Владимир Мирнев - Нежный человек
– Но ты же неверующий? – спросила с вызовом Ирина. – Человек знающий – всегда неверующий.
– Я неверующий, потому что я знающий. Хотя! Эйнштейн и Володарский, познав и ощутив дыхание безграничной Вселенной, в конце жизни стали находить в грубом порядке мира – Космоса и его явлений – организующее начало.
Все засмеялись, сосредоточившись на чае, и только Мики ворчала в углу.
ГЛАВА V
Мария проснулась. Стараясь не шуметь, умылась, оделась и направилась на работу. В прорабской ей дали расписаться и без лишних трудов отправили с двумя другими девушками на объект. Там их ожидал мастер с ласковой фамилией Коровкин, парень лет тридцати, тихий, занятый своими мыслями. Алеша Коровкин был какой-то незаметный, вот только стоял рядом, но его в то же самое время словно никто не видел. Оглянется человек – нет его, будто никогда не было. И забывали о нем тут же. Он обладал удивительным свойством незаметного человека, которого никогда никто не мог найти, заметить или просто обратить на него внимания. Если мастера не было, его искали, а вот если он стоял рядом, то никому он не был нужен.
Мастер Коровкин выдал всем новенькие валики, щетки, ведра, краску в больших банках. Делал он все с такой мольбой в глазах, точно ему сегодня выпало другое – возвышенное предназначение, а он должен был заниматься унижающими его человеческое достоинство пустяками. Пока мастер ходил за спецовками, девушки познакомились, посидели, помолчали на солнышке. Все оказались из областей: Галя Шурина – из Сумской области, а Вера Конова – из Рязани. Когда появился Алеша Коровкин, неся спецовки в охапке, Вера Конова предложила:
– Давайте посмеемся?
Все трое, развеселившись от предложения, дружно расхохотались. Мастер растерялся.
– А вы что смеетесь? Над собою? Вот я вам спецовки приволок. Над собою разрешается смеяться, над собою всегда можно. В этом доме надо лестничные пролеты подкрасить заново. До вас тут красили халтурщики, и работу не принимают. Надо заново. Только труд на радость человечества!
Девушки оглянулись, перестав смеяться, – мастера и след простыл.
– Гляди, слинял, – сказала Галя Шурина и рассмеялась.
– Начальник есть начальник, – проговорила Вера Конова, направляясь переодеваться. Прямо в подъезде девушки натянули на себя спецовки, новые синие комбинезоны и принялись за работу. Трудились вначале молча, пока Мария спросила:
– А ты, Вера, где раньше работала?
– Я? Пионервожатой в школе.
– А ты, Галя?
– Я не работала, а дома после школы год отсидела, в институт не смогла поступить и думаю сама себе: хватит! Надо судьбу строить своими собственными руками, иначе нам удачи не видать. А ты, Маша?
– А я в исполкоме плановиком трудилась. Трехмесячные курсы окончила и – работа.
– В исполкоме лучше работать председателем, – прыснула Галя.
– Точно уж, точно, но тогда бы ее не было здесь. Не пришлось бы ловить москвича, чтобы москвичкой стать, – засмеялась Вера Кокова и принялась рассказывать, какой за ней вчера парень увязался и как чуть было в любви с первого раза не признался. – А потом-ка я ему и сказала: за мной-ко, парень, не гонись!
– Вам, девочки, смешочки, вы – молоденькие, – сказала Мария, торопливо водя валиком по стене. Девушки притихли, думая, что она продолжит начатое, но Мария замолчала и больше не проронила ни слова. Часа через два сели отдыхать, и тут неожиданно появился мастер Коровкин, также неожиданно, как и исчез. Глаза его обычно стремились вести себя так, чтобы не встречаться с другими глазами; глаза эти струили живой свет.
– Але, девочки! – проговорил он и показал две бутылки «Фанты». – Устроим небольшое собрание нашего профсоюза на тему: космос и Древний Рим на данном этапе исторического развития. Ядерная энергия и синтез с генами одряхлевшей матушки-земли, лазерная энергия и энтропия, то есть предстоящее тепловое сжатие Вселенной, историческая ограниченность всемирно известных людей – разберемся в этом? Согласны? Кто нет – может продолжить свой трудовой подвиг. Ясно, крольчихи мои, или нет? Аплодисмент! Нету аплодисменту!
– Откуда ты такие умные слова вычитал, алкаш? – спросила Галя Шурина.
– Это я-то алкаш? – поразился Коровкин и даже привстал, и его веселое, располагающее к балагурству настроение мигом улетучилось. – Я-то алкаш? Да вы что, девоньки? Опупели! Или что с вами, сознайтесь? Я выпил всего одну бутылку кислого лимонада, а две «Фанты» для вас прихватил. Дай, думаю, поделюсь с моими славными труженицами. На студента четвертого курса строительного института – такое наплести! Ну, слушай! Я такое не смогу перенести. – Мастер откупорил одну бутылку за другой и на глазах изумленных девушек безжалостно и с какой-то злостью вылил на землю содержимое и, залихватски свистнув, ушел, ругая своих новых работниц.
– Зачем ты так? – сказала Мария Шуриной. – Хорошего человека обидела. Будет теперь придираться к нам, житья не даст.
– У него, мастера твоего, Мань, нету на лице надписи: я – не алкаш!
– А разве есть: я – алкаш?!
– Так и ни этого нету, и того тоже, – рассердилась непонятно от чего Галина Шурина. – А чего ж ты защитницей выступаешь? Понравился? Так бери его себе с потрохами, а мне он нистолечко не понравился! Ей-богу!
К вечеру появился мастер; обиду он, видимо, уже забыл и теперь снова готов был пошутить, поиграть веселыми своими глазами, соображая, как бы рассмешить девушек, осмотрел с серьезным видом проделанную ими работу и покачал головою:
– Исторический аспект – да! Работу принимаю. И вам выношу серьезную благодарность и признание за глобальное освоение замечательной специальности маляра. Сейчас мы проведем перед закрытием занавеса божественного дня собрание профсоюзов на тему: историческая роль маляра в борьбе за свободу животных, томящихся в клетках зоопарка, и влияние ее на эволюцию животного и растительного мира.
Девушки, ни слова не говоря, направились в общежитие, благо ехать было всего две остановки на автобусе. Марии, оказалось, предоставили квартиру вместе с Шуриной, а та, узнав, что они будут жить в одной квартире, долго и беззаботно хохотала, а потом обняла Марию и сказала:
– А я тебя люблю, ты такая хорошая и добрая. Я тебя за это буду любить, как сестру старшую. Согласна?
– Конечно, – тут же призналась Мария, сразу объяснив, что пока будет квартировать у своей тетушки, желающей, чтобы племянница жила у нее, и Мария с гордостью рассказала, какая замечательная у Сапоговых квартира, обстановка невиданная, как среди этакой красотищи глубоко несчастна ее тетя Лариса, готовая за преданность и верную дружбу отдать самое дорогое, даже брильянты.
– Смотри, она тебе наследство оставит! – прыснула Шурина. – Будешь богатой, тогда меня угостишь вишневым вареньем! Согласна? А еще лучше – вареники с вареньем мне больше нравятся. Ужас как обожаю с вишней! Мне б и косметику не нужно, только б поесть вкусное. Как только я начну зарабатывать хотя бы сто рублей в месяц, куплю себе всего и буду день и ночь торчать на кухне. Я могу готовить. А ты?
– И я могу.
– А я особенно! – воскликнула Шурина и направилась на кухню. – Я как-то особенно, с трепетом. Не на коммунальной кухне чтоб, в своей. Ей-богу! Вот возьми ты хотя бы борщ украинский, по-киевски борщ! Чудо же! Ты когда-нибудь ела?
– Ела, – ответила Мария, удивляясь восторгу, с которым говорила Галя.
– А ведь его можно готовить по-разному, Машенька! По-разному! А вот то, что я приготовлю – вкусно и красиво даже, что ни с чем не сравнить.
– Вот выйдешь замуж и тогда наготовишься, – сказала Мария.
– Ни за что! Ты что! Я замуж никогда выходить не буду и ни за какие деньги меня не заставишь – замуж! Никогда!
– А кому ж будешь готовить? – удивилась Мария и с интересом посмотрела на свою подругу. – Себе разве? Себе неинтересно.
– Я ребеночка кормить буду, – подумав, ответила Шурина, торопливо оглядываясь. – У меня знакомая есть, старше меня, – шепотом продолжала она. – Завела ребеночка, живет с матерью и довольна. Хороший какой у нее ребеночек, чудо! Ради него можно жить на свете. А что еще нужно?
– Женщине, Галя, чуточку больше нужно, – ответила Мария. – Давай получим постель. А то я уйду скоро, сама будешь получать.
***
Мария села в троллейбус, помахала рукой Галине и поехала. Всю дорогу она думала о Галине. Вышла на нужной остановке. Солнце еще не село, и прозрачные розовые и желтые облака над городом медленно плыли, будто тоже устали за прошедший день. Кругом шумел, торопился народ, толпами устремляясь с работы домой, переполняя автобусы, троллейбусы, автомобили и метро, и трудно было сказать, от чего на улицах больше шума – от автомобилей или от спешащих с работы широкой рекой говоривших, кричавших, шаркающих по асфальту людей. Мария выбрала свободную телефонную будку и позвонила Топорковой. По голосу ей показалось, что Топоркова недовольна вчерашним вечером.
