Зигмунд Скуинь - Нагота
Что ему нужно от этого желчного дяди с авоськой картошки на заборе и пивной кружкой в руке? От этого намокшего беспризорника, сбежавшего из дома, потому что он вольготней чувствует себя на улице среди пьянчужек. Неужели это тот самый Ояр, на которого он когда-то старался походить, которому завидовал, перед которым чувствовал в чем-то себя виноватым? Ну, хорошо, они вместе тянули солдатскую лямку, так что же? Что связывает их теперь? Право, смешно пытаться уверить себя, будто они все те же, что и раньше.
— Я бы угостил тебя, да сам понимаешь, — сказал Ояр.
— Нет, спасибо.
— Я бы ничуть не удивился, если бы тебя подослала Кармен. Ее крохотные куриные мозги иногда озаряют такие идеи.
— Стоит ли похваляться размерами мозга.
Ояр поглядел на небо и сунул кружку с пивом за пазуху.
— Это в каком же смысле?
— Бездействующие органы быстро атрофируются.
Ояр поморщился. И долго молчал. Что-то с ним происходило. Об этом можно-было заключить по тому, как менялось выражение лица, но еще больше по тому, как изменился голос, когда он наконец заговорил.
— Возможно, ты прав, — сказал Ояр. — Хорошие мозги и в самом деле превратились в рудимент, доставляющий одни хлопоты. Нужны электронно-вычислительные машины или интеллектуальные агрегаты в духе Кармен. А знаешь, почему? Это чрезвычайно удобно. Включил — работает. Выключил — перестал. Никаких тебе лишних вопросов. От сих до сих. Еще когда я сидел в министерстве, у меня была заместительница. Говорю ей: «Ведь у вас в голове ни одной самостоятельной мысли». Она, конечно, сразу в слезы.
— А теперь эта плакса сидит на твоем месте.
Ояр даже немного опешил.
— Вне всяких сомнений..
— И ты считаешь это подтверждением своих способностей?
— А пошел ты к черту, — обозлился Ояр. — Да, считаю подтверждением. Считаю!
— И кому от этого польза?
— Должны же быть принципы!
— Знаешь, я в детстве лазил на забор, чтобы нарвать яблок в соседнем саду. И всегда срывался, потому что думал лишь о том, как бы поскорее нарвать яблок, забывая, что сижу на заборе.
— Не учи ты меня.
— Вот я шофер, шофером и останусь.
— Стоит ли этим хвалиться. Не всем дано сидеть на своих полушариях и при этом чувствовать себя довольным.
— Понятно, ты человек с головой. И всем недовольный. Чтобы доказать свою правоту, ты стоишь здесь и пьешь пиво. Извини меня, но возле таких мест дурно пахнет.
Зачем он это сказал Ояру? И с такой злостью. Во-первых, глупо, во-вторых, свинство. Разглагольствования Ояра нельзя принимать всерьез. Неужели его так больно задели слова Ояра? Что в них было нового по сравнению с тем, что приходилось выслушивать сотни раз? К тому же Ояр опять-таки прав. И вообще, много ли значат слова в их отношениях? Но тон! Дружба и ненависть — что ни говори, между ними всего один шаг. Похоже, впервые за долгое время знакомства они объяснились со всей откровенностью, не как друзья, а как враги. Судя по огонькам, полыхнувшим в глазах Ояра, не много было надо, чтобы «старина Ояр» съездил ему по физиономии. Что их так разозлило? Ведь они всего-навсего излагали друг другу свои взгляды...
— Гунар... — Окрик настиг его в нескольких шагах и звучал он довольно примирительно.
Гунар обернулся. Злобный блеск в глазах Ояра потух. Лицо исказилось не то гримасой отвращения, не то стыдливой улыбкой. Был момент, он собирался остановиться, и не остановился.
— Ладно, чего там, поговорили и будет... Ты что-то хотел сказать?
Он продолжал идти.
— Не валяй дурака! Слышишь!
Бесполезно, сказал он самому себе, бесполезно.
6
Путешествие обернулось полной неудачей, да, окончательно и бесповоротно, прямо какой-то кошмар. Нечего и думать, что в ближайшие дни Мелита сможет отправиться в горы, сустав тыквой вздулся, болит при малейшем усилии, врачи рекомендуют физиотерапию, постельный режим, Досадней всего, конечно, Мелите, глупее положения не придумаешь: прилететь в несусветную даль, чтобы отпускные дни ходить прихрамывая, с палочкой, таскаться по чужим амбулаториям и поликлиникам. А ей разве лучше? Отпуск загублен, не бросит же она Мелиту на произвол судьбы, это был бы номер! На худой конец, разумеется, можно сесть в самолет и вернуться в Ригу, да как бы потом не пришлось пожалеть о такой поспешности, нет, уж лучше подождать. Может, все обойдется несколькими днями, ну, пятью-шестью, тогда еще куда ни шло, хоть что-то повидаем. Нет, лететь обратно в Ригу нельзя ни в коем случае, хотя бы из-за Гунара, сейчас-то и нельзя. Стоило ей представить такую возможность, как внутри все начинало восставать, и в причинах этого разобраться она и не пыталась.
Была половина одиннадцатого, и Ася гуляла по городу. Ей казалось, что на людях время проходит не совсем впустую.
Новые кварталы отражались в воде бассейнов и фонтанов. Ее преследовало почти неодолимое желание окунуться в воду, подставить плечи под освежающие струи. На глинистых, в трещинках, клумбах все росло обильно и бурно, бутоны роз, приморенные зноем, вид имели растрепанный и рыхлый. От цветов, плодов и кустарника плыл крепкий, густой аромат.
На обратном пути в гостиницу она еще раз завернула в универмаг. Здание было облицовано розоватым камнем, отчего снаружи универмаг походил больше на дворец, но это не произвело на Асю особого впечатления. Интересней показалась ей оригинальная система «загона» с удобной схемой продвижения покупателей. Полезный метраж, правда, сокращался почти вдвое, однако сама по себе идея остроумная. Впрочем, как можно сравнивать этот флагман республиканской торговой сети с ее детищем — рядовым универмагом.
В общем, она успела привыкнуть к смешению экзотики и модерна в здешнем быту. Больше всего это проявлялось в мирном сосуществовании старой и новой культур, между сказкой о тысяче и одной ночи и рационализмом семидесятых, хотя на редкость жизнестойким оказался престранный вневременной гибрид, символом которого ей представлялись бархатные занавески на пластмассовых колечках.
На этот раз Асе захотелось посмотреть служебные помещения. Разумеется, здесь, как и всюду, их охраняли таблички «посторонним вход воспрещен», однако ей показалось неразумным причислять себя к этой категории лиц. Шум и суету универмага по ту сторону стеклянных дверей сменила чинная атмосфера солидного учреждения. Пустая тара не валялась под ногами, значит, склады размещались где-то в отдалении. Бухгалтерия и плановый отдел, местком, ого, даже зал заседаний, смотри, как они тут устроились. Ася приоткрыла дверь — ну, можно ли такое помещение назвать залом — это другой вопрос. В стенной газете она прочитала начертанный крупными буквами лозунг: «Да здравствует 60-я годовщина Великого Октября!» Придется все же представиться начальству, хотя ей очень не хотелось затруднять ни себя, ни людей.
Коридор был длинный, на потолке под матовыми стеклами потрескивали лампы дневного света. По стенам красные огнетушители, точь-в-точь такие же, как у нее в магазине. Да и люди, заполнявшие служебные помещения, казались чем-то знакомыми. Вот эта дама, например. Да или нет? И впрямь Людмила, правда слегка округлившаяся, приосанившаяся, а какое на ней платье!
Они обе остановились.
— Ася Яновна!
— А вы здесь что делаете?
Миловидное лицо Людмилы с прозрачной кожей, аккуратным носиком имело лишь один недостаток: за красиво очерченными губами посверкивал золотой зуб. Волосы светлые, разумеется крашеные, но об этом можно было догадаться не столько по небрежности исполнения, а напротив — безупречному тону окраски.
— Я здесь работаю.
— Работаете?
— Уже третий год. — И, бросив на Асю многозначительный взгляд, добавила: — Заведую отделом.
В ее словах послышалась кокетливая гордость, однако за напускной шутливостью угадывались истинные чувства: она и в самом деле гордилась своей должностью. И похоже, успела вжиться в нее. Лишь мимолетное замешательство поколебало самоуверенность Людмилы, когда Ася неосторожно выразила свое удивление.
У нее как-то совершенно выпал из памяти уход Людмилы из магазина. В чем там было дело? Некоторое время она заведовала секцией вроде бы мужской обуви. Ничем как будто не выделялась, считалась средних способностей.
— А вы, Ася Яновна?
— Как говорится, проездом.
— Что нового в Риге?
— Ничего особенного, временами дождь, временами солнце, лето прохладное.
Почему Людмила уволилась? Не по семейным ли обстоятельствам? Вроде был такой разговор. В конце концов не имеет значения. Однако то, что она почти ничего не знала о Людмиле, подстегивало любопытство. Повстречайся они в Риге, и прошли бы, сдержанно поздоровавшись. А встретить знакомую (что ни говори — знакомая!) на другом краю света...
— Вы где остановились?
