Борис Бедный - Девчата: Повесть и рассказы
— Единоличники вы несчастные! — пристыдила Тося девчат. — Подруга на первое свидание идет, а вам хоть бы хны!
— Одни женихи у вас на уме, — отозвалась уязвленная Вера. — Занялись бы чем посерьезней.
— Эх, мама-Вера! Как тридцать стукнет, обещаю только про международное положение думать. С утра до вечера, без перерыва на обед!.. — Тося кинула юбку с блузкой Кате. — Переодевайся!
Катя многозначительно повела глазами в сторону Анфисы.
— Мам-Вера, Анфиска, можно? — запоздало спросила Тося.
Вера разрешающе кивнула головой, а Анфиса снова неопределенно пожала плечами, удивляясь детдомовской Тосиной бесцеремонности.
Катя поспешно стала переодеваться, боясь, что Анфиса передумает и отнимет у нее лучшую свою юбку.
— Глянет Сашка — и наповал! — убежденно говорила Тося, тормоша Катю и изо всех сил стараясь сделать подругу покрасивей.
Болтая ногой в тонком чулке, Анфиса сидела на койке и насмешливо-снисходительно следила за Катей и без толку суетящейся возле нее Тосей: так ветераны смотрят на сборы новобранца. И Надя у плиты украдкой поглядывала на Катю. В коротких Надиных взглядах было жадное любопытство человека, обделенного в жизни многими радостями, выпавшими на долю ее более счастливых подруг, в том числе и этой вот молодой трепетной радостью первого свидания, какой полна была сейчас Катя.
— Он как тебе сказал? Приходи, мол, буду ждать? — выпытывала у Кати малолетка Тося, которой еще никто в жизни не назначал свидания.
— Да что-то вроде этого… — неуверенно ответила Катя, смущенная всеобщим вниманьем.
— Счастливая ты, Катька! — позавидовала Тося. — Слушай, возьми мою брошку.
— Да ее под пальто и не видно будет.
— Все равно возьми. Пусть хоть брошка моя на свидании побывает!
Тося живо нырнула под койку, достала из баула крупную брошку — единственное свое украшение — и нацепила ее на грудь смирно стоящей Кате. Тосина бескорыстная забота о подруге неожиданно заразила и Анфису, она тоже внесла свою посильную лепту в Катины сборы.
— Целоваться без спросу полезет — ты вот так руку держи, — посоветовала опытная Анфиса и выставила руку локтем вперед.
Тося запоминающе повторила полезный Анфисин жест: на всякий случай — может, когда и пригодится.
— А совсем обнаглеет — бей прямо по мордасам, это их успокаивает! — Критически осмотрев Катю, Анфиса решила: — Да куда тебе!.. Ты хоть не бросайся ему сразу на шею, поманежь хорошенько, крепче привяжешь.
— А зачем Кате притворяться, раз она и сама Сашку любит? — удивилась Тося.
— Лю-убит? — насмешливо переспросила Анфиса, рассматривая флакон с одеколоном на свет. — Никакой любви нету.
— Нету любви? — опешила Тося. — А куда ж она подевалась?
— А ее никогда и не было! — сказала Анфиса, наслаждаясь Тосиным изумлением. — Врут люди, сочинили себе сказочку, чтоб веселей жить было… Поверь мне: всем мужикам лишь одно нужно!
Тося растерянно огляделась вокруг, ища подмоги.
— И… Пушкин, по-твоему, врет?.. «Я вас любил, любовь еще, быть может…»
— «Быть может»! — передразнила Анфиса.
— Хватит тебе девчонку пугать, — остановила ее Вера. — Не слушай ты ее, Тось.
— У меня своя голова на плечах есть, — обиделась вдруг Тося и пристально посмотрела на Анфису. — Жалко мне тебя, Анфиска, если ты всерьез так думаешь… — Она придвинулась к Кате и тихонько, как говорят о тайном и стыдном, спросила: — Ты и на Камчатку с ним пойдешь, если позовет?
За две недели Тося узнала уже все местные обычаи. У Камчатки были свои неписаные, но всем в поселке известные законы. Для девушки пойти с парнем на Камчатку — значило на весь поселок объявить о своей любви, все равно что обручиться. Вместо старомодных «жених и невеста» здесь говорили: «Они на Камчатке сидят». Почти все молодые семьи в поселке прошли через Камчатку, и многие пожилые ныне дяди и тети частенько поминали ее добрым словом.
— Там видно будет… — уклончиво ответила Катя.
Тося с молодым ужасом посмотрела на нее и с решительным видом повернулась к Анфисе:
— Дай одеколонцу для Катерины, будь человеком!
Анфиса молча протянула Кате флакон с одеколоном.
Тося бесцеремонно перехватила флакон, понюхала.
— Дай другой, у тебя лучше есть, я знаю.
— Ага! — торжествующе выпалила Анфиса. — Наконец-то я тебя поймала, вечно по чужим тумбочкам лазишь!
Тося воинственно подступила к Анфисе:
— А ты видела?!
Анфиса нырнула рукой в тумбочку, достала из дальнего угла маленький заветный флакончик, глянула на свет.
— Так и есть! Я как знала, царапину вчера сделала, а теперь царапина на весу… Поймаю на месте — руки поотрываю!
— Попробуй… — без прежнего пыла молвила Тося, отодвигаясь от Анфисы.
Хитрая Анфисина царапина, кажется, не на шутку озадачила Тосю. Пряча смущение, она подошла к своей койке и срочно занялась покосившимся натюрмортом.
Катя взглянула на ходики, испуганно ойкнула:
— Ой, опаздываю! — и выбежала из комнаты.
У Нади на плите громко зашипела на сковородке картошка. Анфиса брезгливо поморщилась:
— И охота тебе каждый вечер с ужином возиться? Ведь столовая есть.
— Охота… — хмуро ответила Надя.
— Да не слушай ты ее, Надежда! — вступила в разговор оправившаяся Тося. — Ей только волю дай — на всех станет кидаться. Тигра лютая, а не человек! — Вызывая Анфису на бой, Тося храбро шагнула к ней и сказала с запоздалой яростью: — Если кто и брал твой паршивый одеколон, так почему я? Что я, крайняя?
— Больше некому! — убежденно ответила Анфиса.
— Нужен мне твой одеколон, — не сдавалась Тося. — Захочу — целое ведро куплю!
— Вот и купи, а чужой не бери.
— И куплю!
— Купи, купи… Не забудь и пудру заодно, вечно в мою пудреницу заглядываешь!
— В твою пудреницу? — возмутилась Тося. — Ну, знаешь… Когда у меня пудры нету, я могу и зубным порошком попудриться. Цацу из себя не корчу, как некоторые!
— Кончайте базар, — строго сказала Вера. — Слушать противно. А ты, Тось, просто удивляешь меня…
Тося топнула ногой и пропела:
Она всех вечно удивляла.
Такая… уж она была!
— Поэтесса! — фыркнула Анфиса. — Пушкин в томате!
— Как умею!.. — обиделась Тося и злопамятно посмотрела на ехидную Анфису.
— Тось, ты уроки сделала? — поспешно спросила Вера, чтобы помешать новой стычке.
— А нам, мама-Вера, кажется, не задавали… — схитрила Тося и стойко выдержала сомневающийся Верин взгляд.
— То-ося!
— Ох и надоели вы мне все! Зря я в вечернюю школу поступила… — не в первый раз пожалела Тося, но послушно достала из тумбочки учебники и тетрадки и села за стол.
Она зло полистала учебник, нашла нужную задачку, по школярской привычке сразу же заглянула в ответ и скорчила кислую мину, не зная, как ей этот ответ заполучить. Тишина — редкая гостья общежития — ненадолго установилась в комнате. Анфиса вернулась к зеркалу, а Вера снова легла на свою койку-гамак и уткнулась в пухлый роман.
— Как там они, еще не поженились? — вкрадчивым голоском спросила Тося.
— Ты решай задачу, решай… — посоветовала Вера.
— Ох и вредные вы все! — возмутилась Тося. — Все воспитывают, воспитывают… И как вам не надоест? — Обхватив голову руками, Тося с лютой ненавистью уставилась в задачник и забормотала: — Поезд отошел от станции…
В дверь тихонько постучали.
— Входи, кто там такой вежливый? — крикнула Тося, радуясь, что есть предлог оторваться от ненавистной задачки.
Дверь самую малость приоткрылась, и в комнату бочком проскользнул Надин жених Ксан Ксаныч.
В поселке Ксан Ксаныч был незаменимым человеком, и все его уважали. Числился он пилоправом, но знал толк и в плотницкой и в слесарной работе, а при неотложном случае мог и лебедку наладить, и отпереть без ключа замок, и даже дамские часики починить. Работящие руки Ксан Ксаныча постоянно искали какое-нибудь занятие, и, мастеря что-либо, он чувствовал себя увереннее, а в редкие минуты вынужденного безделья ему было как-то не по себе, будто он людей обманывал.
В комнате своей невесты Ксан Ксаныч всегда смущался и неуклюже пробовал скрыть это смущение за несвойственной ему шутливой развязностью. Вот и сейчас он обошел комнату по кругу, осторожно пожимая руки девчатам и приговаривая:
— Вере Ивановне почтение… Учись, Тося, профессором станешь!.. А Анфиса наша все хорошеет…
Выполнив этот обязательный, как он считал, обряд, Ксан Ксаныч подошел к Наде, заглянул ей в глаза, спрашивая, не оплошал ли он сегодня, и на правах жениха нежно пожал ей руку выше локтя. Надя ободряюще кивнула ему и водрузила на угол стола сковородку с дымящейся жареной картошкой.
— Хорошо ты, Надюша, картошку жаришь! — с чувством сказал Ксан Ксаныч.
