Зултурган — трава степная - Бадмаев Алексей Балдуевич
— Церен, переведи им мои слова, — обратился Чотын к мальчику. — Пусть не удивляются… Сорок девять дней после похорон зола из гулмуты остается в кибитке. Так велит наш бог. Сорок девять ночей добирается покойник до врат рая. Зола не должна помешать ему на этом пути. Столько же дней и ночей нельзя из дому выносить огонь и пищу. Огонь и пища — основа благополучия в доме. Все это может уйти вслед за умершим.
Вадим и Борис внимательно слушали не только переводчика, но и самого Чотына. Говорил старик мудро и спокойно, с достоинством. В его словах слышалось уважение к тем, кто хочет познать обычаи его народа.
Пришли Булгун и Сяяхля. В их руках были вареная баранина, чай, боорцыки. Поставив ужин для парней у очага, женщины удалились. Вскоре вошла Булгун и что-то шепнула Чотыну. Тот вздрогнул и стал собираться. Его слишком поспешные сборы встревожили Бориса.
— Подождите, — сказал Борис и обратился к Церену. — Напомни ему, что мы просим у него подводу… Пусть отвезет нас на хутор. Мы хорошо заплатим.
Чотын задержался у порога.
— Яглав… яглав! Если я это сделаю, мне несдобровать! Бергяс пришибет меня. Давайте лучше подождем до утра. Лошади найдутся.
— Ты слышал? — вскрикнул Борис. — Мы же не заложники, чтобы сидеть в хотоне Бергяса и ждать, пока нас выкупят богатые родственники.
— Не спеши с выводами, — успокоил друга Вадим. — Завтра доберемся. Да и с лошадьми какая-то шутка. Может, тот же Бергяс их упрятал, отдаст.
— Был бы жив мой отец, сразу же вас отвез. И совсем-совсем без денег, — привстав с постели, заверила их Нюдля.
Церен строго посмотрел на сестру.
— Нюдля! Этот разговор не для тебя!
— Конечно, не для меня, — вздохнула Нюдля. — Ведь я — девочка. А если бы я была парнем и мне пошел тринадцатый год, я и сама запрягла бы лошадь в двуколку.
— Браво, малышка! — воскликнул повеселевший Вадим.
В это время в джолум вошел улыбающийся Чотын.
— Бергяс возвратился! Совсем другой, будто с похмелья! Просит у вас извинения и приглашает к себе в гости. Говорит: хороший разговор будет!
Это сообщение вызвало у Вадима легкую усмешку. Борис вскричал оскорбленно:
— Видите ли, он просит извинения! Нет и нет! Чтобы терпеть подобное! — Передайте — мы требуем от Бергяса подводу, больше ничего нам не нужно.
Церен перевел все слово в слово.
— Не кричи так громко, Борис, а то Чотын подумает, что он что-то не так сказал и ты сердишься на него. Вот пойдем к Бергясу за подводой, ты и выскажешь ему все, что о нем думаешь. Иначе из-за нас достанется и Чотыну, и Церену. Ты же знаешь: вчера старший сын Бергяса избил Церена лишь за то, что мальчик был нашим толмачом, — уговаривал друга Вадим.
Из джолума вышли вчетвером. Первым в кибитку Бергяса вошел Вадим, за ним — Борис. Церен замыкал шествие.
В середине кибитки на месте очага стоял большой стол, накрытый белой скатертью. Вокруг него — новые венские стулья. На почетном месте восседал улыбающийся Бергяс, одетый в красную с расшитым воротником сорочку, и жестом хлебосольного хозяина показывал, где кому садиться. Церен остался у двери.
ГЛАВА ЧЕТВЕРТАЯ
«Хорошо, когда водка крепкая, а единственный сын удачливый», — Бергяс всегда вспоминал какую-нибудь пословицу, поднимая первую стопку. У его отца, Бакура, было тринадцать детей. Отец дал мальчику такое же имя, как назывался весь их род — Бергяс. Удивляться здесь нечему: все отцы на земле, матери тем более, желают своим детям здоровья, благополучия в семье, преуспевания в делах. Садясь за стол, калмыки прежде всего приносят дань всевышнему, лишь потом приступают к еде. Когда гость здоровается или прощается с хозяевами, не преминет пожелать здравия детям: «Будь здоров, малыш!.. Долгой жизни тебе!»
В каждой семье появлялось на свет десять и того больше, случалось — восемнадцать детей. Выживут двое-трое, считай, род не только продолжен, но и приумножен. Причину недолгой жизни младенцев знали и сами скотоводы. Вся их сила и жизненный опыт уходили на поиск пастбищ, прокормление скота, борения с голодом. Дети оставались без присмотра. Отец Бергяса, Бакур, в своем аймаке считался крепким, зажиточным хозяином. Ради спасения детей, особенно в угоду самому младшему, он решался подчас на такое, что вызывало удивление других степняков.
Когда-то, еще более ста лет тому назад, на перекрестке четырех степных дорог, решили поставить хурул. Чтобы молиться в нем и поддерживать обряды богослужения, решили со всех Малых Дербет послать к месту хурула от каждого аймака по десять семей. Зайсан Бога-Чоноса безоговорочно послал в новый хотон десять семей, их впоследствии стали называть людьми Му-Чонос аймака Дунд-хурул. Зайсан Ики-Чоноса для поддержки хурула выделил трех непослушных братьев с семьями. Сыновья Ики-Чоноса в иных делах не праздновали ни бога, ни самого зайсана. Этими братьями были: старший — Узюк-Манин Темир, средний — Узюк-Манин Лалла и младший — Узюк-Манин Геннур. Со своими семьями братья образовали хотон Бергяс-Чонос. Бакур, будущий отец Бергяса, родился от Темира. Он считался в своем хотоне старшим из десятских. Поэтому на свадьбе при свершении обряда жертвоприношения огню или на поминках он садился на почетном месте и произносил первый тост. Отец Бергяса по уму и жизненному опыту считался человеком недалеким. Про таких калмыки говорят; «У него нет рысака, чтобы доскакать до луны, нет ума, чтобы долететь до солнца». Погудка такого рода — не редкость в калмыцком речении. У степняков, привыкших глядеть на небо целыми ночами, немало легенд и сказок, связанных с небесными светилами. В одной из сказок говорится о том, что степные люди доходили до других планет, подружились с Луной, поигрались с Солнцем и вернулись на Землю как ни в чем не бывало.
Так и не достигнув своей луны, Бакур все же прожил семьдесят шесть лет, три раза женился, народил тринадцать детей и самого последнего, оставшегося в живых сына, нарек именем родного племени — Бергяс. Бакур не очень-то баловал наследника с детства. Рано научил сына охотиться, пасти табуны и ночевать с ними в степи. Натаскивал его в выносливости, умении постоять за себя. Бергяс в молодости много раз обижался на отца за эти строгости, в слезах бежал к матери. Позже он все понял и простил отцу. Всякий раз вспоминал родителя добром, когда в тяжелых схватках брал верх над сильным противником. Бергясу исполнилось шестнадцать, Бакур решил женить его и просватал дочь одного зайсана из Манычского улуса. Тот зайсан слыл мудрым, удачливым человеком. В семнадцать лет Бергяс был уже главой семьи. Однако семейная жизнь как-то не заладилась у привыкшего к вольнице молодого человека. По-прежнему днями пропадал он среди табунщиков или засиживался за игрой в карты, а то напрашивался поохотиться со старшими. Домой мог заявиться и через неделю. Его жена по имени Отхон била тихой, безропотной женщиной, никогда не задавала юному мужу лишних вопросов, терпеливо ждала его из отлучек. Один за одним пошли дети — четверо. Но трое из них быстро угасли… Остался в живых лишь четвертый сын. У младенца еще при родах обнаружилось, что правая ножка короче левой… Когда мальчику исполнилось четыре года, он вдруг стал наступать на нее и пошел без опоры… Нога все же не выровнялась с другой, осталась короче на вершок…
Внезапная смерть первых трех детей, хромота выжившего единственного сына не очень обеспокоили отца. Был он молод, мускулы его наливались силой. Бергяс верил в удачу. Однако жизнь исподволь готовит любому из нас неожиданные испытания.
Бергяс любил охотиться на волков, по первопутку случалось ему полевать и другую дичь — помельче. Увлекался он гоном на сайгаков, выслеживал лис, бил влет диких уток. Тем не менее это не означало, что так уж он неразборчив и довольствуется той удачей, что бог пошлет. Нет, Бергяс заранее выбирал себе цель: соберется полевать пернатую дичь, — на зайца уже и не глянет, хоть косой сам под ружье прется!
