Отиа Иоселиани - Девушка в белом
— Под колеса попала? — спросил Лука.
— Эх, если бы так, тогда и жалеть не приходилось бы. Колеса здесь ни при чем. Смелость ее погубила,
Я фыркнул.
— Наверное, эта собака, как гордый рыцарь, не смогла пережить поражения.
— Вы правы, — серьезно ответил старик. — Вы правы.
Теперь засмеялись все. Только старик не смеялся. Он качал головой и повторял:
— Это правда, вы совершенно правы.
— А какой породы была ваша Басара? — спросил я, пряча улыбку.
— Породы... ну, как вам сказать — обыкновенной местной породы. Правда, об ее отце говорили, будто он наполовину волк, но ручаться не могу. А Басара была наша, серая, большая, с короткой шеей и черной мордой, голову всегда высоко держала. И хвост лохматый кверху был задран.
— Да это же обыкновенная дворняга! — заметил охотник, сидевший рядом со стариком. — Впрочем, пастухи только таких собак и держат.
— Ну, а я что говорю. Наша, говорю, была местной породы. Но, может, вы думаете, что вот эта лучше пойдет по следу? — кивнул он на мою Риону — Или что она лучше могла бы загнать зверя? Волк и тот не унес бы ног после встречи с Басарой. А какой порядок был на моем дворе...
— Как дворняжка, она, конечно, была хороша, — согласился я.
— Да... до самой смерти никто не смел даже замахнуться на нее. Не было случая, чтобы с моего двора ястреб унес цыпленка. Но она никогда не кусалась. Была у нее привычка: как увидит постороннего, подлетит, и тут уж стой, стой как вкопанный, какое бы у тебя ни было срочное дело. Подойдет, осмотрит, обнюхает и вернется на место. После этого хоть на голове ходи — никакого внимания. Это вся деревня знала. Аробщики останавливали арбу у моего дома, всадники спешивались, лошади так привыкли, что сами останавливались у наших ворот. Помню, как-то должны были проехать дружки жениха — на свадьбу ехали из другой деревни. Их предупредили: «Так, мол, и так, у таких-то ворот нужно пешком пройти».
Те не поверили, засмеялись. — Как, мол, вас собака запугала.
Так и не послушались. Начали подниматься в гору. Один выехал вперед, видно, гонец был от жениха, — и парень был хорош, и лошадь резвая. Со свистом крутил он над головой кнутом и кричал, пригнувшись к самой луке.
Вскочила Басара, метнулась к воротам и ждет, что осадит всадник коня и проедет мимо нее шагом. А конь уже близко, искры из-под копыт летят, и по-прежнему свистит кнут и лихо гикает всадник. Еще во дворе залаяла Басара. Видно, напомнила о себе. Вот у самых ворот процокали копыта, просвистел кнут, и всадник исчез в темноте. Тут рванулась Басара, перемахнула через ворота и понеслась вслед. Она не лаяла, хотя злоба душила ее, только хрипела от ярости и летела, как с силой брошенный камень. Догнала, заскочила вперед и залаяла, как бы приказывая подчиниться.
Гикнул всадник, нагнулся к седлу и кнутом перетянул собаку. Басара не издала ни звука, удара она, наверное, и не почувствовала, пропустила всадника вперед, взметнулась в прыжке.
Но не рассчитала. Видно, укус пришелся низко. Опередила, опять пропустила вперед, вспрыгнула лошади на спину и повисла.
Лошадь испугалась, шарахнулась в сторону и вместе с всадником полетела в овраг. Бедный малый чуть не свернул себе шею. Но его счастье — застрял в кустарнике. А коня потом вытащили ехавшие следом дружки.
— С такой собакой хорошо на волков ходить, — заметил кто-то из нас, — хотя волк не лошадь, у него на хвосте так просто не повиснешь.
— На волков? Грешна была Басара перед волчьим племенем. Волк частый гость в наших горах. Но волк волку рознь.
Ровно за год до гибели Басары выпал у нас большой снег. Много тогда волков бродило вокруг деревни. Как-то ночью слышу — выстрел. Я схватил двустволку и, как был, в одном белье, выскочил во двор и бросился туда, где заливались собаки. Оказалось, что волк задушил соседского пса и хозяин стрелял по нему. А Басара уже кинулась по следу. Мы гнались за ней до самого леса, но потом стало трудно различать след. Я посоветовал вернуться. Долго звал я Басару, но она не хотела возвращаться, и мне пришлось за ошейник тащить ее до дома. Но наутро Басары след простыл. Сколько я ни свистел, сколько ни искал — она как в воду канула, только на другой день к вечеру притащилась домой, еле волоча ноги. Но глаза довольно поблескивали. Она то и дело пыталась прыгнуть мне на грудь и заискивающе вертела лохматым хвостом.
В тот же вечер недалеко от деревни мы наткнулись на задушенного волка, а через четыре дня охотники нашли еще одного. Мой сосед узнал его — это был тот самый волк, в которого он стрелял. В ту ночь его ружье было заряжено заячьей дробью, а перезаряжать было некогда. И действительно, в шкуре волка нашли дробь.
Далеко заманил проклятый Басару. Я побывал на том месте. Страшной, видно, была схватка, ни одного целого куста вокруг не осталось, ни одного листика. Видно, на вершине скалы настигла его Басара, сбросила вниз, а там уж придушила окончательно.
— Да, хорошая собака, — сказал Лука.
— Вот это понимаю, — кивнул я одобрительно.
— Такого слышать еще не приходилось, — признали и остальные.
— Это еще ничего, — проговорил старик и надел непросохшую шапку, — это ничего… В старину у нас все было иначе. Не было этой широкой дороги, по которой вы поднялись на машине. По нашим проселкам и арба-то с трудом тащилась, два всадника едва могли разъехаться на кремнистой неровной тропе. Около тридцати лет назад начали мы строить эту дорогу. Много пришлось потрудиться. Слава богу, динамитных шашек у нас было достаточно. Взрывали скалы, выравнивали горы, засыпали овраги, прокладывали мосты. И появилась в нашей деревне долгожданная дорога. У нас раскрылись глаза, мы приобщились к настоящей жизни.
И вот на новой дороге впервые появилась машина. Вся деревня высыпала на улицу. Мужчины и женщины прильнули к заборам, мальчишки рассыпались по деревьям. Я стоял в толпе и радовался как ребенок. Немалое это было дело, новая дорога.
Наконец показалась машина. В ней на открытие дороги приехали районные руководители, Они махали руками, приветствуя нас.
Вокруг хлопали, что-то кричали и среди этого шума машина продвигалась вперед. Собаки выскакивали из всех дворов, кидались к заборам, лаяли, метались, опять лаяли, но как только этот железный дьявол приближался к ним, удирали, опустив хвосты и испуганно оглядываясь.
На шум поднялась и Басара, навострила уши, прислушиваясь к незнакомым звукам. А непонятный шум все приближался. И впервые Басара заметалась. Остановилась, пригляделась к железному чудищу. Видно, удивилась, что нет ни коня, ни вола, и хоть машина была черная, она совсем не походила на буйвола. Басара беспокойно металась, не сводя глаз с машины, А машина уже поравнялась с воротами. И тут Басара сорвалась с места, в один миг очутилась на улице, залаяла яростно, хрипло. Глаза у нее сверкали, оскаленные клыки торчали, как кинжалы. Она кинулась за страшным зверем. Опередила машину, обернулась и залаяла. Потом пропустила ее вперед, снова догнала и снова залаяла. Затем почему-то остановилась. Но только на мгновение, — бросилась опять, заскочила сбоку, некоторое время бежала рядом, а потом с лаем прыгнула на нее, но не смогла ни во что вцепиться, соскользнула и отлетела в сторону. Но это ее не остановило, она опять бросилась, за машиной, догнала и зубами вцепилась в шину. Ее отшвырнуло в сторону, она ударилась головой о крыло, перевернулась в воздухе и упала в канаву. Оглушенная и окровавленная, поднялась она на ноги, хотела вновь броситься за машиной, но та была уже далеко. Басара стояла и смотрела ей вслед. Машина как ни в чем не бывало удалялась все дальше и дальше. Наконец она скрылась из виду, и Басара долго еще смотрела туда, где исчезло странное чудище.
Тщетно звал я ее, гладил, упрашивал. Наконец схватил за ошейник и с трудом приволок во двор. Она остановилась у ворот, из раны на челюсти сочилась кровь, вокруг выбитого глаза вились мухи. Она ни разу не облизнулась и даже не пыталась отогнать назойливых мух. Стояла и не могла оторвать глаз от дороги.
Я хотел промыть ей рану, но она не далась. Я подставлял еду, воду, — она и не взглянула, словно чего-то ждала.
Вдруг Басара услышала шум возвращающейся машины, встрепенулась, дотащилась до дороги и встала молча, глядя единственным глазом на дорогу...
Машина приближалась. Басара стояла не двигаясь. Машина поравнялась с ней и промчалась мимо, а Басара по-прежнему стояла, словно окаменев, и смотрела ей вслед.
Поздно вернулась она во двор и легла, положив голову на лапы; лежала, не глядя ни на кого, ни на что не обращая внимания. Даже не отгоняла мух, кружившихся над ее окровавленной головой.
Так лежала она до вечера, лежала всю ночь не двигаясь, лежала, лежала да так и померла.
Эпитафия
Не был Серапион из старых сельчан, и не из новых, попредседательствовавших. Никто не поручал ему старшинствовать и никто не обязывал заботиться о сельчанах.
