Лев Экономов - Готовность номер один
— Я ведь ни разу не танцевал, — вырывается у меня. — Ни разу в жизни. Честное слово!
— Это ничего. — И она кладет свою руку мне на плечо. — Увереннее надо, чтобы я чувствовала вас, понимаете? — говорит Лера. — Не бойтесь, не обожгу.
— Я вовсе и не боюсь, — зачем-то начинаю оправдываться. Прижимаю выпрямленную ладонь к Лериной спине. Пальцы упираются в лопатку. Девушка смотрит, как мне кажется, поощрительным взглядом.
— А теперь два шага вперед и шаг в сторону. Начинайте.
И я начинаю.
— Не делайте большущих шагов, — говорит Дера. — И не гните ноги в коленях.
Я, как испортившийся автомат, двигаю ногами, толкая танцующих. Лера словно слилась со мной, чувствует каждое мое движение, предугадывает.
— Еще меньше шаги, — подсказывает она. — Представьте, что ваши ноги спутаны. Направляйте меня в ту сторону, где меньше народу.
Нас тоже толкают. Несколько раз наступаю сапожищами Лере на ногу.
Мне хочется разговаривать с Лерой беззаботно и непринужденно, как это умеет делать Герман. Я все думаю, что бы такое ввернуть для начала, но ничего не могу придумать, кроме очередного — уже сотого — извинения, когда кто-то толкает нас.
— Ничего, — говорит она и на этот раз смотрит мне в лицо. Я тоже смотрю. Ее глаза так близко, что вижу в темных зрачках свое отражение.
Она улыбается милой, чуть дрожащей улыбкой и, осторожно сняв с моего плеча руку, вынимает из-за рукава крохотный розовый платочек. Вытирает мне лоб и виски. От платка пахнет духами.
Я так растрогался, что позабыл ее поблагодарить.
Музыканты кончают играть, ребята ведут девушек на места, поддерживая за руку. Я поступаю таким же образом, взяв Леру за хрупкий острый локоток. Она идет, как по проволочке, оттянула пальцы в стороны. Пока мы не дошли до места, мне хочется сказать ей что-то очень необычное. Я испытываю и радость и сожаление. Боюсь, что нас поджидает около кадки с пальмой Герман. Заиграет музыка, они уйдут танцевать. А этого мне больше всего не хочется.
Однако Герман нас не поджидает. И тогда я пугаюсь, не зная, что делать с девушкой. Встаем к стене.
— Вы, наверно, давно танцуете? — спрашиваю, лишь бы поддержать разговор.
— Когда училась еще в техникуме. «Вот как! Уж окончила техникум!»
— Какой же? — спрашиваю у Леры.
— Что какой? — не понимает она. Да, меня трудно понять. Совсем растерялся.
— Я про техникум.
— Ах вот что… Химико-технологический.
— А сейчас?
— Работаю технологом.
Я не очень-то слушаю ответы девушки. Все смотрю поверх голов, ищу Германа. Только он может снасти меня.
— Где же запропастился Мотыль, — говорю я, чтобы не молчать.
— А он вам нужен? — спрашивает Лера.
— Конечно, — вру я. — Просто очень нужен.
— Придется помочь горю. — Она отступает шаг назад, и я вижу Германа в трех метрах от себя. Беседует с Зиной. Темное платье с высокими разрезами по бокам юбки, отороченной заячьим мехом, так облегает ее небольшую плотную фигурку, что просто невозможно понять, как девушка ухитрилась влезть в него. Рядом стоящие парни с нее глаз не спускают. Откровенно завидуют Мотылю.
Он, как видно, навсегда оставил нас.
— Может, не стоит им сейчас мешать, — говорю я, вопросительно глядя на Леру. Но тут же мне становится ясно, что с головой выдал себя.
— Конечно, не стоит! — отвечает она.
Начинаю краснеть, оттого, что сознаю это, краснею еще больше.
— Может, выйдем ненадолго на улицу. Подышать кислородом, — предлагаю я, удивляясь своей смелости. Впрочем, в критические минуты смелость у меня всегда ходит об руку с робостью. И мне самому не известно, кто из них сделает первый шаг.
— С удовольствием, — отвечает Лера.
Идем в раздевалку и подаем номерки. Помогаю девушке одеться. В пальто с маленьким белым воротничком из меха, в вязаной шапочке Лера кажется девочкой переростком. Я подхожу к зеркалу и надеваю шинель и ушанку Семена, которая, по его словам, делает меня образцовым солдатом. Впрочем, я в этом не больно уверен: как только выходим на улицу, стоящие у дверей патрули с красными повязками как по команде поворачиваются в мою сторону, а один из них направляется прямо ко мне. У него сурово сдвинуты брови. Он наделен властью и хочет использовать ее, я это сразу почувствовал. И Лера почувствовала. Она берет меня под руку и, подняв голову, гордо смотрит на патруля. Он, кажется, теряется. А может, просто щадит мое самолюбие и сворачивает в сторону.
Страница восьмая
Некоторое время идем молча. Лера все также держит меня под руку. В спину дует ветерок, лениво метет по тротуару снежную порошу. Вдруг девушка останавливается:
— Куда мы идем?
— Не знаю, — говорю я. — Вам не холодно?
— Нет. И вам, надеюсь?
— И мне.
Мы смеемся, хотя, в общем-то, смешного ничего не произошло. Я чувствую, как меня познабливает. Это от волнения. Потом возле фонарного столба смотрю на часы. В моем распоряжении еще целых три часа.
— Удивительно теплый вечер, — говорю я, вспомнив разглагольствования Германа по поводу тридцати трех способов знакомства с девушками. «Если не о чем говорить, — говори о погоде, это помогает нащупать тему».
— Даже без варежек не холодно, — отвечает она, высвобождая руку. — В такие вечера хорошо кататься с нашей набережной на санках. В теплые воскресные дни у нас полгорода там.
— Вы тоже ходите?
— Еще бы! Даже старики ходят. Это у нас — как национальный вид спорта. Иные семьи имеют многоместные самокаты с рулями. А вы не ходите? Ни разу вас не видела. А некоторые военные ходят.
— И не могли увидеть. Я недавно из военной школы. Так что впервые в увольнении, — признаюсь я.
— Как это хорошо! — восклицает она, хотя мне, признаться, не понятно, к чему относятся ее слова. — Если бы я была на вашем месте, — продолжает Лера, — ни за что больше не пошла бы сегодня в клуб.
— Почему?
— Так. Бродила бы по городу. Ведь наш город очень старинный, можно сказать, музейный. В нем много исторических мест и уникальных зданий. Прошлась бы по набережной, осмотрела бы кремль. В нем были женский монастырь, гостиные дворы, соборы, звонницы. Вы любите древность?
«Зачем это она говорит? — думаю я. — Чтобы отвязаться от меня? Не похоже. Могла бы ведь и не идти со мной. И потом надо было слышать, как она все это говорила. Сколько восторженности в ее словах!»
— Да, люблю древность, — отвечаю я и верю, что это так, хотя еще минуту назад не питал к ней особого интереса. Набравшись храбрости, продолжаю: — С удовольствием осмотрел бы город… вот если бы вы согласились быть гидом на те два с половиной часа, которые остались в моем распоряжении…
— Только два с половиной! — вырывается у девушки. — И потом вы снова должны исчезнуть?
— До следующего увольнения всего лишь.
— А когда оно будет?
Трудно ответить солдату на этот вопрос. Очень трудно. Я пожимаю плечами, подавляя вздох.
Девушка думает немного. Она уже не раз вот так, казалось бы, ни с того ни с сего, возьмет да и задумается, сведя к переносице прямые, как стрелы, брови. В ней столько непонятного! А сейчас даже и на предложение мое не отвечает. «Не желает», — решаю я. И мне становится тоскливо.
— Согласна, — наконец говорит она скорее не мне, а каким-то своим мыслям. — Но придется забежать домой, это близко. Надену сапожки.
Мы останавливаемся около двухэтажного каменного здания старой кладки с высокими окнами, забранными ажурной решеткой.
— Подождите здесь, — просит она. — Кстати, наш дом тоже относится к числу уникальных. Здесь раньше жил знатный боярин. — И тотчас же ныряет под темнеющую арку.
Мне очень нравится эта девушка. И хочется, чтобы и я ей понравился, хотя бы чуть-чуть. Но как это сделать? Вот если бы назначить свидание… Но это почти неосуществимо, потому что не знаю, когда снова счастье улыбнется мне.
Хожу возле дома, как часовой возле важного объекта. Только теперь, оставшись, что называется, один на один с сапогами Скорохода, чувствую, как они отчаянно жмут пальцы. Но мне сейчас все равно, будут у меня мозоли или нет. И боярский дом меня тоже не интересует.
На присыпанном снежком тротуаре появляется квадрат света. Бессознательно смотрю в окно, где зажгли электричество, и за тюлевой шторой вижу Леру. Стоит у зеркала и рассматривает себя. Я замираю, не в силах оторвать взгляда.
Она о чем-то думает, прижав ладони к щекам и слегка покачиваясь на каблуках сапожек. Приближает лицо к самому зеркалу и проводит пальцем по разлетевшимся в стороны бровям. Качает головой и берет из вазы, стоящей на трюмо, карандаш. Высунув кончик языка, проводит карандашом вдоль век. Потом подкрашивает губы и слегка припудривает нос. Снова задумывается, видимо размышляя над тем, что можно еще сделать со своим лицом. Посматривает на часы, улыбается и снова принимается за свой туалет. Начинает мерить одну шапку, другую, третью… Останавливается на серой с лохматым мехом. Но вот она и ее снимает, хватает полотенце и убегает из комнаты. Через минуту возвращается, вытирая лицо: видно, смывала с себя все, что старательно наносила минуту назад. Опять надевает уже знакомую мне вязаную шапочку, застегивает на все пуговицы пальто и, подойдя к дверям, выключает свет.
