пришли за расписанием тренировок на будущий месяц?
— Да.
— Вот, пожалуйста, я уже приготовил его. На время отпуска забудьте о своих боксёрских наклонностях, даже перчаток с собою не берите… Да, да, не удивляйтесь, это очень полезно — на некоторое время переключиться. Можете не бояться, много отдыхать я вам не дам.
Иван внимательно прочитал расписание. Бег в лесу, плавание, гимнастика — всё было тут. Видно, нагрузка будет большая, но совсем иная, чем в спортивном зале.
— Самое главное — перемена вида спорта и закалка нервов, — сказал тренер, когда Иван дочитал расписание. — Для вас нервы — это всё. Я знаю, ведь когда вы неожиданно начинаете молотить кулаком, как паровым молотом, — это всё от нервов.
— Может быть, — согласился Иван, не желая поддерживать разговора о нервах.
— Скажите, — неожиданно спросил Гурьянов, — вас впервые в спортзал привело желание отомстить?
— Не совсем так, но было и желание отомстить. Меня побил мой друг Кирилл Сидоренко. Он недавно получил пять лет, сидит в тюрьме.
— За драку?
— Нет, просто так. Он ни в чём не виноват.
— А мстить вы ему хотели?
— Нет.
— А кому же?
— Можно не отвечать?
— Хорошо. Пусть будет так. Значит, не красота спорта, не стремление стать красивее и сильнее привели вас ко мне, а желание отомстить? И вы организовали целую группу и работаете так исступлённо только ради этого?
Железняк рассердился:
— А разве это плохо, если я всех организовал? И почему вы всё расспрашиваете меня, Григорий Иванович?
Гурьянов улыбнулся мягко, отечески:
— Потому что мне надо знать всё о своих спортсменах. Кто знает, может быть, перед кем-нибудь из вас и в самом деле откроется большой спортивный путь.
— Я вам расскажу, — сдерживая себя, сказал Железняк, — как я свою жизнь представляю и чего я хочу, чтоб вы не думали, что в моём сердце живёт мелкое желание мести.
Он помолчал.
— У меня в жизни три цели. Первая — воспитать всё наше семейство, как мама завещала. Это самая святая цель, и тут ничто в мире не может помешать. Вторая — я должен стать рабочим, каким был мой отец. Я должен стать настоящим рабочим, достойным жить при коммунизме, как отец, как Половинка. Для этого ещё горы работы перевернуть нужно, и школу кончить, и много ещё чего сделать. И наконец, третья: хочу стать крепким и сильным, чтоб никто и никогда не то что побить меня, а и подумать об этом не мог. Мстить этому человеку — он тоже боксёр — я уже не хочу. Перегорело и кажется глупым. А встреча с ним — для меня это вроде испытания, вроде доказательства, что сильным я всё-таки стал. И она будет, эта встреча!
Иван помолчал, мысленно ещё раз проверяя свои слова, и повторил:
— Она будет!
ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ВОСЬМАЯ
Калиновцы позаботились, чтобы первое выступление молодых боксёров было обставлено поторжественнее. Спортивный зал украсили плакатами, приветствовавшими спортсменов Дружковского завода. На невысоких трибунах было полно народу. Гурьянов и его помощники держались так, будто это был матч по крайней мере на первенство Советского Союза.
На большом плакате, вывешенном над трибуной, было объявлено полное расписание боёв. Имя Ивана Железняка стояло в графе «средний вес». Он должен был биться с Петром Буцолом, дружковским боксёром, уже не новичком, а третьеразрядником, и ответственность на Железняке лежала весьма большая, потому что противники остальных боксёров калиновской команды хоть выступали не впервые, но разрядов ещё не имели.
Три раунда по три минуты должна была продолжаться каждая встреча, два минутных перерыва между ними — всего одиннадцать минут, но какое требовалось напряжение мускулов, нервов, воли! За это короткое время нужно оценить своего противника, надо найти слабые места в его обороне, раскрыть их, провести атаку — и сделать всё это так, чтобы не обнаружить своих планов и намерений.
Иван накинул на себя мягкий тренировочный костюм, хотя на дворе было тепло, сел на скамью и задумался.
— Пошли? — послышался голос Гурьянова.
