Георгий Суфтин - След голубого песца
— Видать, не богато тебя мама кормит.
— Она не кормит.
— Почему?
— Её нет.
— Как так нет? Где же она?
Ясовей развел руками.
— Меня-то что спрашивать! Вы Обрядникова спросите, купца... Увез он куда-то отца и мать с чумом вместе.
Бородачи переглянулись.
— Чем же ты питаешься?
Ясовей пожал плечами, подвинул миску к середине стола.
— Кашей, видите.
Он не понял, почему засмеялись бородатые друзья. А они еще участливее стали угощать его.
— Вот тебе холодец душистый олений. Питайся!
— А вот дежень с толокном, знатная пища!
— Попей еще чаишку. Хорош напиток!
Ясовей охотно подчищал все. Чаю выпил чуть не дюжину кружек, изумив новых знакомых.
— У барыни и то так не едал.
Бородатые заинтересовались: что за барыня. Рассказал всё, ничего не утаив. Хохот гремел на весь трактир.
— Значит, собутыльничал с барыней? Силен мужик! Она закружилась, а ты ей ручкой помахал: кружись, мол, одна, а я пойду, меня воспитывать не надо. Ну и барынин компаньон!
— А что же с этим барыниным компаньоном делать, друзья? Не можем мы его так оставить. Надо пристроить куда-то...
3
В ночлежке при церковно-приходской школе тесно и душно. Дальние ученики живут здесь неделями, спят вповалку на дощатых нарах, укрывшись армячишками, едят каждый своё, принесенное в котомке за плечами. А те, кто хочет пользоваться общим приварком, ссыпают в артельный котел немудрые припасы, и сторожиха варит им щи да кашу в широкой русской печи. Горяченького похлебать всё-таки лучше, чем всухомятку питаться. Уроки учат с мигающим жирником, сбившись в кучу вокруг чадящей плошки. Поутру бегут в школу ватагой с шумом и гиканьем, не забывая дорогой поиграть в чехарду, перекинуться снежками. Ясовея ночлежники приняли охотно, а бородатые ясовеевы друзья собрали и вложили в общий кошт не очень богатое, но и не совсем скудное довольствие. Иному парню всё это могло бы показаться сном, но Ясовей привык к неожиданностям, и он не принял за чудо, что так нечаянно стал школьником, нашел пристанище и приобрел бородатых покровителей, похожих на Николая Шурыгина, которого они непостижимым образом хорошо знают и даже ждут, как они сказали, в гости.
В школе Ясовей изумил учителя сметливостью и вызвал его недовольство тем, что не хотел признавать дисциплины. Встать за партой без спросу нельзя, слова без разрешения не произнеси, из класса не выйдешь, если учитель не велит, на доске захочется букву нарисовать — и то надо руку поднять и ждать, когда учитель заметит. Всё это для Ясовея странно и непонятно. Но он привыкает. Раз так надо — ладно, спрошу, подниму руку, не отвалится она, пусть учитель радуется, если ему так уж нравится эта игра.
Едва начинается урок, Ясовей тянет руку.
— Ты что хочешь? — спрашивает учитель.
— Позвольте выйти, — говорит Ясовей, лукаво щуря глаза.
— Сиди, — строго приказывает учитель. — Кончится урок — выйдешь.
Ясовей покорно садится на место. Но через минуту снова тянет руку.
— Что опять?
— Опять ошибка на доске, — скромно произносит Ясовей и уже без всякого спросу выбегает из-за парты и мчится к доске. — Вот!
Он верно заметил ошибку, учитель в душе одобряет: толковый парень. Но, повысив голос, велит:
— Сядь на место. И без моего разрешения не смей выбегать из-за парты. Понятно?
Как тут не понять! Ясовей садится на место с видом величайшего послушания. Однако этого послушания хватает ему ненадолго: у мальчишки на соседней парте такие занятные картинки, что не посмотреть их никак невозможно. Ясовей подбегает к соседу, присаживается на корточки в проходе между партами и громко начинает восхищаться:
— Уй, какие красивые картинки! Где взял?
Учитель пожимает плечами, кладет на стол линейку и крадущимся шагом подходит к увлеченному Ясовею. За ухо он поднимает его и молча ведет в угол.
— Вот стой и не оборачивайся, раз не умеешь вести себя в классе.
— Умею, — как ни в чём не бывало отзывается Ясовей. — Вы умеете вести меня и я тоже умею...
Он спокойно выходит из угла и делает попытку схватить учителя за ухо. Класс хохочет. Учителю тоже смешно. Но он хмурится, топает ногой и кричит:
— Выйди из класса!
Ясовей с готовностью выполняет приказание.
Учитель вечером говорит бородачам:
— Ну и наградили же вы меня ученичком.
Он рассказывает о проделках Ясовея. Бородачи смеются.
— Вольнолюбив! Не терпит диктатуры. Что ж, Корней Трофимович, выбейте из него кислую шерсть. Но не переборщите. Вам, демократу, не к лицу диктаторские замашки.
Учитель улыбается, щуря под очками близорукие глаза.
4
С утра был закон божий. Отец Пафнутий любил, чтобы на его уроках царило благочиние. Перед занятием он требовал обязательно совершить молитву. Ребята вставали и разноголосо тянули «Царю небесный...» После молитвы законоучитель осенял всех мановением пастырской руки и начинал рассказывать занимательные истории ветхого и нового завета. На этот раз ученики с интересом слушали сказание об Илье-пророке, мчавшемся в поднебесье на огненной колеснице. Ребята видели такую картинку в книжке священного писания. И слушая отца Пафнутия, они представляют святого пророка во всём его величии и блеске. Смелый пророк стоит на колеснице в пурпурной мантии, натянув вожжи, правит крылатыми конями и катит по белоснежным облакам, как по казённому булыжному тракту. Гремит гром, сверкают молнии, летит пыль из-под копыт. В детском воображении картинка оживает, юных слушателей охватывает восторг. Отец Пафнутий доволен. О! Недаром во всей епархии он слывет умелым законоучителем и проповедником-златоустом. Приятное сознание этого делает его добреньким и ласковым, он говорит классу:
— Вот, дети мои, какие чудеса господни свершались в старую святую пору. Всё ли вы поняли из рассказа моего?
— Всё! — хором отвечают дети.
Отец Пафнутий сияет. Вдруг он замечает поднятую руку. Тень набегает на его благостное лицо.
— Ты что?
— Гром не от Ильи, — говорит Ясовей, вставая.
Законоучитель огорошен.
— Что такое? — грозно спрашивает он.
Ясовей добродушно улыбается.
— Не от Ильи гром вовсе, а от электричества, — разъясняет он.
— Что за кощунство! — возмущается законоучитель. — Кто тебя научил такой ереси?
— А железный ученый, — не отводя глаз, отвечает Ясовей.
Отец Пафнутий растерялся окончательно. Что ещё за железный ученый? Так недолго и смущение в души школьников заронить.
— Перекрестись, парень. Наваждение нашло на тебя. Чепуху ты городишь, дитя. Никакого железного ученого нет и быть не может.
— Вот тебе нет! — изумляется Ясовей. — Я сам видел. Как же нет! Перед белым домом, на каменном столбе стоит и от крылатого мальчишки балалайку берет. А вы говорите: нет. Есть! Он и про электричество думал, и про облака, и про северное сияние. Спросите Халю, не верите если... Железный такой ученый, Ломоносовым называется...
Батюшка скребет затылок, ища и не находя слов против этой мальчишеской ереси, кою во все уши слушает класс. Матушка царица небесная! Его, законоучителя и златоуста, осрамил какой-то молокосос. И как он узнал про Ломоносова? Дивны дела твои, спаси! В чумах заговорили про Ломоносова. Что и будет? Он смутит всех школяров.
— Молчать! — крикнул отец Пафнутий и выставил Ясовея за дверь.
Учитель получил нахлобучку.
— Кто это вам позволил, Корней Трофимович, принять в школу неведомого бродяжку? Ведь он священное писание порочит, соблазн в детские души вселяет. Нет, как хотите, господин учитель, я не могу допустить кощунства и безбожия. По праву законоучителя я делаю вам строгое замечание. А ежели вы не внемлете моим словам, придется дело иметь с попечителем, а то и с самим владыкой. Так-то, Корней Трофимович. Несмотря на всё моё к вам почтение, буду вынужден так поступить. Вы, надеюсь, разумеете меня?
Корней Трофимович учтиво выслушал разгневанного батюшку, кивнул головой, взял линейку и мел, промолвил:
— С вашего разрешения... И ушел в класс.
После уроков он вызвал к себе Ясовея, расспросил, чем он навлёк гнев законоучителя, долго качал головой, пряча весёлые глаза под синеватыми стеклами очков.
— Иди и больше с батюшкой не спорь.
На этом бы все могло и кончиться. Но слух о школьном происшествии дошел до ушей попечителя — купца Дуркина. Тот взъелся.
— Эва, какие порядки завели в школе! Слыхано ли, рядом с моим сыном, с сыном гильдейского купца, усадили какого-то дикаря, побирушку. И ему дозволяется на уроках всякие безбожные глупости болтать...
Дуркин строго взглянул на своего конопатого отпрыска.
— Ты, Филька, смотри, не смей с ним водиться. Слышишь! Не погань душу.
Он трижды стукнул стулом о пол. Прибежал запыхавшийся приказчик.
— Что прикажете-с?
— Ты, Ондрей, на грамоту востер. Бери-ко бумагу да перо. Да не накапай, в епархию пойдет бумага-та. Давай сочиняй, благословясь...
5
Бумага ушла в епархиальное управление. Учитель был уведомлен об этом. Он знал, что ответ на неё будет один: вытурить мальчишку из школы. Но Корней Трофимович решил так: пока бумага идет туда да пока она ползет обратно, там, глядишь, и весна нагрянет. А мальчишка пусть учится. Сам же Ясовей после внушения сидел на уроках тише воды и ниже травы.
