Исай Давыдов - Девушка моего друга
Как будто скинул с себя лет двадцать и снова стал мальчишкой, забравшимся в чужой сад за яблоками.
Наверно, только ради этого ощущения стоило бы воспользоваться щелью в заборе.
На миг Юрию кажется, что это озорное настроение — частица того неуловимого «что-то», которое он никак не может определить. Он даже останавливается, пораженный этой мыслью, и вспоминает свои собственные, так легко сорвавшиеся с губ слова: «Если оглядываться на все «нельзя» — жить не стоит!»
И тут же он слышит голос Таи:
— Вы что-то забыли, Юрий Николаевич?
— Нет-нет! Идемте!
Они идут к заготовительному цеху, и Юрий вдруг понимает, что, не будь Таи, не полез бы он в эту дыру.
Ведь он давно видел ее и ни разу ею не пользовался…
В заготовительном цехе все готово к работе монтажников — подвезены балки, плиты. И только монтажников нет, хотя заявку на их работы Юрий дал еще в прошлый понедельник. Надо будет сегодня на утреннем совещании серьезно поговорить с прорабом «Стальмонтажа» Федоровым. Сколько же можно тянуть?
Юрий записывает на обложке блокнота: «Монтажники — на заготовительный», — и поворачивается к цеху спиной.
И снова тянется под ногами пыльная дорога к конторке участка, усеянная обрезками железа, болтами и синими спиральными металлическими стружками.
— Я вообще-то не могу бросить сына, — как можно спокойнее говорит Юрий. — Я могу отказаться от чего угодно и от кого угодно, только не от сына.
Тая молчит. И Юрий молчит. И боится, что сейчас она скажет что-нибудь такое, после чего разговаривать будет уже невозможно. Если только вообще она хочет сказать это — сейчас у нее самый подходящий момент. Она не может не понимать этого.
Но Тая ничего такого не говорит. Она еще немного идет молча и затем тихо произносит: — Мне кажется, я немного понимаю вас. Я почему-то вам очень верю. И теперь вижу, что вы вовсе не такой уж счастливчик, как многие тут про вас говорят.
— Спасибо… — еще тише произносит в ответ Юрий. — И еще мне нравится ваша прямота, — продолжает Тая. — Другие в таких случаях юлят и обещают то, чего не собираются делать… Ваша прямота, конечно, располагает к вам… Но ведь все равно это ничего не меняет, Юрий Николаевич…
— Это неважно… Сейчас неважно, — поправляется Юрий. — Время многое прояснит… Я хочу как-нибудь приехать к вам в Куйбышев…
— Зачем?
— Просто, чтобы увидеть вас… Страшно даже подумать, что никогда больше вас не увижу. Тая улыбается.
— Так бывает только в книжках, Юрий Николаевич. — В книжках не все выдумано. Чтобы написать книгу, надо кое-что пережить. Тая пожимает плечами. — Что ж, приезжайте. Я буду рада вас увидеть. Только я вам ничего не могу обещать. Вы же понимаете…
Она поднимает на него свои зеленоватые глаза, и несколько секунд, замедлив шаг, Юрий глядит в них. В ее глазах все тот же вопрос. И еще сочувствие. И еще где-то глубоко спрятанная боль. Ее раньше не было, этой боли. Всего полчаса назад ее еще не было.
Затем они идут дальше по заводской дороге, усеянной обрезками железа, болтами и синими закрученными стружками.
— Мы еще сходим на чугунолитейный цех, — говорит Юрий. — Хорошо?
— Хорошо, Юрий Николаевич.
— А потом… Что вы собираетесь сегодня делать?
— Буду в конторке. Надо готовить материалы к отчету. — Вы… не уйдете, пока мы не простимся?
Тая растерянно улыбается.
— Нужно было бы… — Она снова поднимает голову и глядит ему прямо в глаза. — Но я не уйду.
— Спасибо.
Возле конторки участка Юрия уже ждут. Невысокий полный прораб Кулев и молодой всклокоченный мастер Ромашов. Они сидят на скамейке и что-то подсчитывают.
Кулев — в блокноте, а Ромашов — коротенькой логарифмической линейкой, которая обычно торчит у него из кармана.
Увидев Юрия, они дружно поднимаются и идут к нему навстречу.
— Арматуру привезли, — говорит Кулев.
— Сколько? — спрашивает Юрий.
— Машину.
— Всего? А еще будет?
— Говорят, пока нет.
— Да-а…
Юрий достает из кармана пачку «Беломора», протягивает Ромашову, закуривает сам. Кулев не курит — у него сердце… Веселый, подвижной, все время на ногах, — а вот сердце…
Ромашов молод. Поэтому он не выдерживает первый.
— Что будем делать, Юрий? Кому брать эту машину?
Ведь не разгружали — стоит, ждет… Шофер нам чертей посылает.
— А как вы считаете, Тая? — говорит Юрий. — Кому нужно отдать эту машину? Сталелитейному или чугунолитейному?
— Может, поделить?
— Нет. — Юрий отрицательно качает головой. — Делить нечего. И так на один зуб.
— Сталелитейный через год сдавать, — говорит Тая. — А чугунолитейный — через два года. Нас учат: все силы на пусковые объекты…
Кулев снисходительно улыбается и глядит на Таю добродушными, смеющимися серыми глазами. Ромашов смотрит на Таю серьезно и с надеждой, как бы ожидая поддержки.
— Правильно учат, — говорит Юрий. — Только до пуска сталелитейного все равно далеко. И колонны для него можно делать зимой. А на чугунолитейном фундаменты зимой не заложишь. Прошляпим лето — зимой все работы останавливать.
— Значит, главное иметь задел? — спрашивает Тая.
— Главное — все, — говорит Юрий. — В один момент главным может быть одно, в другой — другое…
— Диалектика… — все еще улыбаясь, добавляет Кулев.
Ромашов подавленно опускает голову. Он уже понимает, что арматуры ему не дали, что арматуру увезет на чугунолитейный цех Кулев.
— Так я пойду скажу, чтоб вез? — говорит Кулев.
Юрий кивает. Кулев семенит к шоссе — быстро, как шарик катится. Юрий и Тая поворачиваются к чугунолитейному цеху. Ромашов недолго идет рядом с ними, молчит, потом останавливается.
— Ну, я к себе, — тихо говорит он и уходит влево, к строительной площадке сталелитейного.
Юрий и Тая снова остаются вдвоем. Солнце бьет в глаза. Тая вынимает из кармана халатика темные очки, вертит их в руке и опять опускает в карман. Видно, чувствует, что Юрию будет неприятно, если она их наденет.
— Вот я думаю, Юрий Николаевич, — тихо говорит Тая, — как странно устроена жизнь. Как много в ней значит случайность… Приехала бы к вам вместо меня другая девушка. Ну, такая же вот… — Таины руки делают легкое движение вдоль тела. — И вы… в общем, вам понравилась бы она… Я ведь понимаю — любить кого-то нужно… И у нее была бы не такая жизнь, как у меня. Не такие правила… С ней все было бы легче, проще… И вы были бы счастливы. А теперь будете думать обо мне… А я буду чувствовать себя в чем-то виноватой. Хотя, в общем, я не виновата… И все это зависело от секретарши деканата… А ей было совершенно безразлично, кого куда посылать. Чистая случайность…
— Да, конечно. — Юрий грустно улыбается. — Вы могли и не приехать. Приехала бы другая… Но ведь я мог ее и не заметить. Мне очень некогда…
Они один за другим обходят фундаменты колонн чугунолитейного цеха, и Юрий прикидывает, когда эти фундаменты могут быть закончены. Срок жесткий — к первому октября. А фундаментов — сотни. И не хватает то арматуры, то бетона, то леса на опалубку.
И где-то между мыслями о фундаментах, ничуть не мешая им, бегут мысли о Тае, о том, что все её строгие правила могут полететь к чертовой бабушке, если только он сам не будет ни на что оглядываться. Юрий уверен, что мог бы увести Таю куда угодно и от кого угодно.
Но потом ему пришлось бы быть подлецом, потому что он не может без сына. И поэтому пусть лучше с самого начала все будет ясно, чтобы не было никакой лжи.
Хоть тут чтобы не было лжи!..
Мысли прерывает окрик:
— Юрий Николаевич!
Между фундаментами к нему бегут двое — мастер Фалеев и незнакомый рабочий в замасленной спецовке.
Юрий машет Фалееву рукой, идет им навстречу, чувствует, что Тая идет рядом с ним, и это радует его.
— Юрий Николаевич… — Фалеев задыхается от бега.
— Вот экскаваторщик вас ищет… Там экскаватор трубу обломил… Траншею заливает…
— Где? — встревожено спрашивает Юрий.
— Возле деревообрабатывающего.
Юрий спешит к траншее. Рядом идут Фалеев и незнакомый экскаваторщик, который, видно, первый день работает на участке, иначе Юрий знал бы его. И рядом же торопится Тая. И Юрию приятно, что она торопится; что она не осталась на чугунолитейном и не ушла в конторку, к своему отчету. Это просто здорово, что она сама, безо всякой просьбы, идет рядом с ним!
Только что вырытую траншею для электрокабеля действительно заливает. Вода идет бурно. Из воды выглядывает обломок керамической водопроводной трубы.
— Странно! — говорит Юрий. — На схеме здесь водопровод не обозначен.
Он прекрасно помнит схему прокладки кабеля, которую получил от завода и передал мастеру. Водопровода на этой схеме не было.
Однако вода идет, и надо принимать меры.