Александр Бек - Талант (Жизнь Бережкова)
— Художник на правильном пути. Я сам руковожу его работой.
За несколько дней до открытия выставки, где среди прочих полотен должен был экспонироваться и портрет Бережкова, он повез своих близких полюбоваться законченным произведением. Случайно в Москве находился Ладошников. Бережков пригласил и его.
Наш герой был изображен во весь рост. Золотые пуговицы, погоны были выписаны с завидным мастерством. На зрителя смотрели красивые голубые глаза.
— Ну как? Что скажете? — допытывался, волнуясь, Бережков, будто он сам был автором картины.
Собравшиеся отмалчивались. Ладошников сказал:
— Поедем-ка к тебе. Потолкуем за стаканом чаю.
У Бережковых Ладошников сразу прошагал в кабинет хозяина, прошелся взглядом по книжным шкафам.
— Где-то здесь я видел книгу «Мастера искусства об искусстве».
— По-моему, была, — неуверенно сказал Бережков. — Да, помнится, я покупал когда-то.
— И прочел?
— А как же?! — не сморгнув, ответствовал Бережков.
Книга была общими усилиями отыскана. Ладошников полистал ее, открыл «Мысли об искусстве» знаменитого французского скульптора Родена, отчеркнул несколько абзацев, подал Бережкову. Тому пришлось проглотить горькую пилюлю. Читатель, надеюсь, не посетует, если мы приведем эти абзацы, мысли Родена, отмеченные рукой Ладошникова. Вот они:
«По какому-то непонятному и роковому закону заказывающий свой портрет всеми силами противодействует таланту художника, которого сам же выбрал.
Человек очень редко видит себя таким, каким он есть, а если даже и знает себя, то неприятно поражен, когда художник передает его наружность правдиво.
Он желает быть представлен в самом безличном и банальном виде официальной или светской куклы. Его личность должна быть совершенно поглощена его должностью и положением в свете. Прокурору интересна только его тога, а генералу — расшитый золотом мундир.
…Чем напыщеннее портрет или бюст, чем он более похож на безжизненную деревянную куклу, тем больше он удовлетворяет клиента».
— Я бы на твоем месте не появлялся в залах выставки, пока там будет красоваться твой портрет, — посоветовал Ладошников.
В итоге разговора, участницами которого явились и две «строгие девочки» — жена и старшая дочь Бережкова, — наш герой дал слово своему другу никогда больше не быть приемщиком-собственных портретов.
Ладошников согласился прочесть рукопись. Несколько дней спустя я вновь побывал у него. Роман был уже прочитан.
Михаил Михайлович начал свой отзыв так:
— Оказывается, в вашем деле тоже бывают удивительные случаи.
Отвечая на немой вопрос, выразившийся на моем лице, он пояснил:
— Бережков нафантазировал, вы нафантазировали, а в результате…
Я подхватил, уловив одобрение в его тоне:
— Минус на минус дает плюс?
— Некоторые минусы все же остались… Но вы, пожалуй, от них не избавитесь. Они в натуре вашего рассказчика. Уж очень красочно наш уважаемый Бережков расписывает минуты своих озарений… Впрочем, писателю указывать не берусь.
Но я настоял, чтобы Ладошников высказался.
— В качестве своего героя вы взяли безусловно талантливого человека, — продолжал Ладошников. — Но особенности его таланта вовсе не являются наиболее характерными или самыми распространенными. На вашем месте я бы это подчеркнул. Бережков лишь один из многих, не похожих друг на друга по стилю работы конструкторов. Кроме того, нам-то всем это хорошо известно, он слишком любит распространяться о себе. И порой забывает о своих помощниках, товарищах, о коллективе, главой, душой которого является автор-конструктор.
— А вы, Михаил Михайлович, по-иному изложили бы все эти вопросы творчества?
— Я? Несомненно. Да и всякий иной из наших конструкторов тоже изложил бы по-своему. Но это была бы уже другая книга.
— Другая книга?
— Да. И такая же толстая.
— Михаил Михайлович, может быть, мы с вами возьмемся за нее?!
— Что ж, пожалуй, дело стоящее…
Друг читатель, могу тебе сообщить: беседы с Ладошниковым начаты. Хочется после «Жизни Бережкова» дать еще одну книгу о конструкторе конструкторе совсем иного склада.
1940–1956
Комментарии
Талант (Жизнь Бережкова)
Впервые — «Новый мир», 1956, №№ 1–5 под названием «Жизнь Бережкова». Первоначально роман носил название «Талант», но вышел в свет и был переиздай как «Жизнь Бережкова». В последнем прижизненном издании (М., «Художественная литература», 1969) автор вернулся к прежнему названию.
«Происхождение романа таково, — писал Бек. — Военное издательство замыслило выпустить большую книгу в память погибшего в трагической аварии Петра Ионовича Баранова (прототип одного из персонажей «Таланта» — Дмитрия Ивановича Родионова. — Т. Б.), в прошлом в течение многих лет начальника Советских Военно-Воздушных Сил, а затем руководителя авиационной промышленности нашей страны. Дело ставилось по образцу горьковского «кабинета». Были привлечены «беседчики». Среди них вновь оказался и я. В ту пору были только что совершены исторические перелеты на Северный полюс и в Америку. Мне поручили повстречаться с создателями самолетов и моторов, производственниками и конструкторами… В итоге этих встреч в воображении возник еще неотчетливый, невыкристаллизовавшийся образ героя книги…» (См. подробнее «Страницы жизни» — т. I наст. издания, с. 42).
В 1940 году Бек приступил к непосредственной работе над «Талантом», которая была прервана войной. Уходя на фронт, писатель спрятал рукопись незавершенного романа и около двадцати блокнотов записей бесед, к нему относящихся, под лестницей дачного дома, где он работал до войны. Эти материалы в 1942 году сгорели. Уцелели лишь один из блокнотов и несколько листков рукописи. Сохранилось и начало романа, находившееся в другом месте.
После окончания войны, в 1945 году, Бек вернулся к систематической работе над романом. Во вступлении к одному из его черновых вариантов писатель рассказывает: «По уцелевшим листкам, этим своего рода обломкам, а также по памяти я долго восстанавливал погибшую рукопись. Порой приходилось вновь беспокоить тех, у кого я когда-то черпал материалы для книги… Набрасывая страницу за страницей, чтобы заполнить этой новой кладкой огромные проломы в рукописи, я порой сам удивлялся: получалось не по-прежнему. Мой герой уже как бы не слушался меня; не считался с принятым мною решением; разговаривал, действовал уже как бы помимо моей воли…» (Архив Бека).
В 1948 году роман был завершен и сдан в редакцию журнала «Новый мир». Высоко оценив его достоинства, редколлегия, возглавляемая в то время К. М. Симоновым, предложила, однако, план для переработки романа, в целом принятый автором.
Сохранив прежнюю композиционную структуру «Таланта», писатель создал ряд новых сцен и эпизодов (штурм Кронштадта, линия «строгой девочки» и пр.), сократил рассказ о блужданиях героя во времена нэпа, значительно расширил роль Н. Е. Жуковского, показал участие коллектива в создании мотора, ввел образ конструктора Ладошникова. «Дать атмосферу созидания, творчества, романтики, раскрепощения сил России, вдохновляющую молодого конструктора, героя романа…» — так определил Бек коренную задачу переработки романа в письме к А. Т. Твардовскому, в 1950 году пришедшему на пост главного редактора «Нового мира» (там же).
В 1951 году, в процессе пересоздания образа Соловьева, — такова была фамилия главного героя «Таланта», впоследствии Бережкова, — Бек записывает в дневнике: «…Вчера мне подумалось: в старом, прежнем «Таланте» я как бы сфотографировал… представителя, выразителя «нового поколения». Конечно, оно частью таково. Но это не торжествующий тип. Не должен быть торжествующим. И я гораздо лучше покажу время, эпоху, если дам нового Соловьева, — если покажу, как время его изменяет. И роман станет также средством такого изменения. Хочется сохранить колорит Соловьева, — его остроумие, легкомыслие, «искристость» (там же).
Не меньшее место в размышлениях автора над новой концепцией романа занимал образ Ладошникова, введенный в повествование как принципиально иной тип конструктора, цельный и бескомпромиссный (не случайно в одной из записей к «Таланту» Бек сравнивает Ладошникова с инженером Макарычевым, героем своих первых произведений о доменщиках). «Новое действующее лицо конструктор самолетов, на два-три года старше Соловьева… Этот человек должен играть такую роль в романе, чтобы название «Талант» могло бы относиться и к нему…» — писал Бек в тетради 1951 года, озаглавленной им «Заметки к переработке романа «Талант» (там же). В дневнике того же года читаем: «Исключительно важна линия Ладошникова. Его задавил старый режим, ему открыл новый — простор для творчества… Надо, чтобы читатель почувствовал, пережил это. Рисовать Ладошникова, все время рисовать Ладошникова (у Жуковского, далее под Кронштадтом). Выражать идею произведения (новую идею)…» (там же).
