Вилис Лацис - К новому берегу
Айвар чувствовал, что хозяйка его ненавидит, и поэтому боялся попадаться ей на глаза. С утра он забивался в угол за шкаф, молча, как мышонок, просиживал там целыми часами и выходил лишь тогда, когда сердобольная Судмалиене звала к столу. Разливая крупяную похлебку, сваренную на снятом молоке, она никогда не забывала маленького сироту и делила ее всем поровну.
— Ах ты, бедный цыпленочек, — приговаривала она, гладя заскорузлой рукой голову ребенка. — Тяжело тебе будет жить теперь. Не дай бог, чтобы моим детям выпала такая доля. Ешь, мальчик, ешь, тебе нужно много сил.
Судмалиене стирала штанишки и рубашку Айвара, а по вечерам, постелив ему постельку, сидела рядом, пока он не засыпал. Айвар ждал отца с утра до вечера, но никому о своих надеждах ничего не говорил. Но шли дни, а отец так и не приходил. На сердце у Айвара становилось все грустнее, иногда его охватывала такая тоска, что он, забившись в укромный уголок, тихо плакал.
Стояла поздняя осень. Дорогу затопила непролазная грязь, а дождь все лил и лил под завывание холодного ветра. В такую пору нечего было и думать о прогулке: Айвар целыми днями сидел в избе вместе с детьми батрака. Когда до его слуха доносился скрип колес проезжающей повозки, Айвар бросался к окну и взволнованно глядел, не приехал ли отец.
Как-то утром в людскую вошли двое мужчин; один был хозяин Кукажей, другой — член волостного суда. Они осмотрели оставшиеся после Ольги вещи и составили акт.
— Пока пусть все остается на месте, — сказал член суда. — Только смотрите, чтобы ничего не пропало, а то вам придется отвечать перед судом, потому что это имущество сироты. На аукционе каждый сможет приобрести то, что ему понравится.
Дня через два, рано утром, в людскую вошел хозяин и велел одеть Айвара потеплее, а жене Судмала сказал, чтобы она вещи мальчика связала в узел и снесла на телегу.
Когда все было сделано, Кукажа вывел Айвара во двор.
Моросил дождь, и дул сильный ветер. Посадив Айвара на телегу, хозяин уселся рядом, закрыл колени кожаным фартуком, и лошадь тронулась. Дети Судмала. взобравшись на подоконник, смотрели, как увозят Айвара, и на прощание махали ему рукой. Но он так растерялся, что забыл ответить друзьям. Айвар боялся хозяина, поэтому не осмелился спросить, куда они едут.
Через некоторое время телега остановилась у большого двухэтажного каменного дома. Во дворе уже стояло много повозок. К головам лошадей были подвязаны торбы с овсом или мешки с сеном; привязанные к коновязи, животные дрожали от холода. Поставив свою лошадь и накинув на нее попону, Кукажа сказал Айвару:
— А теперь слезай. Дальше не поедем.
Он помог мальчику слезть с телеги, взял его за руку и повел в дом. В большой комнате, где толпилось много людей, их встретил тот же член волостного суда, который два дня тому назад описывал вещи покойной Ольги Лидум. Поздоровавшись с хозяином Кукажей, он увел Айвара в другой конец комнаты и посадил на скамью рядом с четырьмя другими детьми. Самому старшему можно было дать лет десять, рядом с ним сидела сестренка, года на два моложе его, и еще два мальчика: один лет семи, другой — девяти. Притихшие и взволнованные, глядели они на чужих людей. Когда подошел Айвар, они немного потеснились, чтобы дать ему место на скамье. Справа стоял большой стол с письменными принадлежностями и деревянным молотком.
Довольно молодой человек в пенсне, сидевший за столом, писал в толстой конторской книге. Член волостного суда что-то тихо спросил у писавшего. Тот так же тихо ответил. После этого член волостного суда повернулся к собравшимся.
— Господа, кто желает участвовать в аукционе, прошу сесть ближе. Мы скоро начнем. Пока еще есть время, прошу осмотреть детей. Если будут какие-нибудь вопросы, господин писарь даст пояснения.
Люди зашевелились. То были местные крестьяне, главным образом кулаки, явилось также несколько середняков, которым нужен был даровой пастух. Некоторые приехали с женами. Один за другим они подходили к скамье, на которой сидели дети, и бесцеремонно осматривали их. Какой-то хозяин велел старшему мальчику подняться и повернуться к нему спиной, а на его сестренку он бросил лишь мимолетный взгляд. Какая-то кулацкая супружеская чета долго обследовала мальчика, наконец жена велела ему раскрыть рот и показать зубы.
— Кажется, здоров, — пробормотала она, видимо довольная результатами обследования. — А вшей нет?
Паренек отрицательно покачал головой и смущенно опустил глаза.
Айваром пока никто не интересовался. Промокнув в дороге, он сидел, сжавшись в комок, и весь дрожал, исподлобья рассматривая чужих людей.
Вскоре начался сиротский аукцион. Член волостного суда велел брату и сестре встать, чтобы их лучше могли разглядеть, и, назвав имена, сказал, сколько кому лет.
— Дюжий парень, он скоро сможет ходить за плугом, а лучшего пастуха и желать нечего. Сестра его тоже девочка сильная — ей восемь лет. Может пригодиться в подпаски и на легкие работы по дому. Желательно, чтобы оба попали в одну семью. Есть ли желающие? Наивысшая сумма, которую можем платить их воспитателям, — тридцать латов в месяц за обоих. Кто желает взять за меньшую сумму?
— Двадцать пять латов! — раздается голос в зале.
— Двадцать пять латов — первый раз! — выкрикнул аукционер, член суда.
— Двадцать латов!
— Восемнадцать!
— Пятнадцать!
— Пятнадцать латов — раз! — снова выкрикнул член суда. — Пятнадцать латов — два! Кто меньше? Такого крепыша можно взять даром и еще приплатить.
— Двенадцать латов и ни сантима меньше!
— Десять латов!
За десять латов брата и сестру приобрел какой-то крупный кулак, владелец самого большого стада в волости, которому нужны были пастух и подпасок.
Девятилетний мальчик довольно быстро перешел за десять латов в месяц к супружеской паре, которая при первом осмотре велела ему показать зубы. Какой-то хозяин за двенадцать латов взял себе семилетнего мальчугана. После этого большинство крестьян разошлось.
Дети, точно пойманные зверьки, смотрели на чужих людей, во власть которых их теперь отдали. Старшие старались прочесть на лицах чужих, добрые ли они люди, друзья или враги? Во взгляде младших были откровенный страх и глубокое, неудержимое отчаяние. Они жались друг к другу, а маленькая девочка ухватила своими судорожно сжатыми пальчиками руку брата и не отступала от него ни на шаг.
Подошла очередь Айвара. Он ничего не понимал в этой странной игре, у него не было даже туманного представления о смысле происходящего. Когда член волостного суда велел ему встать, он медленно поднялся со скамьи и, как бы ища спасения, с отчаянием оглянулся кругом.
— Айвар Лидум… — начал член суда. — Семи лет. Мать умерла, отца… нет. Высшая плата — пятнадцать латов в месяц. Кто меньше?
Некоторое время в помещении царила тишина. Мальчик был слишком мал. Пройдет год, прежде чем его можно будет использовать в хозяйстве; это казалось слишком долгим сроком для собравшихся здесь людей, которых занимало только одно — выгодная сделка.
— Ну, если желающих нет, за пятнадцать латов в месяц я готов его взять! — произнес наконец какой-то бородач. Лицо его раскраснелось и язык слегка заплетался. На ногах он держался нетвердо. — Пятнадцать латов и ни сантима меньше. Иначе не стоит.
— Пятнадцать латов — раз!.. — объявил член суда и, словно нехотя, продолжил: — Пятнадцать латов — два! — Затем внезапно, точно испугавшись, как бы охмелевший крестьянин не передумал и не отказался от своего предложения, крикнул: — Пятнадцать латов — три! — и громко ударил деревянным молотком по столу. На этом детский аукцион закончился.
— Господин Коцинь, подойдите расписаться! — Друкис жестом подозвал бородача. Тот, шатаясь, подошел к столу и трясущимися пальцами нацарапал свое имя.
— Ну, теперь все? — спросил он.
— Пока все, — ответил писарь. — Удостоверение получите через несколько дней вместе с первым платежом.
— Быть по сему! — Коцинь ударил кулаком по столу с такой силой, что подскочила чернильница. Член волостного суда неодобрительно покосился в его сторону, но ничего не сказал: с пьяным связываться не стоит. — Значит, я этого молодчика могу сразу забирать домой?
— Да, можете… — сказал писарь.
Крестьянин подошел к Айвару, поглядел на него с минуту, потом громко рассмеялся и, положив свою тяжелую руку на плечо мальчика, слегка встряхнул его.
— Небось, испугался. Ну, соберись с духом и подыми повыше нос. Я неженок не люблю.
Подталкивая идущего впереди Айвара, он вышел из комнаты, держа в руке узелок с одеждой ребенка. Немного погодя они уже сидели в телеге и ехали по грязной дороге. Лошаденка была малорослая, худая и еле вытягивала повозку из попадавшихся на дороге рытвин. Коцинь нещадно колотил ее кнутовищем и обзывал бранными словами.
