Николай Золотарёв-Якутский - Из тьмы
— Значит, обмануть человека, который вытащил из грязи, протянул руку помощи, когда я особенно нуждался в ней?
— Эх, и каша у тебя в голове! Слушай, мы на старших курсах организовали литературный кружок. Мы его так называем, но занимаемся вообще-то не только литературой. Пойдешь к нам?
Уосуку сразу представились сыновья Разбогатеева, возвращающиеся с «дружеской» выпивки.
— Извини, я непьющий, — сухо сказал он.
— Ну и чудак! — засмеялся Платон. — Да с чего ты взял, что я тебя пьянствовать зову? Мы если и пьем, так только чай. На большее у нас и денег-то нет. Собираются сплошь такие, как я, — ни кола ни двора. Впрочем, ты сын миллионера…
— Я сын бедняка Токура.
— Ну вот и хорошо. Так придешь?
Уосук помедлил с ответом.
— Когда и куда?
— В восемь подойдешь к лавке «Коковин и Басов».
Вечером Уосук тщательно отгладил брюки, почистил сапоги. Когда он натягивал крахмальную рубашку, в комнату заглянула Мария Ильинична.
— Ты куда это в такой поздний час выряжаешься? — удивилась она: Уосук ни разу еще не покидал вечерами своей каморки.
— Помочь просил один приятель. Не понимает что-то в алгебре, — соврал Уосук и густо покраснел.
— Ты ж смотри не задерживайся! Говорят, пошаливают!
— Ничего! — засмеялся Уосук. — Никола с Капитошей каждый раз в полночь приходят, и то их никто еще не раздел!
— Ты по их дороге не иди, — вздохнула старушка. Они, если и набедокурят, — родные дети, своя кровь! Поворчит, поворчит отец и простит. А тебя…
— Не беспокойтесь, Мария Ильинична! У меня своя голова на плечах!
«Литературный кружок… — думал он по дороге. — Чем же они занимаются в этом кружке? Более подробно изучают словесность? Никандр Константинович, преподаватель словесности, как-то рассказывал, что в лицее тоже был кружок, который называли литературным. Пушкин, ясно, в том кружке читал друзьям стихи… Неужели и Платон с друзьями занимаются этим? Что же я буду делать в кружке? У меня совершенно нет тяги к сочинительству. Впрочем, — махнул он рукой, — послушать тоже интересно… А то сидишь как пень целыми днями над учебниками. Поговорить не с кем».
В назначенном месте Платона не оказалось.
«Что же это он: сам зовет и не приходит!»
Он достал из кармана часы — подарок Разбогатеева, щелкнул крышкой.
«Ругал Платона, а оказывается, он ни при чем. Еще полчаса!»
В лавку Коковина и Басова Уосук заходить не стал. Ему не нравился тамошний приказчик — внешне угодливый, слащавый, а на самом деле хитрый и нечестный. Уосука он давно заприметил и, сколько бы ни было народу в лавке, кричал:
— Вы, господин семинарист, пожалуйста, покиньте помещение! Ничего-с не покупаете, только разглядываете, торговле мешаете. Не люблю-с наблюдателей!
Уосук пошел в Гостиный двор, стоявший неподалеку. Тут торговля шла полным ходом. В углу стояли три якута, осматривавшие только что купленную вещь — косу-литовку с серебряной полоской поперек. Сначала косу взял в руки старик с черным морщинистым лицом. Он приложил ее к уху, прислушиваясь к чему-то, затем достал из-под полы булатный якутский нож и провел по лезвию косы закаленным острием, высекая искры.
— Хороша, — заключил он.
Покупка перешла в руки неряшливо одетого парня. Из продравшихся торбасов его сыпалась сенная труха. Уперев косу концом в каменный пол, он резко надавил на нее. Коса со звоном распрямилась.
— Замечательная коса! Она сделана не из простого железа. В нее подмешан мягкий, тягучий сплав!
Третий якут, купивший косу, по виду тоже бедняк, сиял от счастья.
Уосук подивился связной, умной речи неряшливо одетого молодого якута. «Видно, где-то учился», — подумал он. Но его внимание отвлекла другая сценка: стоявший у прилавка улусник собирался купить отрез, но не знал, как называлась материя. Русский приказчик, по-видимому, не понимал по-якутски, и продавец и покупатель не могли объясниться.
— Маны показуй! Сох, этот! Хас стоит? Наса дорогой. Ол? Тожа наса дорогой. Табак барый? Хас стоит? Э, тожа наса дорогой![12]
Уосук от души смеялся. Вдруг кто-то толкнул его в бок. Уосук, не успев рассердиться, понял — Платон.
— Ты прямо не приемный, а родной сын купца. С таким увлечением смотришь на все это. — Платон обвел рукой лавку.
Уосук не обиделся.
— Интересно же!
— Интересно? А мне всегда становится не по себе, когда вижу, как обманывают неграмотных бедняков.
— Так уж и обманывают! Торговля — двигатель прогресса, — припомнил Уосук слова Разбогатеева.
— Ладно, об этом мы еще поговорим. Пошли!
Уосук едва поспевал за стремительным Платоном. Они быстро пересекли город и вышли на северную окраину. В путанице улочек и переулков Платон ориентировался так же легко, как в коридорах семинарии. Через двадцать минут юноши оказались в довольно просторном дворе, посреди которого стояла низенькая юрта с едва заметными окошками. Она живо напомнила Уосуку юрту его родителей.
Платон рванул дверь. Уосук последовал за ним. В юрте сидели пять-шесть молодых якутов в форме семинаристов. Почти всех их Уосук знал: крепыш с улыбчивыми и в то же время строгими глазами — это Максим Аммосов, высокий юноша в очках — Исидор Иванов, родом из Верхневилюйска, можно сказать, земляк Уосука, поближе к столу — словоохотливый Миша Ксенофонтов… На столе — ни книги, ни тетради, ни вообще листка бумаги. «Как же они занимаются литературой?» — удивился Уосук.
Хозяев юрты не было, но чувствовалось по всему, что они бедняки.
Максим подвинул табуретку:
— Садись, Иосиф! Так ведь тебя зовут?
— Так.
— Мы давно к тебе присматриваемся. Кажется, ты парень неглупый и честный. Учишься хорошо, на товарищей не фискалишь, даже помогаешь, если тебя попросят… А держишься особняком.
— Я не привык в друзья набиваться, сухо ответил Уосук.
— Еще бы: сын миллионера! — воскликнул Ксенофонтов.
Уосук неприязненно покосился на него.
— Постой, Миша, — предостерегающе поднял руку Максим. — Зачем зря человека дразнить? Это правда, Иосиф, что родители продали тебя купцу Разбогатееву?
— Правда.
В юрте поднялся шум.
— Это позор! — перекрыл прочие голоса звонкий голос Платона. — В наши дни торгуют людьми, как скотом! А ведь крепостное право отменено еще в 1861 году!
— Родители родителями, а сам-то ты как к этому относишься, Иосиф? Тебя же не грудным младенцем продали!
— Как отношусь? Да, в общем-то, мало думаю об этом.
По юрте прокатился гул возмущения.
— Тихо, парни, тихо! — надрывался Максим. — Пусть объяснит свои слова.
Наконец стало тише.
— А что объяснять? — сказал Уосук. — Николай Алексеевич предложил мне учиться. Я об этом только и мечтал. Но Разбогатеев заявил, что у него нет средств учить чужого ребенка, что он выучит меня, если я соглашусь на усыновление. Что было делать? Я согласился. Николай Алексеевич справедливо считал, что, усыновляя меня, лишает моих родителей поддержки сына. Поэтому он дал за меня отцу компенсацию.
— Послушайте только, как он рассуждает! Да неужели ты, чудак, не понимаешь, что вся эта купля-продажа унижает твое человеческое достоинство? «Компенсацию»!
— Как бы там ни было, родители мои ничего не потеряли: я их помню и люблю, — упрямо твердил свое Уосук. — Сам я тоже оказался в выигрыше — учусь. А единственный человек, который от этого ничего не получил, Николай Алексеевич. Я чувствую, вы его осуждаете, а я уважаю.
— Стой, братцы, не шуми! А в самом деле, какая выгода купцу? Ну-ка, разберемся! — сверкнул глазами Платон.
— Для чего он тебя учит?
— Он готовит меня в коммерческий институт.
— Все ясно! Он намерен эксплуатировать твой мозг.
— Проще простого! Эксплуататор ничего не делает бескорыстно.
— Вот так, Уосук! — заключил Аммосов. — Купцу, как видишь, двойная выгода: во-первых, ты со своими знаниями будешь служить ему, во-вторых, ты не будешь служить трудовому народу, который он обирает.
— То есть как обирает? — возмутился Уосук. Он купец, а не помещик! Коммерция же, если хотите…
— Двигатель прогресса? — насмешливо отозвался Платон. — Это мы уже слышали. Не только от тебя. Ну что ж, разберемся, чем занимается твой «двигатель прогресса». Итак, он покупает чай в Китае и ситец в России — то есть там, где и то и другое дешево, — и везет в Якутию, где продает в десять раз дороже. Разницу он кладет в карман. Вот и вся его роль в прогрессе, — подвел итог Максим.
— А дорожные расходы? — не сдавался Уосук.
— Эх, друг, темный ты, как я вижу. Подумай сам: да зачем купец стал бы вообще заниматься торговлей, если бы постоянно оказывался без барыша? Конечно, какие-то деньги идут и на провоз товара. Но торговец стремится уменьшить и эти расходы: нанимать более дешевый транспорт, поменьше платить возчикам… В общем, как это делается, ты лучше расспроси своего приемного папу. А в коммерческий институт он отправит тебя, чтобы ты научился обирать бедноту с еще большим успехом, чем сам.
