Сергей Снегов - Ветер с океана
— Что за черт! Куда ни повернусь, везде ты. Как это у тебя так здорово получается?
— Сережа, не хулигань! — сказала она, пытаясь высвободиться.
— Буду хулиганить! — Он двигался к двери, не выпуская ее.
— Молодожены, может, нам уйти? — крикнул Никишин. — Что-то мне чудится, мы вам мешаем.
— Пока не гоним, — отозвалась Ольга Степановна, убегая в прихожую.
— Но и засиживаться не рекомендуем, — важно добавил Соломатин, возвращаясь на свое место. — Всяк сверчок — знай свой шесток, всяк гость — свое время.
— До торта не уйду! — объявил Доброхотов. — Отбивные, вареные и печеные можешь оставить себе, а торты выкладывай на стол.
— Не только выложим на стол, но и дадим сухим пайком. На кухне я видел кремовый торт, удивительно хорош носить в кармане.
В гостиную вошли Березов и Муханов. Алексей, садясь рядом с женой, спросил, не сердятся ли на них за опоздание. Она тихо ответила:
— Веселимся нормально. Но я хочу тебя предупредить — будь осторожен, если начнут расспрашивать, какие новости. Не нравится мне сегодня Ольга.
— Нездорова? Мне не показалось.
— Чересчур возбуждена. Лиза сказала, что время промысла удлиняется, она так вдруг окрысилась. Оля умеет владеть собой, и уже если начинает кричать, значит, нервы у нее разошлись.
— Учту, — сказал Алексей и придвинул к себе закуску.
Березов сел по другую сторону Марии и, она, улучив минутку, повторила и ему свои советы. Он молча кивнул. Никишин громко заговорил:
— Николай Николаевич, товарищи интересуются, как заседали? Ходят слухи, что штурманов произведут в капитаны, а капитанов в адмиралы? Или врут? Между прочим, такое звание — рыбный адмирал — мне бы подошло. Звезды на плечах, лампасы на брюках… Рыбка, ослепленная блеском золотого шитья, сама бы кидалась в трал.
— Мало тебе шевронов на рукавах? — отшутился Березов. — Адмиралы — народ грузный, важный, ты же беспокойный, мечешься по промысловому квадрату то сюда, то туда… Несолидный у рыбаков адмирал, скажет селедка и с пренебрежением уйдет в глубину.
— Ладно, я в адмиралы характером не выхожу, а другие? — настаивал Никишин. — Между прочим, я своего «Коршуна» ни на какое судно не променяю, а вот Андрей Христофорович? Неужто такому капитану вековать на траулере? Если не в рыбные адмиралы, поскольку такого нужного звания вы не вводите, то ему хоть в капитан-директоры плавбазы!
Березов с усмешкой посмотрел на сконфуженного Трофимовского. Андрей Христофорович, человек средних лет — из послевоенного поколения моряков — отличался и дисциплинированностью и честолюбием. Он не только рьяно выполнял все требования морских инструкций и был знатоком всех морских законов и обычаев, но и умел свое тщание делать видимым для всех. Никишин насмешливо подчеркнул общее мнение — такой человек долго не мог задержаться в должности капитана небольшого судна. Березов ответил Никишину:
— Придут в порт строящиеся плавбазы, вспомним тогда, что Корней Никишин категорически отказывается бросить, свой траулер. Волей-неволей придется просить Трофимовского идти на повышение.
Трофимовский с удовлетворением откинулся на спинку стула. В Светломорск вскоре должна была прийти новая плавбаза «Печора», судно водоизмещением в двадцать тысяч тонн с мощными морозильными трюмами и механизированным рыбоперерабатывающим заводом. Трофимовский уже намекал Кантеладзе и Березову, что не прочь к своему званию капитана добавить и наименование — «директор».
— Будете административный пасьянс раскладывать, — кому на повышение, кому на захирение, — меня не забудь, Николай Николаевич, — проворчал Доброхотов.
— В каком смысле не забывать, Борис Андреич?
— В самом прямом. У вас кадровики — анкетные души. По анкете я первый на продвижение — скоро тридцать лет на морях, все океаны исходил, берега всех материков, кроме Антарктиды, ногой пробовал, глазами видел, можно сказать, и рукой щупал. Так вот — чтобы без выдвижений. Корнею его «Коршун», мне моя «Ладога». Пока мое суденышко бегает, я на нем.
— Воля испытанных морских волков для «Океанрыбы» — закон! — весело ответил Березов. — А теперь от служебных дел перейдем к праздничным. Вероятно, у вас уже был этот тост, но хорошие пожелания неплохо и повторить. Итак, за тех, кто в море!
Его прервала Ольга Степановна:
— Подождите с тостом! Почему о Сереже ничего не сказали? Какие изменения ждут капитана Соломатина?
— Он сам тебе скажет, Оля, — ответил Березов, не опуская рюмки.
Она порывисто повернулась к мужу.
Соломатин с шутливым сокрушением повел плечами.
— А ты молчишь, Сережа! Я спрашиваю, ты отмалчиваешься. Почему, хочу я знать?
— А что говорить, если сам пока ничего не знаю? Вызовут, объявят, поделюсь с тобой новостями.
Она снова обратилась к Березову:
— Нет, Николай Николаевич, я очень прошу! У вас намечаются большие перемены. Вы-то уж, наверно, знаете, что кому из ваших людей назначено.
Березов посмотрел на Марию Михайловну — та незаметно толкнула его коленом — и серьезно ответил:
— Говорить об этом рановато. Наберись терпения, Оля. Минуты через две встал Соломатин:
— Внимание! За опоздание на условленное рандеву накладываю на бывшего капитана первого ранга Березова штраф — открыть танцевальную программу. Кавалеры выбирают дам.
— Я с моей неизменной партнершей Елизаветой Ивановной! Другие дамы мне не по возрасту — быстро загонят немолодого человека. — Березов обошел стол и церемонно подал руку жене Доброхотова. Кузьма, оглянувшись — не слышат ли его танцующие, предложил:
— Братва, самый раз незаметно смыться. Проложим курс на гуляние в парк. На людей поглядим, себя покажем. Повеселимся, короче.
Алевтина недовольно сказала:
— Всегда тебе чего-то особого хочется! Неужто здесь не веселье?
— Линочка, какое здесь веселье? Язык во рту стынет — как бы иного словечка не вырвалось. И Николай Николаевич тоже… Закатил речугу. Обсуждают, кому какие должности. И это нам выслушивать? Пойми, какая мы старикам компания? Тем более — начальство!
— Нет, нет! Мне рано на работу. Больных так много, что койки, ставят в коридоре, не хватает сестер для ухода. И ты завтра с утра хотел Татьянкину кроватку починить.
— Хватилась! Кроватку я починил, пока ты со своими больными возилась. И ступеньки на веранду укрепил. Еще на крышу лазил, антенну наладил. Что тебе еще?
— Кузенька, лучше завтра пойдем в кино.
— Кино мы смотрим на переходе в океане — по две картины на день. Кино не для завтрашнего праздника.
Алевтина удивленно посмотрела на мужа.
— Завтра же будний день, Кузя.
— Это у тебя будни, а у нас со Степаном праздник! Степан, до того не хотевший вмешиваться в спор товарища с женой, осторожно сказал:
— Что-то я не понял, какой у нас завтра праздник. Кузьма запальчиво воскликнул:
— Морской, вот какой! Что под ногами земля! Три месяца мотало над бездной, три месяца лишний шаг вправо, лишний шаг влево — пеняй на себя, вот наши будни! А сейчас закрою глаза и пойду, не хватаясь за леера. На все тридцать два румба — асфальт! И это не отпраздновать?
— Мы же отметили твой приход. Вечеринку устроили, вот и Степан был…
— Да пойми ты, Лина, пойми! — твердил Кузьма, все сильней возбуждаясь. — Что мне в этих вечеринках? У нас дома — вроде поминок по рейсу, вернулись, мол, благополучно, и спасибо. А здесь поддакивай старшим, ешь глазами начальство! Я праздновать хочу, каждый день радоваться. И на людях, пусть все видят — у Кузьмы Куржака сегодня великий праздник!
— Кутить по ресторанам, да? Дома тебе не нравится…
— Лина! Не кутить — повеселиться; музыку послушать, А насчет дома… Ужасная радость — весь день налаживать, что у вас за три месяца испортилось. Или слушать, кто отдал концы в твоей больнице, какая температура у следующего кандидата на тот свет. В общем, одевайся, Лина, тихонько отчалим от этого пирса.
— Никуда я не пойду! — сердито ответила она. Перепалку прервал Степан:
— Хватит вам ссориться по пустякам!
Музыка смолкла. Гости рассаживались по местам. Кузьма, мрачный и молчаливый, сел на стул Миши, а его попросил подвинуться к Алевтине. У нее раскраснелось лицо, зло сверкали глаза. «Как бы не расплакалась при всех!» — опасливо подумал Миша. Степан, взявший роль семейного примирителя, поставил тарелку с тортом перед Алевтиной. С ложечкой в руке, она склонила лицо над тортом. В тарелку закапали слезы.
9
Гости разошлись во втором часу ночи. Неутомимая Гавриловна хлопотала у стола, собирая тарелки, ножи и вилки. Ольга Степановна утомленно сказала:
— Оставь, Гавриловна. Завтра уберем.
— Да я быстренько. За полчаса управлюсь.
— Завтра, завтра!