Алексей Мусатов - Собрание сочинений в 3-х томах. Т. I.
— Ишь, богова овечка!
— С поличным схватили... не отвертишься!
— Отдавай хлеб!
Сгрудившись теснее, колхозники подступали к Степе.
Изловчившись, Осьмухин схватил Степу за грудь. В воздухе замелькали кулаки, посыпались ругательства.
Нюша бросилась к Мите Горелову, что стоял вместе с парнями позади колхозников:
— Степку бьют!.. Выручайте! — и первая бросилась в толпу.
За ней — Василий Силыч, Игнат Хорьков и дед Анисим.
— Назад! — истошно завопил Анисим. — Не тронь парня! Не виноватый он...
Хорьков, Василий Силыч и подоспевшие парни с трудом оттеснили колхозников от Степы. Правая бровь у него была рассечена, по щеке текла тонкая струйка крови.
— Отступитесь, граждане! Остыньте! — подняв руки, потребовал Василий Силыч. — Самосуда мы не допустим. Тут наваждение какое-то. Разберемся, выясним все.
Колхозники отступили, но успокоиться все же не могли. Кто-то предложил произвести у Ковшовых обыск.
Женщины принялись рыться в сене, потом разбросали кучу соломы около огорода. Мужчины обыскали весь ковшовский двор, обшарили сени, чердак, заглянули в подполье. Мешков с зерном нигде не было.
В толпе начались разговоры, что Степка Ковшов, как видно, действовал не один, а с компанией, и его дружки развезли хлеб по тайным местам.
— Ну что ты молчишь? — шепнула брату Таня. — Ведь ты же не виноват. Говори, защищайся...
Приложив к рассеченной брови холодный лист подорожника, Степа сидел около сарая на бревне и удрученно смотрел в землю.
...К вечеру из района приехал милиционер. Он записал все показания, составил акт о хищении семян и предложил Степе следовать за ним в район, к прокурору.
Вместе с братом отправилась в район и Таня.
НА ПОРУКИ
На другой день Таня вернулась одна.
Нюша заметила ее из окна своей избы. Уже по тому, как подруга подошла к дому не с улицы, а со стороны огуменника и, словно крадучись, юркнула в калитку, она поняла, что случилось недоброе.
Нюша без стука вошла в дом к Ковшовым. Таня плашмя лежала на кровати. Плечи ее вздрагивали.
Около печки, вытирая фартуком заплаканные глаза, стояла Пелагея.
Нюша осторожно тронула подругу за худенькое плечо:
— Танюша, что там?..
Таня вскочила словно от укола, повернула к подруге вспухшее от слез лицо и с трудом выдавила:
— Арестовали... В тюрьме сидит! — И она вновь упала на кровать.
Нюша отшатнулась. Потом вопросительно посмотрела на тетю Полю:
— Это правда?
— Тюрьма не тюрьма, а задержали парня, — тяжело вздохнув, сообщила Пелагея и покосилась на кровать, словно там лежал безнадежно больной человек. — А Танька сама не в себе.
— Так это ж — подлог... подлость! — яростно зашептала Нюша, комкая на груди кофту. — Не виноват Степа!..
— А улики-то налицо. Куда от них денешься?.. Пока суд да дело — а парня словно дегтем вымазали... На всю жизнь пятно.
— Так надо же ехать... жаловаться... добиваться! — возбужденно и довольно бестолково заговорила Нюша. — Есть же правда на свете?
— Должна быть... — устало согласилась Пелагея. — Теперь, поди, все дружки от парня отступятся... Эх, Степка, Степка — вот и упал ты намоченный! — Она тяжело опустилась на кадушку и вновь дала волю слезам.
Чувствуя, что сейчас тоже расплачется, Нюша поспешила выйти на улицу.
Все, что произошло вчера утром, потрясло ее как никогда.
Степа Ковшов, дорогой ей человек, верный друг ее детства, еще школьником пострадавший от кулаков, — и вдруг оказался... Нет, она даже мысленно не могла произнести этих страшных слов.
Дома Нюшу встретила мать и с надеждой спросила, что она узнала от Тани.
Аграфена ахнула и опустилась на лавку.
— Так это что ж, дочка?.. Опять как в тридцатом. Опять воровье закружило... Наших людей выклевывают.
«Опять как в тридцатом...» — мысленно повторила Нюша. А ведь и Степа говорил почти то же самое — сиди за трактором, паши землю, а по сторонам смотри зорко и старайся видеть подальше своего загона. А много ли она, Нюшка, всматривалась в даль, много ли замечала, что происходило кругом?
— Ты куда? — спросила Аграфена, заметив, что дочь взяла платок и направилась к двери.
— К ребятам схожу, — сказала Нюша.
— Иди, дочка, иди! Раз такое дело, сложа руки сидеть нельзя. Вы бы в райком съездили... Матвея Петровича повидали... Он человек справедливый, пристальный.
Нюша вышла на улицу. Едва она завернула за угол избы, как заметила Митю Горелова. Тот выходил из дома Ковшовых.
— Все ясно, — хмуро сказал он, приблизившись к Нюше. — Сварганили дельце против парня. Кто-то решил отыграться на нем... Ну что ж, давай ребят поднимать...
Вечером в избе-читальне собрались все члены ячейки. Не было только Антона. Еще в сумерки Нюша встретила его на улице, и он сказал, что едет в район за запасными частями и на собрании быть не может. Потом, помолчав, добавил:
— Зря ты это собрание о Ковшове затеяла. Не нам такие вопросы решать... Тут дело уголовное.
— А ты хоть скажи... что о Ковшове думаешь? — с надеждой спросила Нюша. — Виноват он или нет?
— Что ж тут гадать? — замялся Антон. — Как говорится, к чистому грязь не липнет. А пока дело темное...
— Ну, а Степа, он-то какой?
— Следователь разберется — узнаем, — неопределенно ответил Антон.
Нюша нахмурилась:
— Ладно, поезжай себе... А собрание мы все равно соберем.
Сейчас Феня с трудом засветила лампу, которую не зажигали почти все лето. Лампа коптила, попискивала, свет ее еле пробивал темноту.
Сидели все тихо, без обычных шуточек и поддразниваний. Парни не переставая курили, девчата жались друг к другу. Таня вручила Нюше ключи от сундучка, в котором хранились комсомольские дела.
— Степа просил передать, — сказала она.
— Открывай собрание... ты же член бюро, — шепнул Митя.
Нюша подняла голову и, оглядев собравшихся, негромко сказала, что сегодня у них один вопрос — о Степе Ковшове. Что с ним произошло, всем, конечно, известно, и говорить об этом незачем. Но сейчас важно решить другое — все ли верят, что Степа невиновен.
— Да ты что?.. — возмущенно вскинулся Митя. — Степка же наш, кровный... У кого это язык повернется дурное про него сказать... А ну пусть выйдет, послушаем...
— Правильно, — подала голос Феня. — Какой может быть разговор? Степан Ковшов — наш секретарь. Мы ему верили и верим. И я предлагаю этот вопрос не обсуждать.
— А все-таки лучше проголосовать. Виднее будет! — продолжала настаивать Нюша и попросила поднять руки.
Все дружно проголосовали за доверие Степе. Нюша облегченно вздохнула.
— Вот так давайте и напишем, — сказала она. — Мол, мы, комсомольцы, верили Степе Ковшову и сейчас верим. И ручаемся головой, что он ни в чем не виноват. И все, как один, подпишемся под таким письмом. Потом направим его прокурору.
— А это здорово будет! — заметил Митя, только сейчас по достоинству оценив ловкий ход Нюши с голосованием. — И что там «направим прокурору»... Делегацией к нему надо ехать... от имени всей ячейки.
— Правильно, Митя... — подхватила Феня и предложила сейчас же сочинить письмо.
Собрание оживилось. Зойку Карпухину, обладательницу самого красивого почерка, усадили за стол, поближе к лампе. Из конторской книги вырвали глянцевый, разлинованный на графы лист бумаги. Потом начали сочинять письмо. Фразы складывались с трудом, после долгих споров.
Неожиданно в избу-читальню ввалился дед Анисим. Кто-то сказал ему, что собрание закрытое, почти секретное.
— Какие там секреты, когда речь о Степке идет! — отмахнулся старик. — Нам его вместе вызволять положено. Бумагу надо писать...
— Уже пишем, дедушка, — шепнула ему Таня. — Ты не мешай.
Анисим присел у порога и стал слушать, что Нюша и Митя диктовали Зойке.
— Это вы ладно придумали за парня всем комсомолом вступиться, — заговорил он, уловив содержание письма. — А почему вот про колхозников забыли? Надо с письмом по избам пойти, подписи собрать. За Степку многие поручатся... у кого, конечно,совесть не усохла.
Нюша кивнула старику и, вырвав из конторской книги чистый лист бумаги, велела Зойке переписать письмо заново.
— И вот еще что! — посоветовал Анисим. — Надо Ковшова на поруки взять. Так, мол, и так. Пока следствие да разбирательство — отпустите парня на свободу. Ручаемся, мол, за него всем комсомолом и артелью — никуда он не денется, никуда не исчезнет.
Письмо переписывали еще раза два — то оно получалось слишком длинным и путаным, то Зойка оставляла на нем жирные кляксы.
— Стойте! — вспомнила вдруг Нюша. — А как же с севом-то быть? Так и не закончим его?
— Да-а, — протянул Анисим. — Ковшов такой ли тут посевной план развернул! Больше всех бригад взялся посеять. И вдруг вместо хлеба бурьян полезет. Не солидно, ребята!
