Алексей Шубин - Доктор Великанов размышляет и действует
— Неужто немцы, Арсений Васильевич? — срывающимся голосом переспросила Ульяна Ивановна…
— Они. В этом не может быть никакого сомнения…
— А наши где?
Страшная истина уже была понята и оценена доктором.
— Наши, Ульяна Ивановна, с боем отходят в восточном направлении. Слышите, как удаляется стрельба?
— Что же теперь с нами будет?
Над этим вопросом думал и сам доктор Великанов, но ответа на него не находил. Он сказал Ульяне Ивановне:
— Что будет — этого я не знаю, но это в значительной мере определяется тем, что будем делать мы сами.
Рассуждать и раздумывать было некогда. За немецкими танками по дороге двигались тяжелые темно-серые грузовики, — можно было даже различить неуклюжие, угловатые каски немецких пехотинцев. Одна из машин остановилась на шоссе, около небольшого моста. Спрыгнувшая с нее группа автоматчиков прошла по опушке леса, к счастью, не заметив наших путников.
Автоматчики вскоре ушли, но их близость встревожила доктора Великанова.
— Ульяна Ивановна, — сказал он, — запомните это место. Сюда, под этот корень, я прячу вот это… Если со мной что-нибудь случится, вы будете знать, где оно находится…
И доктор показал Ульяне Ивановне маленький никелированный футляр с больничной печатью.
Ульяну Ивановну это заявление доктора глубоко поразило: печать в ее представлении вовсе не была неодушевленным предметом, а как бы некоей неотъемлемой частью доктора Великанова, и частью очень существенной, утверждающей его власть. К тому же одно присутствие этой небольшой вещицы в кармане доктора уже говорило о том, что больница будет существовать. В прежние времена эта печать, заботливо сберегаемая доктором, казалась ей предметом, обладающим магическим свойством определять судьбы людей…
— Покажите мне ее, — попросила она доктора Великанова.
Доктор передал ей цилиндр, и она некоторое время молча рассматривала крохотный предмет, символизировавший могущество главного врача. Глаза ее наполнились слезами.
Между тем доктор, вооружившись уже знакомой нам клеенчатой тетрадью и вечным пером, поудобнее устроился под деревом и начал писать. Писал он очень долго и очень старательно, не поленившись дважды переписать написанное. Подписав и закрепив свою подпись печатью, он вручил Ульяне Ивановне листок, сказав:
— Кто знает, Ульяна Ивановна, — может быть, жизнь разлучит нас, и эта написанная мною характеристика окажется не лишней…
— Что это вам вздумалось, Арсений Васильевич? — с испугом проговорила Ульяна Ивановна. — Живы, так оба живы будем… Меня-то вы, чай, и без характеристики знаете.
— Ульяна Ивановна! — сурово сказал доктор. — Я обдумал все возможности и решил, что, выдавая вам такой документ, я выполняю свой долг. Если же он вам не понадобится, он останется у вас, как память обо мне.
Это убедило Ульяну Ивановну, и она с трепетом приняла листок, свидетельствующий о ее долгой и самоотверженной работе на поприще здравоохранения. То, что она прочитала, наполнило ее душу восторгом.
Бережно сложив документ, она положила его в банку из-под консервов и закопала рядом с печатью.
Утро следующего дня выдалось росистое и свежее, настолько свежее, что, делая утреннюю прогулку, Ульяна Ивановна была вынуждена надеть брезентовый плащ доктора. Этот холод и сырость заставили наших робинзонов задуматься над выбором нового места стоянки — более сухого и более укромного. С этой целью они отправились на разведку, предварительно привязав к дереву уже запряженного в телегу Мазепу. Выбор места занял не больше, чем полчаса, но каков же был испуг Ульяны Ивановны и недоумение доктора Великанова, когда выяснилось, что в их отсутствие Мазепа исчез вместе с телегой и всем находившимся на ней имуществом. Хитрый мерин сумел отломить сук, к которому был привязан. Отпечаток колес на траве не оставлял ни малейшего сомнения в том, что он направился в сторону дороги. Доктор Великанов и Ульяна Ивановна поспешили за ним.
Дальнейшие события развивались с катастрофической быстротой. Мазепа, очевидно, недовольный отсутствием стимулов, деловым шагом направился прямо к тому месту, где был установлен немецкий пост. Неизвестно, о чем помышлял этот мерин, но каждый его шаг носил характер вполне осмысленной измены. Увидев доктора, он громко заржал и перешел на рысь. Когда же доктор сумел все-таки взобраться на телегу, он помчался вскачь, разбрасывая лежавший на подводе груз, и в конце концов вынес телегу на опушку леса.
Запыхавшаяся Ульяна Ивановна поспешила к месту происшествия, но было уже поздно. Навстречу телеге шел с автоматом в руках немецкий солдат.
Глава седьмая
Подлая тварь явно не желала понимать содеянного ею зла. Выкатив телегу на дорогу, Мазепа сразу успокоился и остановился в ожидании осторожно приближавшегося немецкого солдата.
— Никак, немец? — в смятении спросила Ульяна Ивановна.
— Настоящий! — подтвердил доктор, барабаня пальцами по оглобле.
— Что же теперь нам делать?
— У нас нет выбора. Остается одно — действовать, смотря по обстоятельствам.
Пока Ульяна Ивановна размышляла над смыслом этого слишком отвлеченного для ее практического ума решения, немец приблизился, оглядел наших героев г, определив на глаз их достаточно почтенный возраст и очевидную безопасность, спросил:
— Кто вы такие?
Спрашивал он по-немецки, и эта фраза показалась Ульяне Ивановне ужасно грозной. К вящему ее ужасу, доктор Великанов безмолвствовал, презрительно рассматривая немца.
— Кто вы такие? — повысив голос, повторил тот.
Ульяна Ивановна не выдержала.
— Батюшка, Арсений Васильевич, онемели вы, что ли? Что же вы ему, извергу, ничего не отвечаете? Ведь он и застрелить может. Пукнет из этой штуки и дальше пойдет… Что он спрашивает-то?
— Он спрашивает, кто мы такие, но я его не понимаю.
— Это было свыше разумения Ульяны Ивановны.
— Как не понимаете? И с ихними профессорами про всякие болезни беседовали, и в самой немецкой Германии жили — и не понимаете?… Уж скажите ему что-нибудь, а то, ей-богу, трахнет. Вон глазища-то у него какие круглые.
— Ульяна Ивановна, я прекрасно понимаю этого остолопа и неплохо говорю по-немецки, но дело в том, что сейчас я вовсе не желаю разговаривать с немцами.
Ответ доктора, полный достоинства, не успокоил Ульяну Ивановну.
Между тем часовой, некоторое время терпеливо выжидавший конца разговора, начал сердиться.
— Будете вы говорить? — крикнул он и вдруг перешел на русский язык: — Я спрашивай: ви кто?
Поняв, что доктор Великанов твердо решил уклониться от разговора, Ульяна Ивановна набралась духу и выступила вперед.
— Ты, милок, не очень кричи, — сказала она немцу. — Мы не глухие и люди почтенные, в возрасте… Это доктор наш, а я — сестра-хозяйка.
Ровно ничего не поняв, немец задумался, потом решил:
— В комендатуру.
Он вскочил на телегу и рванул вожжи.
Путникам осталось одно — послушно двинуться вперед.
До села было километра четыре, и доктор имел время войти в новое для него положение конвоируемого. И он вдруг вспомнил, как встретил однажды на улице города нескольких арестованных.
Особенно запомнилась доктору фигура одного, по-видимому, закосневшего в правонарушениях парня. Шел он, посвистывая, поминутно сплевывая, заложив руки за спину. Воротник его пиджака, несмотря на хорошую погоду, был поднят. И это было не совсем бессмысленно. Поднятый воротник казался злобным вызовом здравому смыслу людей, передвигающихся по улицам без помощи конвоира. Всем своим поведением парень подчеркивал полнейшее пренебрежение ко всему окружающему, даже к собственному будущему.
В свое время, в обстановке мирного советского города, поведение этого шалопая огорчило и возмутило доктора Великанова. Но сейчас он внезапно почувствовал желание возможно убедительнее и нагляднее продемонстрировать свое неуважение к немецким порядкам. Доктор поднял воротник плаща, сдвинул на затылок шляпу и, заложив руки за спину, сменил деловую, целеустремленную и очень прямую походку на ленивую, разболтанную поступь закоренелого бездельника.
— Что теперь будет только? — проговорила Ульяна Ивановна, с ужасом наблюдая за происходившей с доктором Великановым метаморфозой.
Тот пожал плечами.
— Об этом, Ульяна Ивановна, мне известно столько же, сколько и вам. Да и, в конце концов, это не так уж интересно: два безоружных старика, если даже погибнут, хода войны не изменят.
— Как же так неинтересно, Арсений Васильевич? — возмутилась Ульяна Ивановна. — Очень интересно. И старики совсем разные бывают. И вовсе незачем нам с вами на рожон лезть. Уж вы там старшему-то ихнему объясните, что, мол, мы народ медицинской специальности по мирной женской части.