Семен Бабаевский - Кавалер Золотой Звезды
— Виктор Игнатыч! — крикнул Прохор. — Ты знаешь, что я командируюсь в Родниковскую?
— Поезжай, поезжай, дядя Прохор, — сказал Виктор. — Да только поторапливайся. Видишь, провода натягиваем.
— Ну, как твои практиканты? — спросил Сергей.
— Посмотри и оцени.
Соня боялась взглянуть и на Виктора, и вниз, на Сергея, разрумянилась, держа в руке пучок тонкого алюминиевого провода. Привязанная широким поясом, она стояла на «когтях», заколов снизу юбку булавкой.
— Ну, действуй, Соня, — говорил Виктор. — Сперва обведи проволокой вокруг чашечки. Вот так… Правильно! У тебя получились усики, — видишь, как они торчат. Теперь этими усиками притягивай провод с двух сторон.
Соня закрутила проводки и посмотрела на Виктора, как бы спрашивая: «Ну, как?»
— Вот это Соня! — сказал Сергей.
— Даже Сергей одобряет! — проговорил Виктор. — Молодец, Соня!
— На то ж мы обучались, — важно заметил Прохор.
Виктор и Соня, гремя «когтями» и позвякивая цепью пояса, спустились на землю.
— Итак, Сережа, — сказал Виктор, — моя миссия закончена. Сам смог убедиться — курсанты знают дело и могут обойтись и без меня. А мне нужно закончить кое-какие монтажные работы, сдать станцию в эксплуатацию — да и в путь-дорогу.
Сергей заметил, как Соня с грустью посмотрела на Виктора, и ее ласковые, постоянно задумчивые глаза тревожно заблестели.
— Сережа, не отпускай Виктора, — сказала она. — Все к нему так привыкли…
— Да ты хоть на пуске станции побудешь? — спросил Сергей. — Ведь уже недолго ждать.
— Пожалуй, не смогу. — Виктор задумался. — Я жду нового назначения… Сдам станцию, как полагается, по акту и уеду.
— Виктор Игнатыч правильно сказал, — отозвался Прохор. — Обучены мы добре… Правду сказать, девчата не так чтобы уж очень — у них на уме не всегда бывает серьезность… Что ж касается пожилых мужчин, таких, как, допустим, я, то тут, Виктор Игнатыч, можете без всякого сомнения…
— Вот, слышал? — сказал Виктор.
— Все мы теперь могем, — продолжал Прохор. — Ежели сказать такое дело, как лампочку провести, мотор-динамку наладить — все пойдет как нельзя лучше…
Сергей взял Виктора под руку и отвел в сторонку.
— Витя, это не по-дружески.
— Ты о чем?
— Побудь до конца…
— Я и сам хотел бы, но не смогу. Ждут меня в другом месте. — Виктор поправил спадавшие на лоб русые волосы. — И уезжаю я не один, ты этого еще и не знаешь… Соня поедет со мной.
— Неужели?
— Да!.. Мы с ней о многом говорили, вспоминали детство — все-все припомнили… И, веришь, очень мне хорошо с ней, она славная…
— Да, выходит, что я был прав.
— В чем?
— Соня тебя больше любила…
— Возможно… Но теперь-то тебе все равно.
Они минуту стояли молча.
— Ну, что ж, Витя, хорошие мы тебе проводы устроим… А все-таки я тебя прошу — задержись…
— Постараюсь, — сказал Виктор, — но боюсь — отзовут. Из «Главсельэлектро» есть телеграмма.
Всю дорогу до Родниковской Сергей ехал молча, на расспросы Прохора отвечал неохотно и все думал о Викторе и Соне. А Прохор был в таком хорошем настроении, что молчать не мог.
— Сергей Тимофеевич, — говорил он, — а как оно пойдет у нас жизнь на будущее? Разные меня думки волнуют…
— Какие ж это думки?
— Все про жизнь. Вот, сказать, наше теперешнее положение. Будет у нас электричество и все что ни на есть передовое. А потом что ж?
— Жить станем лучше, — сказал Сергей. — Это самое главное.
Между горами показалась Родниковская. Станица растянулась по ложбине, как в корыте. В этом углублении, обставленном со всех сторон холмами, солнце грело жарко и над садами стояла сизая пелена… Вскоре машина въехала на площадь. Каменный дом станичного совета смотрел окнами на кущу молодых деревьев. Под тутовником на траве сидели девушки — одна читала старенький, побывавший в руках журнал «Огонек», а остальные слушали. Та, что читала, была повязана шелковой косынкой с напуском на лоб. Увидев подъехавшую машину и в ней Сергея и Прохора, девушки встали, и та, что читала журнал, вышла вперед.
— Вы Никиту Никитича шукаете? — спросила она, блеснув из-под косынки большими, как у совы, глазами.
— Да, его.
— Так вы поезжайте в штаб.
— В какой штаб?
— А вы разве не знаете? Вон, поглядите — на той вершине маячит балаганчик, то и есть штаб. Там и Никита Никитич. Он велел всех, кто заявится в станицу, направлять туда.
— А вы что же тут делаете?
Девушки заговорили все сразу:
— Мы — тыждневные.
— Журнал читаем.
— От каждого колхоза по одной единице.
— Просились на строительство, а Никита Никитич не пустил.
— Говорит — находитесь для связи.
— А вы хотите поехать на строительство? — спросил Сергей.
Девушки переглянулись.
— Мало что мы хотим.
— Мы ж на посту.
— Поговорите с Никитой Никитичем, пусть он даст нам распоряжение.
— Хорошо, я поговорю, — сказал Сергей. — А вы знаете, кого я привез? Большого мастера. Прохор Афанасьевич, знакомьтесь, эти девушки будут вам помощницами.
— Слов нет, девчатки бедовые, — сказал Прохор, слезая с машины, — а все ж таки были бы сподручней мужчины. — Прохор покрутил усы. — Вы, девчатки, на мои слова не обижайтесь. Оно ежели бы скинуть с меня годов тридцать, то для таких помощниц нашелся бы у меня веселый разговор! А? Что, правду я говорю?
— Вы, дедушка, будете будку сооружать? — спросила та, что читала журнал. — Мы вам поможем.
— Ну, ежели согласны, — сказал Прохор, — то раздобудьте ведра и лопаты… Глину месить сумеете?
Они пошли к красневшим невдалеке столбикам кирпича. Принесли ведра, лопаты, и Прохор начал размечать шнуром место, где должен быть вырыт фундамент.
Сергей поехал к Никите Никитичу.
Никита Никитич Андриянов любил при случае прихвастнуть перед соседями. Вот и на этот раз, желая хоть как-нибудь показать себя, он решил, как он сам говорил, «перебазироваться поближе к массам». Находиться на участке какого-либо одного из пяти колхозов Никита Никитич считал неудобным — обидятся другие. Поэтому, вернувшись с заседания исполкома, он спешно, в один день, соорудил на самой высокой вершине балаган из хвороста, покрыл его свежим камышом, привез сюда стол, стулья, захватил с собой секретаря станичного совета с чернилами и бумагой, обзавелся коннонарочными и для пущей важности назвал свой балаган «станичным штабом по электрификации».
Место Никите Никитичу показалось весьма удобным. С возвышенности — даже не нужно было выходить из балагана — были видны все станичные поля. Обширная, до десяти гектаров, площадь земли, по которой должна пройти электромагистраль, лежала в низине и формой своей напоминала (если смотреть на нее сверху) гигантскую птицу в полете. Казалось, эта птица не могла подняться и улететь только потому, что правое ее крыло, упиравшееся в курчавый лесок, было уже прошито столбами, как гвоздями.
Никита Никитич, в черевиках на босу ногу, в стареньком бешмете, вобранном под очкур непомерно широких в шагу суконных шаровар, стоял подле балагана и смотрел в бинокль. Чуть поодаль шесть человек коннонарочных держали в поводьях лошадей, курили и о чем-то разговаривали.
Сергей оставил машину под горой и быстрыми шагами взошел на вершину.
— Никита Никитич! — сказал он. — Да ты примостился на этой вершине, как орел!
— Удобно! — воскликнул Никита Никитич. — Погляди, какой обзор в окружности! Все перед очами!
— Вид, верно, хорош. А как идут дела?
— Помаленьку движемся, — ответил Никита Никитич, поглаживая куцую, молодцевато подрезанную бородку. — По последним донесениям, впереди идет «Власть Советов». Родионов прислал рапорт — поставлено уже более сорока столбов… Малость похуже в остальных колхозах, а особенно в «Ударнике». И опять же беда с транспортом. Председатели доносят — не хватает подвод, задерживается доставка леса. А где я им возьму? Все, что у меня было, мобилизовал. — Никита Никитич с мольбою посмотрел на Сергея. — Сергей Тимофеевич, подбрось мне хоть с пяток машин.
— А это что за казачья сотня? — не отвечая, спросил Сергей, кивнув на верховых.
— При мне. Связные…
— Играешься, Никита Никитич, на старости лет? Штаб открыл, полководца из себя строишь? Связные, в бинокль смотришь? А к чему все это?
— Как к чему? — возразил Никита Никитич. — Не сидеть же мне в станице? Тут я у всех на виду, и передо мной все как на ладони. Вот на этом ближнем участке люди уже обедают, потом прилягут отдохнуть — и я все вижу… Или какое совещание созвать — пошлю нарочных…
— Вот что, Никита Никитич, — строго сказал Сергей, — этот спектакль на вершине горы нужно кончать.
Никита Никитич нахмурился, склонил голову и стоял молча.
