KnigaRead.com/
KnigaRead.com » Проза » Советская классическая проза » Борис Лавренёв - Собрание сочинений. т.2. Повести и рассказы

Борис Лавренёв - Собрание сочинений. т.2. Повести и рассказы

На нашем сайте KnigaRead.com Вы можете абсолютно бесплатно читать книгу онлайн Борис Лавренёв, "Собрание сочинений. т.2. Повести и рассказы" бесплатно, без регистрации.
Перейти на страницу:

Собеседник отвернулся к окну. Он чувствовал, что положение начинает становиться опасным и неловким.

— Видите, гражданин генерал, — сказал он несколько мягче, — ничего этого не осталось. Вы тоже войдите в наше положение. Ведь вас же, говорю, в доме покойником считали. Ну, значит, когда заняли вашу квартиру, я приказал все бумаги пожечь, чтобы попусту не валялись…

Он оглянулся на странный звук и, оглянувшись, увидел, что генерал широко открытым ртом, захлебываясь, хватает воздух. Вслед за тем он, сломавшись, ссунулся в кресло и заплакал.

Домкомбедовец шагнул к генералу, остановился, беспомощно поглядел по сторонам и бросился в столовую. Минуту спустя он выскочил со стаканом воды и, приподняв голову Евгения Павловича, стал поить его, как ребенка. Евгений Павлович захлебнулся, закашлялся и затих.

Домкомбедовец опять вышел в столовую. Дверь за ним осталась притворенной неплотно. Евгений Павлович услышал за ней тихий разговор. Говорили два голоса: мужской и женский. Очевидно, домкомбедовец разговаривал с женой.

— Жалко, — сказал голос женщины, — он ведь старый.

— Тебе всех жалко, — ответил мужской, — что ж, ворочаться в старую квартиру, а ему эту отдать? Надо его сплавить как-нибудь. Сама знаешь, вещи-то распродали. Тут в такую историю влетишь, если он жаловаться…

Голос понизился, и больше ничего Евгений Павлович не слыхал. Он вытер рукой веки и поднялся. Домкомбедовец вышел из столовой; глаза его прыгали, избегая генерала.

— А вы не убивайтесь. Можно еще поправить как-нибудь, — произнес он, принимая прежний официальный тон, — вы подайте сейчас заявлением домкомбед, — мы вам какую-нибудь комнатку приспособим…

— Не нужно, — перебил Евгений Павлович, — и не бойтесь: я жаловаться не буду. Все равно. Я уйду к кому-нибудь из знакомых. Арандаренко живет еще в доме?

Домкомбедовец сделал отрицательный жест.

— Он три недели как на Украину уехал.

— Все равно, — опять сказал Евгений Павлович, — это не важно.

Он обвел глазами кабинет, как бы прощаясь навсегда со знакомыми вещами, в которых незримо таилась частица его жизни, и вдруг увидел над диваном портрет жены. Он висел нетронутый, в той же тяжелой дубовой раме, слегка покосившись. Евгений Павлович подошел к дивану.

— Я возьму это.

— Конечно, конечно. Я понимаю… по человечеству, — заторопился обрадованный председатель домкомбеда и поспешно влез на диван, чтобы снять портрет. — Ежели хотите, возьмите еще что. Хоть теперь все домовое и в опись записано, но я ж вхожу в положение.

Но, встретив взгляд Евгения Павловича, он умолк и торопливо сунул ему снятый портрет; Евгений Павлович с трудом забрал его под мышку и надел фуражку:

— До свиданья. Живите счастливо… если сможете, — тихо сказал он.

— Не взыщите, гражданин Адамов. Разве я что, — я бы с удовольствием, да ведь время такое. Не я постановил… весь дом… собрание…

Генерал, не слушая, бежал по коридору к выходу, таща тяжелый портрет. Ему было душно. Казалось, что, если сейчас же не выбежит на воздух, задохнется и упадет на пороге мертвым.

Евгений Павлович спустился на одну площадку вниз, прислонил портрет жены к батарее парового отопления и сел на подоконник. Сердце у него почти не билось, и по всему телу проступил холодный и обессиливающий пот.

Он долго просидел на подоконнике, бессмысленно и устало смотря перед собой. Наконец шевельнул губами и сказал полушепотом, но слова гулко упали в пустые пролеты лестницы:

— Юридическая новелла, профессор! Спокойствие!

ГЛАВА ДЕСЯТАЯ

Встав с подоконника, Евгений Павлович опять взял под мышку портрет и спустился к выходу. На улице остановился в раздумье, размышляя, куда идти. Вспомнилось, что неподалеку, кварталах в трех, жил корпусный еще товарищ — Приклонский. Приклонский рано вышел в отставку и перешел на службу по министерству иностранных дел, но дружеские отношения остались. Встречались часто, до последнего времени, и встречались сердечно.

Евгений Павлович вздернул бородку и, склонясь на левую сторону под тяжестью портрета и мешка с вещами, зашагал по тротуару.

У Приклонских долго и подробно опрашивали через закрытую дверь: кто, зачем, по какому делу, к кому. Евгений Павлович еле мог отвечать. Прогулка по улицам окончательно обессилила его, и, когда наконец дверь открыли, он почти повалился в переднюю.

Приклонский встретил генерала в крошечной комнатушке. Она вся была занята неестественно огромной тахтой, крытой персидским ковром, и письменным столом.

— Здравствуй, здравствуй, — приветствовал он Евгения Павловича. — Давно тебя не было видно. Ты прости, что я тебя принимаю в таком закуте, но, видишь ли, нас совсем стеснили. У нас только две комнаты на пятерых остались да вот мой хлевушок.

Приклонский говорил каким-то спешащим, пляшущим голосом, все время беспокойно оглядывался по сторонам и вздрагивал.

— Трудно мне было бы побывать у тебя, — ответил, присаживаясь на кончик дивана, генерал, — ведь я только сегодня вышел на свободу. Я два месяца просидел заложником.

Глаза Приклонского смятенно округлились и впились в генерала.

— Как? Ты был арестован? Где?

— Я сидел в отдельном арестном доме чрезвычайной комиссии Литейного района, — точно рапортуя, ответил Евгений Павлович.

Приклонский заметался по комнатке, споткнулся о диван, схватил к чему-то со стола вытиралку для перьев, повертел ее, бросил и испытующе посмотрел на Евгения Павловича.

— Значит, ты бежал, — сказал он с уверенностью, — ты бежал… бежал…

— Что с тобой? — Генерал удивленно вскинул бородку. — Почему тебе взбрело в голову, что я бежал? Почему ты так нервничаешь?.. Меня просто выпустили.

Приклонский предостерегающе поднял указательный палец и, нагнувшись к самому лицу Евгения Павловича, покачал пальцем перед его носом.

— Ти-та-ти-та, — сказал он, — расскажи кому-нибудь другому. Я же не мальчик: я знаю, что оттуда не выпускают. Ты можешь меня не бояться: я тебя не выдам.

— Да ты с ума сошел! — вспылил генерал. — Я повторяю тебе: меня выпустили. Я пришел к тебе с просьбой временно приютить меня.

Приклонский отшатнулся: щеки его отвисли, как подол у пьяной бабы.

— А почему ты не пошел к себе на квартиру? — спросил он, хитро подмигнув.

— Но ведь мою квартиру отняли у меня. Меня считали уже умершим. Мне некуда деваться. Я хочу переночевать у тебя и посоветоваться, что делать дальше.

Приклонский рассматривал Евгения Павловича с недоверчивой усмешкой и, едва он договорил, забормотал:

— Ну, ну, конечно. Но почему ты не хочешь сказать, а придумываешь всякие небылицы о своей квартире?.. И потом… Потом, — Приклонский понизил голос до шепота, — я прошу тебя не оставаться у меня. Не пойми это ложно… Я не забываю старой дружбы… но понимаешь… на меня донос за доносом, я сам каждую минуту жду ареста; наконец, у меня дети… Если тебя обнаружат — нам всем крышка. Пойми мое состояние…

— Но мне же некуда идти… У меня нет крова на эту ночь. Как хочешь, но я не могу уже уйти. Ведь поздно. Я пересплю на этом диване и утром уйду, если уж ты не веришь мне и так боишься, — горько сказал Евгений Павлович.

Приклонский заметался по комнате, сжимая голову.

— Женя, послушай… Ну, что хочешь. Ну, тебе денег надо — я дам… но только уходи… Ей-богу… Ну, я на колени пред тобой стану. Пожалей моих детей, — залепетал он, потеряв последние крохи мужества и по-собачьи заглядывая в лицо Евгению Павловичу.

Евгений Павлович охнул. Мутная струя холода медленно подползла к гортани, и было смертельно противно и страшно, что этот испугавшийся человек действительно станет на колени. Он поднялся с дивана, задергал бородкой, обронил с тихим и оттого ужасным презрением:

— Успокойся… уйду…

Приклонский мгновенно просиял.

— Ну, я же знал, что ты — старый хороший друг и не захочешь подвести меня. Может, тебе в самом деле денег надо? Или вот что, я напишу тебе записку к одному верному человеку. Он приютит тебя, — засуетился он, кидаясь к столу и схватывая блокнот, но сейчас же отбросил его и обнял Евгения Павловича.

Генерал сухо отстранился.

— Не тронь меня! — вскрикнул он и брезгливо повел побледневшими губами.

Подняв с полу портрет, он, не глядя на Приклонского, не прощаясь, молча прошел один к выходу, отпер дверь и спустился на улицу.

Дождь, уже начинавший накрапывать, когда Евгений Павлович подходил к квартире Приклонских, теперь хлестал со всей неистовой осенней разнузданностью. Казалось, что в темноте вечера, на черной, глянцевитой от воды улице торопливо и споро работает огромный ткацкий станок, выпрядывая серые, звонкие и мокрые нити.

У первого же крыльца Евгения Павловича обдало потоком воды с подъезда. Леденящие струи обожгли голову, всползли за воротник шинели, покрыли новеньким лаком стекло портрета. Генерал отскочил и с испугом прижался к выступу дома. Что-то лежащее во внутреннем кармане больно вдавилось ему в ребро. Бессознательным движением Евгений Павлович вынул мешавший предмет и в секущейся темноте дождя различил тусклый блеск золотого бурханчика, подаренного расстрелянным Туркой. Он подержал фетиш в руке, осторожно положил его обратно и, словно решившись, поспешно, вприпрыжку зашлепал по дождевым лужам.

Перейти на страницу:
Прокомментировать
Подтвердите что вы не робот:*