Александр Шевченко - Под звездами
Вот Матвеичев — тщедушный солдат, с худым скуластым лицом, на котором пробивается жиденькая светлая бородка и довольно светятся узкие, глубоко сидящие, бесцветные глаза. Подобрав полы не по росту длинного полушубка и повесив автомат на шею, он поворачивается к огню то задом, то передом, покрякивая от удовольствия. Перед войной Подовинников как-то встретил его выпившим. Он жаловался на трудную жизнь— семья большая, а бригадир все посылает его на такие работы, где и трудодня не выработаешь. Жаловался он и на жену свою, и на соседей, а под конец стал грозиться, что никому не позволит собою помыкать и «всем докажет». Во взводе он тоже ни с кем ужиться не мог, по всякому поводу начинал спор или ссору.
— Что ты вертишься, Матвеичев, как сорока в гнезде! Не видишь — котелок опрокинул! — закричал молодой белокурый солдат Липатов, доставая из огня пустой, черный от копоти котелок.
— Сам чего уши развесил — держать крепче надо! — задорно ответил Матвеичев и вопросительно оглядел солдат своими маленькими глазками; увидев, что солдатам понравилась его шутка, он засмеялся дребезжащим коротким смехом.
— Мы уши, брат, всегда востро держим! — добродушно ответил Липатов, снова наложил в котелок снегу и поставил его на костер.
Костер сильно задымил, и Подовинников, которому дым попал в глаза, закричал:
— Ребята! Что вы сыровья натащили? Дым один развели! Комаров морить собираетесь, что ли? Ну-ка, Аспанов, поди, сухих дров набери!
— Есть, товарищ лейтенант! — весело отзывается Аспанов и бежит в кустарник с таким довольным видом, словно выполнение этого приказания делает его счастливым.
К костру подходят двое солдат: большой, грузный пулеметчик Квашнин из первого взвода и помкомвзвода-три Береснёв — близкие друзья, хотя трудно понять, что связывает этих столь различных людей. Квашнин на голову выше Береснёва. На его массивном лице с мягкими крупными чертами играет спокойная и простодушная улыбка, она придает лицу наивное, почти детское выражение. У Квашнина покладистый, незлобивый характер — очевидно, это проистекает от сознания своего физического превосходства — и все солдаты в роте любят его и называют просто по имени — Федя. Без Феди вторую роту представить немыслимо, и вся рота гордится им и его силой.
Береснёв — пожилой, небольшого роста, довольно плотный, коротконогий человек с полным, немного одутловатым лицом, покрытым частой сеткой лилово-красных жилок, и небольшим сливообразным носом, под которым клочьями торчат рваные рыжеватые усы.
На его лице несколько скептическое выражение спокойной уверенности, а его светло-голубые глаза, окруженные тонкими лучиками морщинок, глядят из-под редких белесых бровей не по возрасту молодо и весело, с лукавинкой. Он производит впечатление человека, много видевшего, много пережившего.
— Разрешите покурить у огонька, товарищ лейтенант? — Береснёв присаживается к Ромадину. — Угощай махоркой, Алексей Иваныч!
Видно, что Ромадин рад приходу Береснёва. Он отсыпает Береснёву махорки из кисета в ладонь, тот набивает трубку и раскуривает ее от тлеющего прутика.
— Дай дорогу! — кричит, расталкивая круг, Аспанов. Он с размаху бросил охапку хвороста в костер.
— Снизу подыми сучья-то: тяга лучше будет и дыму меньше, — говорит Подовинников.
— Сейчас мы его раздуем! — с готовностью отвечает Аспанов. Костер затрещал, пламя быстро побежало по сухим сучьям, разгорелось и поднялось высоким факелом.
Береснёва окружают солдаты. Стоит ему появиться в каком-нибудь взводе, как вокруг него собираются люди: все любят послушать его забавные истории, которых он знает бесчисленное множество.
Липатов поднимает блестящую от масла винтовку, оглядывает ее со всех сторон и проводит по ней красивыми тонкими пальцами:
— Ну, вот — надраил винтовочку, теперь не подведет! С сорок первого ношу, не расстаюсь. Спать ложусь и то под бок кладу, заместо жены!
Глядя в огонь, Береснев говорит в раздумье:
— Да, Володя, винтовка и есть жена солдатская, подруга неразлучная... Надолго мы с нею повенчаны. Недавно пишет мне из дому жена: как, мол, живешь, дорогой супруг, не забыл ли жену свою и детишек, а то вот пришел Филипп Удальцов домой раненый, так говорит, что солдаты, когда стоят в деревнях, балуются больно. Глупая баба — нашла об чем писать! А я отвечаю ей: «Как же, дорогая Настенька, давно нашел я себе полюбовницу милую, берегу ее пуще глаза своего, холю ее, что дитя малое, никогда не расстаюся с нею — куда я, туда и она, а уж спим завсегда вместе — так полюбилась она мне!» Расписал это подлиннее да позабористее — пусть позлится! — а в конце и пишу: «А зовут мою подругу ненаглядную винтовкой русской трехлинейной, с нею тебя, дуреху, вот, уже второй год оберегаю, а ты мне глупости всякие пишешь! Себя лучше блюди!»
Солдаты смеются:
— Здорово отписал!
— Правильно! Где уж тут о бабах думать!
— А вот они, говорят, там без нас озорничают!
— Известно — все они такие! — раздраженно говорит Липатов; он кривит тонкие, красиво очерченные губы в горькой усмешке и добавляет грязное слово. Никто ему не возражает: всем известно, что жена Липатова недавно ушла к другому.
— Вот она — злая разлучница, — смеется Ромадин, поднимая свою винтовку, — сколько мужиков отбила у жен!
— Сейчас эта винтовка, Алексей Иванович, опять большие дела решает! — говорит Береснёв Ромадину.
У Аспанова не выходит из головы то, что сказал ему Подовинников.
— Скажите, ребята, как в бою лучше — с винтовкой или с автоматом? По-моему, с автоматом. Винтовка, да еще со штыком, длинная и тяжелая.
Он часто моргает короткими черными ресницами, и не поймешь, что в его глазах — робость или любопытство.
— Нашел тоже оружие — автомат! — вступает в разговор обычно молчаливый Федя Квашнин. — Он только для ближнего боя годится! Вот — дельная штука! — Федя любовно похлопывает громадной ручищей свой пулемет, когда-то вороненый, а теперь во многих местах поистертый до стального блеска. — На тысячу метров любую цель поражаю! А врукопашную — тоже годится: круши наотмашь!
По твоему росту да по силшце тебе и пушка нипочем! — смеется Береснёв, показывая редкие, коричневые от табачного дыма зубы.
— Что ж, можно и пушку... — добродушно соглашается Квашнин.
— А вообще, я вам скажу, ребята, дело не только в оружии. Вот послушайте на этот счет побасенку. — Береснёв попыхивает трубкой и, прищурив глаза, начинает рассказывать: — Играли однажды старые зайцы в очко. Сидят на полянке кружком, режутся вовсю, крик, ругань, ну, как это и у людей водится. А молодые зайцы охрану несут, на страже в кусточках сидят, чтобы охотники картежников врасплох не застали. Вот бежит что есть духу молодой заяц и кричит не своим голосом:
— Охотники идут! Разбегайтесь скорее!
Ну, зайцы, известно, народ трусливый, похватали шапки да и бежать было, а один старый, видавший виды русак с простреленным ухом говорит им:
— Стой, ребята, не торопись — успеем убежать! Что за охотники-то? — спрашивает он молодого зайца.
— В кожаных пальто, ружья у них «Зауэр три кольца» с золотой насечкой — так и горят! — и еще ножи и сумки всякие на них висят и собак свора целая! На автомобиле приехали!
— Э-э-э, этих бояться нечего, — говорит старый заяц, — это не охотники — баловство одно! Они не на охоту приехали, а выпить да закусить на свежем воздухе! Давай дальше— кому сдавать?
И пошла у них опять игра: кричат, шумят, дым коромыслом.
— Четыре с боку — ваших нет!
— Бью по банку!
— Перебор!
Через некоторое время, не торопясь, плетется второй зайчишка:
— Эй, старики, кончайте! Охотник идет!
— Погоди, не спеши, — опять говорит старый заяц с простреленным ухом. — А каков из себя охотник?
— Да охотник-то неважный: в лаптишках, лыком подпоясан, ружье — бердан двенадцатого калибра, ствол к ложе веревкой привязан; идет один, махрой дымит.
— А-а-а, — опасливо говорит заяц, — вот это настоящий охотник и есть! Спасайся, косые, кто может!
Сгреб банк да и задал стрекача!
Солдаты засмеялись.
Ромадин с любопытством слушал Береснёва. В сказанных запросто, как бы в шутку, словах его всегда было что-то значительное. Во всем, даже в самом обыденном и примелькавшемся, он находил что-то необычное, новое, чего другой никогда бы не увидел. «Да, с подковыркой человек!»—заключил свои мысли Ромадин и с победоносным видом посмотрел на Аспанова, разъясняя ему смысл рассказа Береснёва:
— Понял? Оружие, конечно, важное дело, а главное — надо уметь владеть им...
Тут все увидели, что бежавший по дороге «газик» неожиданно остановился напротив поворота в лес. Из машины, опираясь на толстую палку, вышел генерал в папахе и в бекеше с серым каракулевым воротником. Вслед за ним вышли еще двое: один, незнакомый Подовинникову, в добротном черном полушубке, и командир полка Густомесов. Генерал со своими спутниками поднялся на холм неподалеку от дороги и стал что-то говорить им, указывая вокруг рукою.