Иван Курчавов - Шипка
— Почему так много? — спросил Скобелев.
— Турки уверены, что главный удар русская армия нанесет именно в этом месте; мол, русские очень любят штурмовать сильные крепости.
— И кто же там командует? Кто у них там главный?
— Пашей там много, ваше превосходительство, — ухмыльнулся Минчев. — Топал-паша, Измир-паша, Вали-паша, Мурад-паша, Салджазан-паша, Халил-паша, Нури-паша, Пехлеван-паша, Садык-паша, Али-паша и еще с полдюжины. На днях должен Приехать главнокомандующий Абдул Керим-паша. Пашей много, а дисциплины в войсках нет, ваше превосходительство. Появились там башибузуки и черкесы: эти начали с грабежей и насилий, христианские девушки не могут появиться на улицах Рущука не только вечером, но и днем.
— Ну, а Систово? Какова там численность турецкого войска?
— Невелика, ваше превосходительство! Я имел удачу повстречаться вчера с хвастливым турецким офицером. Он убежден, что русские в Систово не полезут, он так и сказал, что, мол, этот городишко не представляет для врага большого интереса. В Систове, насколько мне известно, находится один батальон редифа численностью шестьсот — семьсот человек и одна батарея, состоящая из шести пушек. Хоть турки и уверены, что русские не нападут на Систово, укрепления они воздвигают как на окраине города, так и по всему берегу. Работают и турки, и насильно пригнанные болгары. Но, ваше превосходительство, Систово после Рущука и других городов на Дунае показалось мне чуть ли не мирным уголком!
Данные были свежи и интересны, и генерал Скобелев занес их в виДавшую виды тетрадь. Он уже с уважением смотрел на своего собеседника и не скрывал этого.
— То, что вы с таким трудом и мужеством собрали, заслуживает самой высокой похвалы, — сказал он. — Полковнику Артамонову будет весьма полезно вас увидеть, и я направлю вас к нему сегодня же. Продолжайте и дальше служить Болгарии и России — это никогда не будет забыто, господин Минчев. Меня интересует какой-то небольшой участок, полковника Артамонова беспокоит вся Болгария. Русскую армию будет интересовать многое: крепости и их гарнизоны, Балканы и проходы в них, количество турецких войск и их обученность, оружие и артиллерия, одежда и питание, настроения солдат и офицеров по мере активизации войны. Точные задания вам даст полковник Артамонов. Как давно вы обедали?
— Вчера, ваше превосходительство.
Скобелев расхохотался — громко, раскатисто И весело, усы его дрогнули и энергично задвигались вместе с бакенбардами, в глазах появился юношеский задор.
— Ну, голубчик, хорош же прием мы вам оказали! — сказал он, теребя бакенбарды, — Работали на Россию, а русский генерал не догадался даже предложить обед! Ничего, ошибку сейчас мы выправим, обед у вас будет генеральский! И рюмочка будет. Я слышал, что болгары совсем не пьют. Или это не так?
— Пьют, но очень мало, ваше превосходительство, — ответил Минчев, которому после предложения генерала так захотелось есть, что у него даже закружилась голова.
— Пить будем по-русски, — сказал Скобелев.
— Благодарю, ваше превосходительство, по-русски так по-русски! — охотно согласился Йордан Минчев.
III
Йордан, или Данчо, как ласково называли его дома, в раннем возрасте выказал такие математические способности, что отец не без гордости решил: быть ему хорошим купцом. И стал возить его по всей Болгарии, понимая, что это и есть лучший способ научить сына умению вести торговлю. Но сыну нравилась не сама торговля, когда приходилось нахваливать людям явно плохой товар или стараться заполучить с них лишнее, а возможность путешествовать по стране, видеть разные города и всяких людей. Отец обещал ему большее: показать другие страны, и это радовало его. Вскоре отец определил его на ученье в Константинополь, и Данчо за короткий срок постиг турецкий язык. Когда отец наведался в турецкую столицу, он поразился, до чего же свободно говорил сын с турками, словно новый язык стал для него родным.
Но турецкий язык не стал и не мог стать родным для мыслящего и впечатлительного паренька Данчо. Он и раньше часто задумывался над тем, что в мире все устроено в высшей степени несправедливо. Бог создал людей по своему образу и подобию — тогда почему одни стали извергами, а другие послушными рабами? Правда, он знал, что послушных мало, что болгары ненавидят своих угнетателей, но выражать недовольство можно еще полтысячи лет, и от этого ничто не изменится. Что может изменить судьбу народа? На этот счет Данчо строил всевозможные предположения. Главным из них было то, что он слышал от своей столетней прабабки, дедушки и бабушки, от родителей и соседей: придет, обязательно придет из-за Дуная дядо Иван!
В Константинополе он еще больше понял, какая неодолимая пропасть разделяет турок и болгар. С утра и до вечера и с вечера до утра ему давали понять, что он осел и его место — в стойле с этими животными. В полночь его могли поднять пинком с пола и послать по делу, которое могло потерпеть до утра. На него натравливали собак, давили лошадьми, били по лицу, когда он не так быстро уступал туркам дорогу, и стегали плеткой, если он не становился перед ними на колени в жидкую и липкую грязь.
Из Константинополя он вернулся убежденным врагом угнетателей — турок.
Однажды он с отцом возвращался из поездки по Сербии и Франции. Мать заметила их вдалеке и выбежала навстречу. За месяц она неузнаваемо постарела: волосы ее стали седыми, глаза запали, голова тряслась. Рыдая, она поведала грустную историю. После их отъезда она заболела и по делам отправила в соседнее село дочь Марийку, считавшуюся в округе первой красавицей. Словно предчувствуя что-то недоброе, Марийка стала возражать, но мать настояла на своем. Домой она не вернулась ни в тот, ни на другой день. Кто-то видел, как несколько турецких кавалеристов волокли ее в дальний лес. Там ее и нашли: обесчещенную, исполосованную нагайками, порубленную ятаганами. Хоронили Марийку соседи: они боялись, что мать не выдержит такого тяжкого испытания.
Йордан, вооружившись ятаганом, тайком ушел из дома. — У него не было теперь иной цели, иного желания, как зарезать турка: налететь на него внезапно и рубануть ятаганом так, чтобы тот распрощался с белым светом. Намеревался Йордан сначала помучить захваченного врасплох врага, но потом решил, что он не турок, а православный болгарин и с него хватит того, что он просто прирежет одного из мучителей.
Охотился он за турками две ночи, а на третью встретился в глухом овраге с отцом. Тот укоризненно покачал головой и сказал: «Не дело ты задумал, Данчо! Ты убьешь турка, тут хитрости большой нет, смелости и ума тоже не надо, а что дальше? Завтра к нам ворвутся турки и перережут половину села. Ты можешь уцелеть, а невинные погибнут». «Марийка тоже была невинной, а что с ней сделали турки!» — попытался возразить Данчо. «Ты не турок, а болгарин!» — строго сказал отец и увел его домой. Он не сопротивлялся, понимая, что отец прав и что своей дерзкой выходкой он пользы не принесет.
Заниматься торговыми делами ему уже не хотелось. Напрасно убеждал его отец, что будущее сына навсегда обеспечено, что торговля позволит Данчо жить без нужды. «А другие? — спросил он у отца, — Пусть мучаются, терпят нужду, пусть их истязают и убивают, не так ли?» Отец не мог разубедить сына и вынужден был согласиться с тем, что из него никогда не получится настоящий торговец. Он не возражал, когда сын попросил отпустить его на учебу в Николаев; все четыре года старший Минчев не скупился на содержание и встретил Данчо с радостными слезами на глазах.
Йордан стал учителем в небольшом природопском городке Перуштица. Днем он учил грамоте детей, а вечерами собирал взрослых, рассказывал им про Россию, про русских, желающих помочь своим братьям болгарам. Он всегда говорил, что и сами болгары должны смело бороться с турками, что, когда вспыхнет всеобщее народное восстание, жители Перуштицы тоже обязаны к нему подготовиться. Иногда он уводил молодых парней в горы и учил их стрельбе — сам он обучился этому в Николаевском пансионе.
И все-таки ему казалось, что он делает очень мало, что в его силах и возможностях сделать куда больше. Он упросил отца взять его летом, когда нет занятий, в Константинополь; там, в русском посольстве, он встретил полковника Артамонова и предложил свои услуги добывать нужные сведения про Турцию и ее армию. Не знал Йордан, что в России еще надеялись на мирный исход дела и верили, что Порта может и без войны освободить Болгарию от тяжкого ига. Тот человек, к которому обратился Йордан Минчев, не верил в мирное разрешение пятивекового конфликта, но он не имел права на активную разведку в Турции. Впрочем, в случае конфликта любые сведения будут нужны, может пригодиться и этот болгарин, решил полковник Артамонов и занес Минчева в свои особые списки.
