Эммануил Казакевич - Сердце друга
- Да вот не сплю. Мы тут с Файзуллиным рассуждаем.
- Ты тоже здесь, Файзуллин? Нехорошо. Комсорг, а показываешь такой пример...
- Комсоргу спать не положено, товарищ капитан.
- Да ладно с твоей политграмотой. Про что же вы рассуждали?
Последовал смущенный ответ:
- Про жизнь, в общем. Про то, как дальше будем жить, после войны то есть.
- Далеко вперед загадываешь.
- Вот Файзуллин, к примеру, желает поступить в рыбный институт.
- Техникум, - поправил Файзуллин.
- Ну да. Он говорит, что у них в Казани...
- У них в Казани пироги с глазами. Ложитесь спать. Прошу вас, как братьев, прошу. Куда это годится?
Покачивая головой и усмехаясь в темноте, Акимов пошел по направлению к батальонной кухне. Она помещалась в одном из боковых тупичков большого оврага. Тут было тепло и светло от огня. Повар Макарычев отдал рапорт. Лицо его лоснилось и выражало спокойное довольство.
- Чего на завтрак готовите? - спросил Акимов.
- Пшеничный концентрат.
- А мясо есть?
- Мяса не клал. А что? Класть?
- Клади.
- Мы уже, товарищ капитан, по мясу норму перевыполнили.
- Ничего. Клади. Либо корму жалеть, либо лошадь жалеть.
- Прикажите отпустить, товарищ капитан.
- Прикажу. Двойную норму клади. Понял?
- Понял.
- И кормить всех в пять тридцать. Часы есть?
- А как же! Есть.
Акимов подошел ближе к повару и сверил свои часы с огромной серебряной луковицей Макарычева.
- Твои отстают, - сказал он. - Переведи на двенадцать минут.
Постояв несколько минут молча, наслаждаясь ласковым теплом, идущим от кухонного огня, Акимов пошел на свой наблюдательный пункт. К нему вела длинная узкая щель, оканчивающаяся тупиком, перекрытым бревнами в два наката и засыпанным землей сверху.
Под этими бревнами щель была несколько расширена и снабжена амбразурой. В обычное время здесь находилась пулеметная точка. Теперь все уже было приспособлено служить в качестве НП. Радист развернул рацию и, время от времени проверяя слышимость, полусонным голосом считал:
- Один, два, три, четыре, пять.
Несколько телефонов стояло рядком на земляном полу, который был уже устлан все теми же ивовыми прутьями: видимо, Майборода успел побывать здесь. Да и скамейка тут стоит.
Акимов уселся на скамейку и посмотрел в амбразуру. Дождь - нудный и бесконечный - все еще лил и лил. Было и так темно, а тут еще на низину лег туман, сквозь который не просматривался даже ручей. Только иногда редкая ракета освещала бледным светом эту темень и туман, похожий на клубы медленного дыма, и тогда видны были мятущиеся, как бы в страшном волнении, прибрежные заросли.
Там, за ручьем, на высоком западном берегу, очень выгодном для обороны, были леса, неразрушенные деревни с бревенчатыми избами, а дальше находился город Орша, о котором Акимов ранее знал только понаслышке либо из школьного учебника. Но теперь этот город в течение месяца представлялся ему целью всех мечтаний. Несмотря на вполне понятное чувство радости, возникшее в нем при известии о близком уходе на отдых, было все-таки как-то жаль, что так и не возьмешь эту Оршу, а, пожалуй, главное, что не захватишь высокую лесистую местность перед передним краем, местность, изученную путем беспрерывного наблюдения до самых мелких подробностей, местность, где так много дров для топки и рощ для маскировки, где можно было бы понастроить уйму уютных, теплых, обшитых досками землянок и бань. Солдаты обычно глядели с вожделением на этот желанный кусок земли, на эту "землю ханаанскую", как называл ее Майборода, знаток старинных священных выражений. А потом выпал бы снег вместо этого гнилого дождя, и тогда только воюй да воюй...
Но дело, разумеется, было не в одном только каком-нибудь куске земли. Ибо, как ни суживали фронтовые будни батальонного масштаба круг человеческих интересов и стремлений, но Акимов все время помнил, какое значение имеет занятие Орши для всей армии: этот узел стратегических и рокадных дорог открывал нашим войскам путь на Польшу.
Из амбразуры задувал ветер, принося с собой капли дождя. Акимов вытер лицо и вдруг подумал о том, как хорошо было бы рвануться вперед не на полтораста или двести метров, как предусмотрено приказом, а пойти и пойти по белорусской земле, потом вступить освободителями на польскую землю, а там Германия, Франция, берега Атлантики.
Акимов мысленно усмехнулся этим далеко идущим стратегическим планам, столь непосильным для одного подразделения. Пока суд да дело, нужно продвинуться на эти двести метров сквозь плотный огонь. "Мы придем, придем, но не так скоро", - пробормотал Акимов, обращаясь, быть может, к Польше и Франции, о которых он часто думал и которые очень жалел.
Дождь все шел. Видимость во время боя будет плохая, и нужно, чтобы связь работала безотказно. Впрочем, под прикрытием тумана легче будет подтянуть подразделения ближе к противнику для короткого броска. Обдумав это обстоятельство, Акимов соединился по телефону с майором Головиным, но того не оказалось на месте.
- Он выехал к вам, - сказал дежурный офицер из штаба полка. - Вместе с десятым.
За спиной Акимова тихо разговаривали связисты.
- Ты здесь, Майборода? - негромко спросил Акимов. Он всегда, в любой темноте, чувствовал присутствие ординарца.
- Здесь.
Акимов послал Майбороду за командирами рот, а сам сел ждать прихода командира полка и командира дивизии - "десятого".
Не прошло и пяти минут, как по щели забегали огоньки фонариков. Выйдя из землянки в щель, Акимов доложил:
- Первый батальон готовится к выполнению боевой задачи. Командир батальона капитан Акимов.
- Вольно, - послышался голос генерала Мухина. Его рука, протянувшись из темноты, пожала руку капитана. - Как дела, комбат?
Акимов сообщил ему свой план действий, в том числе и мысль об использовании в своих интересах тумана.
- Хорошо, - сказал командир дивизии. - А если немцы заметят?
- В тумане они все равно не смогут вести прицельного огня, поддержал комбата Головин.
- Как настроение? - спросил комдив.
Акимов ответил коротко:
- Хорошее.
- Что ж, молодец. Тебе хорошо среди воды. В родной стихии.
- Танков не дадите? - спросил Акимов.
- Нет.
- Понятно.
- Не считаю целесообразным.
- Понятно.
- К чему тебе танки? Ничего не видно - раз. Грунт такой, что даже на гусеницах далеко не уедешь, - два. Подход танков разоблачит предстоящую атаку - три.
- Понятно.
- Понятно, понятно! Ты все "понятно", а сам сердишься. Артиллерии дам много. Мы им такой огневой вал устроим, только держись.
- Понятно.
- Вот и все. Действуй. Привез я тебе стереотрубу. Гляди в оба, как большой начальник. Сейчас к тебе приедут представители двух артиллерийских и одного минометного полка. Начало атаки - залп "катюш", целым дивизионом.
- Спасибо, товарищ генерал.
- Ты чего меня благодаришь? Разве младшие благодарят старших? Это я тебе скажу спасибо, когда ты хорошо проведешь бой.
- Виноват, товарищ генерал.
- То-то.
Генерал постоял молча, потом внезапно зажег фонарик и осветил лицо Акимова. Лицо комбата, обрамленное темной бородой, было сосредоточенным и серьезным.
Неожиданно генерал спросил:
- А тебе хотелось бы опять на корабль? - Акимов удивился праздности этого вопроса, но генерал не дал ему ответить и продолжал: - Взять бы теперь да очутиться подальше отсюда, где-нибудь в синем море? А?
Акимов с некоторой досадой махнул рукой и сказал:
- Единственное место, где я хочу теперь быть, - это немецкая траншея, вон там, напротив нас.
Генерал погасил фонарик и сказал чуть изменившимся голосом:
- До свидания, комбат.
Он медленно пустился по щели в обратный путь, а майор Головин, сильно пожав руку Акимова на прощание, ушел вслед за генералом. Вскоре послышался шум отъезжающей автомашины.
- Скорей бы рассвело, - сказал кто-то.
- Проходы в минных полях сделаны? - спросил Акимов.
- Готово, - ответил из темноты Фирсов.
Невдалеке, в овраге, бренчали котелки. Солдаты завтракали.
Рассвет наступал туго, как будто нехотя. Но все-таки Акимов уже узнавал лица стоявших почти гуськом в узкой щели людей. Он посмотрел на часы, потом поднял глаза и увидел среди других переводчицу. Он отвернулся, совершенно равнодушный, и с мимолетным удовлетворением отметил в себе это равнодушие.
- Сверим часы, - сказал Акимов с некоторой торжественностью в голосе. В руках у офицеров блеснули часы, у кого ручные, у кого карманные. - Пять сорок. Погосян, можешь начать двигаться. Через двадцать минут начнешь и ты, Бельский. Без шума. Все время держите связь, в случае необходимости посыльными.
Оба командира постояли еще с минуту и ушли.
Акимов повернулся и пошел к себе на НП. Стереотруба уже стояла на месте, двумя холодными стеклянными глазами уставясь вдаль. В углу, обняв колени руками, сидел Майборода. Радист склонился над своим аппаратом. Из расположенной неподалеку землянки, где находились артиллерийские наблюдатели, слышался негромкий говор.
