Эльмар Грин - Ветер с юга
— Ты приляг лучше, Вилхо. Я уже послал ребятишек за Эльзой. Она придет и сготовит нам что-нибудь.
Он посидел еще немного, уткнувшись лицом в ладони, потом выпрямился и сказал:
— Уже не первый раз кровь проливается даром.
Я сказал:
— Как даром? Ведь мы же удержали русских…
— И очень глупо сделали, — перебил меня Вилхо.
Я даже глаза вытаращил на него. Что он такое говорит? Или от усталости все перемешалось в его голове?
А он продолжал:
— Пускай бы стукнули по башке кое-кого. Что смотришь? Не тебя, конечно. Таких, как ты, они не бьют. Таких они снимают с пустого бугра и сажают их на самую жирную землю в лощину.
Я встал и выглянул в сени. Там никого не было. Из окна тоже никого не было видно.
Я поправил подушки на постели и сказал:
— Сними пальто и ложись, Вилхо. Отдохни немного.
Нельзя было давать человеку продолжать говорить такие вещи. Бог знает, до чего он мог договориться со своей усталой головой. Но он не захотел лечь.
И в это время я увидел в северное окно нейти Хильду. Вилхо сидел спиной к окну и не видел ее, а я видел, как она перешла через ручей и поднялась на бугор.
И не ожидая на этот раз ее стука, я сам открыл ей двери и сказал:
— Милости просим, нейти.
Она вошла, и опять в комнате запахло удивительными цветами. На этот раз она была в коричневом пальто из толстого драпа, потому что на дворе было еще холодно и не везде растаял снег. Пальто ее было перетянуто кушаком, как и платье в тот раз, и это делало ее похожей на букет цветов, стянутый посредине.
Все перемешалось в этом букете, все цвета, особенно у ее белой шеи, где пальто было всего шире. Там из-за коричневого драпового воротника выглядывала зеленая блузка с белоснежным воротничком и высоко вылез наружу шелковый шарфик, разрисованный красными, голубыми и желтыми цветами.
Но лучшим цветком в этом букете было ее лицо с нежной кожей, маленьким широким носом и большим красным ртом. На нем весело блестели два темно-карих глаза с длинными черными ресницами, и дополнялось оно с боков прядями темно-русых волос, на которых сверху сидела рогатая шапочка, разноцветная и яркая.
Она протянула мне руку, косясь при этом на Вилхо, и сказала:
— A-а, и Вилхо здесь, здравствуйте, Вилхо!
Он встал, соединил ноги вместе и, слегка наклонив голову, пожал ей руку. Потом снова сел, отбрасывая рукой назад свои длинные светлые волосы. При этом он почему-то взглянул на свою шляпу, висевшую на гвозде.
— А я опять мимоходом, можете себе представить? Здесь удивительно живописные места, в этих краях, а ваш уголок, осененный отвесной скалой с растущими на нем деревьями, просто очарователен. Я готова без конца любоваться им. Это красивое нагромождение камней и скал и быстрый холодный ручей у их подножия напоминают картину из какой-то волшебной сказки. Вы не находите этого? А ваш красный домик с белыми окнами, оживляющий все это, определенно вылеплен из пряников и сахара. И в комнатке у вас удивительно симпатично. На каждом предмете печать финской опрятности. А где Эльза?
— Она сейчас придет.
— Превосходная комнатка. А брат ваш давно пришел? Он, вероятно, уже успел вам рассказать много интересного о войне?
Она говорила так, обращаясь только ко мне, но сама то и дело поглядывала на Вилхо, смотревшего мимо нас.
Вилхо вдруг встал. Он слегка поклонился нам обоим и сказал:
— Прошу меня извинить. Я совсем забыл, что мне еще в одно место срочно нужно зайти.
И он потянулся к своей шляпе, висевшей на гвозде.
Боже мой, как она взглянула на него в эту минуту! Так смотрит один человек на другого, когда тот хочет убить его, а он молит: «О, не убивай! Дай мне еще подышать немного! Пощади меня!» И при этом даже губы ее сложились так, словно она готова была вот-вот расплакаться, как ребенок. И мне показалось, что она даже проглотила первый комок слез, подступивший к ее горлу.
И пока он шел к двери, она все следила за ним широко раскрытыми глазами, в которых застыла эта мольба и бог знает что еще. А когда дверь за ним закрылась, она опустила их вниз и начала теребить пальцами свои перчатки. Но потом снова подняла голову, повернулась к окну и еще раз повторила:
— Хорошо у вас тут…
Однако тон ее голоса был такой, как будто она говорила: «Как печально у вас тут». Глаза ее незаметно следили за Вилхо, пока тот не скрылся за соседним бугром. Потом она опять обернулась ко мне.
А я все еще никак не мог отделаться от того выражения, с каким она смотрела на Вилхо, и не знал, что ей сказать. Перед моими глазами только что произошло что-то удивительное. Я сказал, чтобы не молчать:
— А вы надолго к нам, нейти?
Она охотно ответила:
— Нет, не надолго. Послезавтра Вихтори присылает за мной машину из Хельсинки.
Видно, и она готова была говорить о чем попало, лишь бы замять неловкость, которая получилась от ее молчания во время ухода Вилхо.
Я еще подумал немного, подбирая какой-нибудь вопрос, но она заговорила первая:
— А Вилхо много интересного вам рассказал? Как они там воевали?
Я вспомнил, что Вилхо пришел ко мне очень усталый и, наверно, хотел есть и спать. Какой чорт гнал его отсюда? Ведь никуда ему не нужно было уходить. Просто блажь очередная. И я ответил с досадой:
— Они так сильно били русских, что русским ничего не оставалось больше, как взять у нас Кякисальми, Сортавала и Виипури. Если бы они продолжали их бить, то русские взяли бы у нас Лаппеенранта, Хельсинки, Тампере и бог знает что еще. Но слава богу, что они перестали их бить.
Она засмеялась и сказала:
— Уж очень вы мрачно острите.
В это время вошла Эльза с Мартой и Лаури. Хильда сразу обратилась к ней:
— Здравствуй, Эльза. Или мы виделись уже с тобой?
Та кивнула головой:
— Виделись.
— Какие у тебя дети большие стали.
Нейти Хильда, как видно, забыла, что она уже говорила это в прошлый раз. А Эльза, поглаживая детские головы, ответила точь в точь, как прошлый раз:
— Помощниками скоро будут.
Ох, и ядовитая же она у меня бывает, когда ей что-нибудь не понравится. Хильда, наверно, поняла это, но не показала виду. Она надела перчатки и встала:
— Засиделась я у вас, а ведь пора идти. Ну, извините, что отвлекла вас от дела.
Я сказал:
— Пожалуйста, нейти. Но, может быть, посидите еще немного? Куда вам спешить? Эльза кофе сварит…
— Нет, нет, благодарствуйте. Меня ждут, наверно, дома. До свиданья.
Я проводил ее, следя за тем, как она спускается по склону бугра. Чулки ее уже были забрызганы грязью. На доске она поскользнулась и чуть не упала в ручей. А перейдя ручей, пошла быстрее, не глядя по сторонам. Широкие полы пальто били ее по икрам то справа, то слева в такт ее шагам.
Небо было серое. Сверху начал накрапывать дождь. Я хотел немного подумать над тем, что произошло, но дождь усилился, и я вошел в дом.
11
Эльза и дети уже чистили картошку. Эльза спросила меня:
— Зачем же ты отпустил Вилхо?
Я развел руками. Что я мог поделать? Разве его удержишь?
Она помолчала немного, продолжая чистить картошку, и потом сказала задумчиво:
— Неплохая вышла бы из них пара, если бы он тоже любил ее.
Вот об этом-то я и хотел немного подумать, но я не люблю, когда мне мешают. Она вечно выскакивает со своими словами, хотя ее и не просят об этом.
Я надел дождевик и вышел во двор. Делать мне было нечего, но я потолкался туда-сюда, чтобы не стоять на месте.
Ветер дул с юга, и косой дождь хлестал как раз по задней стене моего дома, возле которой были сложены распиленные и расколотые дрова. Крыша не спасала их от косого дождя, идущего с юга от скалы, и по ним стекали вниз крупные капли и целые ручейки.
Было приятно ощущать это тепло и сырость после длинной морозной зимы. Тепло почему-то всегда идет с юга: и ветер, приносящий оттепель, и дождь, смывающий с полей снег, и приятное тепло солнца.
Жаль только, что мой дом почти не видит этого солнца, заслоненного скалой. Но зато он вдоволь получает теплого дождя и ветра.
Я поправил куски бересты, которыми были накрыты сверху дрова, и подумал о том, что нужен сарай. Не только для дров он был нужен, но и для чего-нибудь другого мог пригодиться. Ведь мы не перестали мечтать с Эльзой о корове.
А для сарая нужны доски, которые сами с неба не свалятся. За них нужно платить марками или вот этими руками, на которых жилы извиваются, как весенние вздувшиеся ручьи среди каменистых бугров.
Стены для сарая я мог сделать без досок. Я уже начал выкладывать их из камня левее грядок, у скалы. Камни лежали целой грудой тут же, левее бугра, внизу, и я вкатывал их по воскресеньям наверх. Стены сарая получались толстые, как у крепости. Но это неважно. Дольше простоит. Однако для крыши и потолка все равно нужны были доски.
