Александр Рекемчук - Избранные произведения в двух томах. Том 2
Кроме того, Иван подумал, что, вполне возможно, она на него злится еще из-за того, что она там, бедная, мается над корытом, бельишко ему стирает, и все это после целодневных хлопот, после этих окаянных доек, а он тут расселся, будто барин, перед радиоприемником, музыку слушает сложа ручки…
И еще Иван предположил, что Катерина могла на него обидеться и по той причине, что он тут с таким блаженством и восхищением внимает, как поет другая женщина… Подумаешь, дескать, артистка, голосит: а-а-а… Может, она сама не хуже умеет.
Поэтому, прикинув и осознав все возможные причины, Иван решил прекратить эту музыку и переключиться на серьезное.
Как раз был черед последним известиям.
— …Китайский народ широко и торжественно отмечает девятую годовщину Договора о дружбе, союзе и взаимной помощи между Советским Союзом и Китайской Народной Республикой, — сообщила московская дикторша. — «Наш народ, пишет газета «Жэньминь жибао», будет вечно вместе с советским народом бороться за укрепление мощи и солидарности мировой социалистической системы, возглавляемой Советским Союзом, за мир во всем мире…»
И опять отворилась дверь, не давая Ивану сосредоточиться.
Но на этот раз вошла не Катерина, а вошел Митя Девятков, рабочий из его бригады, помбурильщика. Он тоже отработал дневную вахту и теперь отдыхал.
Вошел он в своем черном нагольном кожушке и в роскошной пыжиковой шапке, купленной у здешних пастухов, рукавицы под мышкой. Вошел, не раздевшись и не проявляя намерения раздеваться. Вроде бы так, на минутку заглянул. Он теперь часто наведывался вечерами к буровому мастеру. То по делу, то без дела. А какие у него на это были доподлинные причины — для Ивана не составляло особой загадки…
Ну что же, пришел так пришел. Иван указал ему на стул. Садись, мол, давай вот послушаем последние известия, что там делается на белом свете.
…Работники нефтяной и газовой промышленности Башкирской АССР, — выкладывал новости уже мужской голос, — обратились ко всем нефтяникам Советского Союза с призывом шире организовать социалистическое соревнование за досрочное выполнение плана 1959 года — первого года семилетки…
Иван значительно посмотрел на Митю. Дескать, слушай внимательно, парень: это уж ко всем нам, и к тебе в частности, имеет прямо отношение. Не иначе, будем на днях откликаться — принимать обязательство, приедут из райкома…
Но Митя, хотя и кивнул ему, выражая полное согласие, вид имел довольно рассеянный и все оглядывался на дверь.
Жди-жди. Авось дождешься.
— …Промысловики Башкирии дали слово: добыть сверх плана в нынешнем году сто пятьдесят тысяч тонн нефти…
Тут опять распахнулась дверь, и в комнату влетела Альбина. Должно быть, ей тоже захотелось послушать последние известия.
Явилась во всей своей красе. Белобрысые волосы ее, обычно заплетенные в школьную тугую косу, на сей раз были распущены, прихвачены лентой на самой макушке, а уж оттуда, с макушки, свисали длинным конским хвостом — да только таких роскошных и белых хвостов у коней не бывает, разве что в цирке. А брови ее и ресницы, отроду столь же белобрысые, как и волосы, сейчас у Альки были черны, будто она их сажей вымазала — в печку слазила. Крупичатые щеки цвели румянцем. А платье на ней было шелковое, голубое, оборки понизу.
Иван прямо ахнул, увидя Альку.
Он никак не мог понять, что же это с ней случилось. Ведь всего четыре месяца назад, когда он ее впервые увидел, когда мать ее за водкой посылала и она приносила сдачу, — тогда она ему такой дурнушкой показалась, блеклой да линялой, смотреть не на что. И вдруг такая перемена. И не оттого, что она себе бог знает чего на голове начесала, брови насурьмила, ресницы закрутила вверх — нет, все в ней решительно переиначилось, перестроилось как-то. И даже не в шелковом платье была тут причина, хотя этот шелк подарил ей сам Иван, так, в счет будущих именин, с получки наведавшись в лавку к Макарьевне, — нет, само ведь платье не много значит, если ничего к нему нету. А у нее теперь было: и топырилось где надо, и круглилось где положено… Просто подменили девку.
— Ой, извиняюсь, — сказала она. — Не знала, что у вас тут гости.
— Да ничего, — успокоил ее Иван, приободрил, чтобы чересчур не смущалась.
— Здравствуйте, — сказал Митя и, встав со стула, передвинул с одного уха на другое свою пыжиковую шапку. — Вот зашел — по дороге…
— А у нас тут все по дороге, — согласилась Алька. — Одна ведь в селе улица. Очень скучное село.
— …Вступило в силу соглашение об оказании Советским Союзом экономической и технической помощи Объединенной Арабской Республике в строительстве первой очереди высотной Асуанской плотины. Сооружение плотины будет иметь огромное значение для дальнейшего развития экономики ОАР…
— А в клубе сегодня кино, между прочим, — вдруг вспомнил Митя. — «Княжна Мери». После — танцы…
— Неужели? — воскликнула Альбина. — «Княжна Мери» — это ведь нам по литературе проходить. А если кино посмотреть — можно тогда и книжку не читать…
— У меня как раз два билета куплено, — обрадовался Митя такому совпадению. — Сходим?
— Я сейчас, оденусь только… — Альбина метнулась к двери.
И тут ей навстречу как раз вошла Катерина Абрамовна, по всем признакам уже закончившая стирку — просохшая, прибранная. Тоже решила радио послушать.
— Куда собралась? — спросила она дочку тихим голосом.
— В кино. «Княжна Мери»… — Алька сразу осунулась, уловив зловещий смысл этой тихости.
— Им по программе задали, — поспешил на выручку Митя.
— По программе, значит? — Катерина уперла руки в бока.
В прошлый раз, когда Митя Девятков вот так же случайно забрел к ним в дом, а Альбина невзначай заглянула сюда, в горницу, и в тот самый вечер в клубе тоже было кино, — так в тот прошлый раз, дождавшись возвращения дочери, а вернулась она позднехонько, Катерина выдала ей: по щекам отхлестала, оттаскала за волосы, принялась подол задирать…
Хорошо, что тогда Иван вмешался в это дело, прекратил сражение и увел взбешенную Катерину к себе. А она там кинулась на постель, долго и навзрыд плакала, всю подушку слезами замочила и все твердила непонятное: «Не позволю… Не дам ей…» А чего уж тут не позволять? Подумаешь — в кино сходить.
— Пусть идет, — сказал Иван, взглянув при этом на Катерину по-мужски решительно и властно.
И на Митю Девяткова он тоже взглянул по-мужски: мол, если там будет что не по программе… Ясно? Усвоил, парень?
«Вполне усвоил, Иван Сергеевич, можете не беспокоиться… все как есть будет по программе», — ответили преданные Митины глаза.
Они ушли.
— Больно ты, Ваня, потачлив, — упрекнула Катерина. — А с ними строгость нужна.
Она села подле него, к радиоприемнику. Они часто сиживали так вечерами.
— Эти гаврики твои всех девок на селе всполошили… По начальству, видать, равняются.
Иван хмыкнул молодецки. А она ему руку на плечо положила.
Последние известия уже закончились. Иван пошел гонять по всем диапазонам. К этой поздней поре являлось все больше станций, они налезали одна на другую, отталкивали, будто локтями, друг дружку, наперебой тараторили на всяких непонятных языках, музыка теснила музыку, песня песню. А кое-где, в некоторых точках шкалы, вдруг встревало другое — не речь, не музыка, не писк морзянки, а натужное басовитое гуденье: это чтобы не слушали того, чего не следует, что для здоровья вредно… Иван никогда и не слушал.
— …Ему подали книгу пророка Исаии, и Он, раскрыв книгу, нашел место, где было написано: «Дух Господень на мне, ибо он помазал меня благовествовать нищим и послал меня исцелять сокрушенных сердцем, проповедовать пленным освобождение, слепым прозрение…»
Этот голос, неожиданно исторгнутый приемником, был старчески немощен и хрипл, гнусав.
Иван оглянулся в недоумении на Катерину. Что, мол, за дичь?.. Вроде бы слова какие-то поповские и сам голос поповский. Откуда же он взялся — в смятенном и бурном, рычащем эфире, — этот попик? И ведь по-русски говорит. Иван усомнился, чтобы на московскую радиостанцию пригласили бы вдруг попа и дали ему такое задание: толкните речь, батюшка…
— …И Он начал говорить им: ныне исполнилось писание сие, слышанное вами. И все засвидетельствовали Ему это, и дивились словам благодати, исходившим из уст Его…
Нет, конечно, это не Москва передает, догадался Иван. Откуда-то из очень далекого далека доносился голос. Будто бы с того света… Знать, прижился где-то в чужой стороне этот старенький беглый попик. В Ватикане, может? Или в этом, как его… где люди в картишки играют, а потом застреливаются. Далеко, словом, забрался. А все про свое талдычит… И хоть по-русски говорит, а выговор вроде и не совсем уже русский у этого попика — картавый…
— …И разнесся слух о Нем по всем окрестным местам…
