Борис Изюмский - Алые погоны
«Что бы сделать по хозяйству до прихода тети Саши?» — размышлял он, памятуя наказ Боканова помогать на каникулах родителям.
Разыскав на кухне тряпку, Федя с ожесточением начал мыть пол в столовой. За этим занятием его и застала сестренка Клаша.
— Ты, как женщина, — потерев заспанные глаза, протянула она удивленно.
Федя снисходительно улыбнулся.
— Нам старшина Привалов говорит: «Труд создал человека». Ясно?
Клаше это было не очень ясно, но она не посмела уточнять.
Закончив мытье пола, Федя сказал: «Порядочек!» — и решил немного отдохнуть.
Клаша умылась, и они, сев под окном на скамейку в черных кляксах от ягод шелковицы, грелись под лучами утреннего солнца.
Пахло недавно скошенным сеном. По дальней дороге бежали одна за другой грузовые машины. С грохотом провез бочку с водой дедушка Мелентий. Пролетел черный, с желтыми полосками шмель. На соседнем дворе, на крыше небольшой пристройки, вертелись голуби и оттуда доносилось их вкрадчивое воркование: «Ванг-ванг-рруку…»
«Где сейчас Самарцев?» — подумал Федя и даже взгрустнул немного, так ему захотелось увидеть друга.
— Ты знаешь, какой человек Петя? — спросил он сестру и, опершись ладонями о колени, широко расставил локти. — Ему преподаватель биологии майор Кубанцев дал задание: заметить, сколько раз за один час скворец приносит пищу птенцу. Самарцев в выходной день три часа просидел с блокнотом! Потом говорил: «Снайперы тоже так тихо сидят, что птицу не спугнут!». Майор рассказывал, что стриж за «рабочий день» тысячу верст пролетает. Ясно? Петя хочет сделать чучело птенчика — голова с разинутым клювом настоящая, а вместо туловища — пузырек — и посадить в гнездо, между живыми птенцами. Мать будет совать и этому весь день пищу, а к вечеру Петя подсчитает, сколько в пузырьке мошек да букашек… Видала, какая сообразительность?
Феде очень хотелось рассказать Клаше и об училищных делах, о строгих порядках, но долг требовал соблюдать военную тайну. Однако после некоторых колебаний он решил, что Клаше можно, потому что она все равно ничего не поймет, и начал рассказывать о том, как одного вице-сержанта генерал разжаловал за нетактичный ответ учителю, а Боканов лишил Самарцева увольнения в город, потому что Самарцев бурчал, когда старшина делал ему замечание.
Нет, с девчонкой обо всем этом неинтересно говорить!
— А ну, давай искать голенище! — поднимаясь, решительно приказал он Клаше, и сестренка покорно пошла за ним в кладовую.
Голенище понадобилось Феде, чтобы сшить планшетку. Вот только где достать целлулоид для вставки?
Когда Федя уезжал на каникулы, Боканов сказал отделению: «Возвратитесь — мы в лагерях проведем военную игру „Захват десанта“». Но ведь к этому надо летом подготовиться: раздобыть термос, у папы есть зеленый такой. Потом в записную книжку сделать выписки: как, например, только с помощью спичечной коробки измерить ширину реки… Дело-то серьезное! Вот штаб здесь будет свой. Можно ли на Гаркушу положиться? Да и Зворыкин сумеет ли разработать оперативный план? Уж больно недружны они. Заспорят, налетят друг на друга: «Я тебя как вдарю — по чертежам не соберут!» — говорит Зворыкин. «А ну, вдарь, вдарь! А я как дам — десять лет лечиться будешь!» — не уступает Гаркуша.
— Ну и народ!
Помощники явно нуждались в воспитании.
3Через несколько дней Федя проштрафился: пошел на рыбную ловлю, увлекся и опоздал домой. Все сидели за столом и заканчивали обед.
Феде было очень неловко за свой поступок — не сдержал слова! Поставив удочки в угол, он вымыл руки и угрюмо сказал отцу:
— Ты меня накажи — в кино не пусти.
— А что ж ты думаешь, конечно, не пойдешь, — спокойно заверил отец, хотя Федя надеялся, что последует иной ответ.
— Ну как твоя подготовка к походу? — поинтересовался отец, когда Федя сел обедать.
— Кадры слабые, — нахмурился Федя, имея в виду Зворыкина и Гаркушу.
— Гм… — неопределенно произнес отец, а немного позже спросил: — Читал в газетах — молодежь мира в Будапеште собирается?
— Не читал…
— А напрасно!
— В училище у нас политинформации, — начал было Федя.
— Да успеет еще, — умоляюще сказала тетя Саша, — ты ешь, ешь!
— Через два года комсомольцем станешь, — напомнил отец, и Федя решил, что действительно газеты надо читать и на каникулах.
В это время в дверь постучал почтальон. Он передал письмо тете Саше, Федя успел заметить на конверте обратный адрес — Суворовское училище. «Странно. От кого бы это?»
Тетя Саша вскрыла конверт и пробежала письмо глазами.
— Это воспитатель о Феде пишет, — сказала она брату, — спрашивает, как он поживает, как отдыхает?
— Майор Боканов? — встрепенулся Федя. — Вспомнил!
— Ну как же не вспоминать? — промолвил отец. — Пойди-ка погуляй!
Когда Федя вышел, Александра Семеновна прочитала письмо вслух:
«Уважаемый Константин Семенович!
Очень прошу вас к концу каникул написать мне, как проводил Федя время, с кем дружил, помогал ли дома? Какие вы заметили в нем новые черты характера, появившиеся за этот год, и что, по вашему мнению, мы недоделали? Ваше письмо может оказать нам очень большую помощь в работе.
Крепко жму руку, поклон Александре Семеновне.
С. Боканов.»
— Надо будет подробно ответить, — решил Константин Семенович, — и об отрицательных сторонах тоже…
— Да какие же у него отрицательные стороны? — не согласилась Александра Семеновна. — Золотое ж дитя!
— Золотое-то золотое, а вот опоздал… Форму редко надевает. Чрезмерно доверчив, прямо сказать, болтлив… Мало читает, даже газеты.
— Да чего ж на ребенка напраслину возводить! — всплеснула руками сестра. — «Чрезмерно доверчив!» Да он мне не сказал даже, что у них на обед дают. А если потом обо всем рассказал, так дитя ж малое! И читать еще успеет, смотри, какой он худенький, пусть побегает, успеет начитаться! А напиши в училище — и на плохом счету станет, примутся за него…
— Вот и надо, чтобы все знали! — твердо сказал отец, — ближе их у нас нет…
ГЛАВА XVI
В лагере Суворовского училища было то оживление первого дня приезда, что наполняет этот день веселой суматохой и перекликом голосов: разбивали палатки, расчищали дорожки, тащили к реке резиновые лодки.
Зорин, стоя на веранде библиотеки, спрашивал у Боканова:
— Все ваши съехались?
— Все.
— Я вас вот о чем попрошу: перечитайте ответы родителей и обобщите. На что нам следует обратить внимание, как лучше использовать помощь родителей? У нас на той неделе будет партийное собрание, я доклад готовлю о стиле работы воспитателя. Ваше выступление может оказаться весьма полезным.
— Хорошо, продумаю…
Мимо прошел Федя Атамеев, браво отдал честь офицерам.
— Чувствуете? — весело спросил Зорин, когда Атамеев был уже далеко.
— Набирает высоту, — усмехнулся Боканов.
На четвертый день после приезда в лагеря роты вышли в поход.
Федю майор Боканов назначил командиром отделения разведки и дал ему склеенную в нескольких местах карту, у верхнего обреза которой написано было: «СЕКРЕТНО».
Оставив свое отделение в селе, Федя отправился в «командирскую разведку». Он считал, что никому не может поручить такое опасное и ответственное дело, как обнаружение штаба «противника».
Держа в руке самодельный планшет с картой, Федя шел проселочной дорогой, обросшей колючим чертополохом и лиловым татарником. Куры проворно купались в пыли. Лобастый теленок, взбрыкивая и вздернув хвост, промчался по тропинке в гору, мимо низкой каменной ограды с рябиной, чудом приютившейся на ней.
Разведчик миновал маслобойку, электростанцию, и, оставив по левую руку «отдельный двор», вышел к лесной опушке.
Вдали виднелись желтые скошенные поля. В синем небе заливались жаворонки. Низко над землей тяжело пролетела и скрылась сизоворонка с зеленоватой грудью. Торжественно гудели телеграфные провода.
Атамеев в нерешительности остановился у развилки дороги и вынул из планшета карту. Стянув к переносице ниточки бровей, он долго смотрел на карту. Развилки не было.
Федя немного постоял, раздумывая, и решил идти вправо.
Дорога привела его к поляне, густо обсаженной кустами.
В центре поляны, у пенька с глубоко воткнутым топором, сидел дед и неторопливо скручивал огромную «козью ножку». На коленях у него лежал красный кисет с длинной бечевкой.
«Надо получить сведения от населения», — мгновенно созрело решение у разведчика и, бодро поздоровавшись, Федя подсел к деду.
— Курим? — осведомился разведчик.
— Выходит, что так! — подтвердил озадаченный дед и коричневыми, прокопченными пальцами чиркнул зажигалку.
