Сергей Юрьенен - Союз сердец
Обзор книги Сергей Юрьенен - Союз сердец
Сергей Юрьенен
Союз сердец
Разбитый наш роман
11
Мистер Вселенная
JFK…
in memoriam
Только мы вошли, как объявили белый танец.
Дворец Спорта открылся здесь уже без нас, московских студентов. Прилетев домой на праздники 50-й Годовщины, мы со сводным братом мгновенно об этом пожалели и в тот же вечер отправились на пляски. Прибыли под конец. На радость тем, кто застоялся.
Его увела старуха лет тридцати, в меня вцепилась пигалица и потащила к эпицентру. Туфли будто мамины, на высоченных каблуках, и все равно до плеча не достает. В постели все одного роста – как ответил парижаночке молодой Папа Хэм. Но с ней мы были не в постели, а на всеобщем обозрении. Несколько смущаясь, одновременно я при ней чувствовал себя гигантом, и что-то в этом было. А чтобы не глазели, выдвинул подбородок и помутнел глазами, придавая себе вид угрюмый и отпетый. Как сказал про Папу британский завистник: «Предумышленное низколобие».
Город требовал подобной маски, десять лет, что я здесь прожил, она спасла меня от многих неприятностей – и вообще. Поэтому вернулась сейчас с такой непринужденностью, что девчонка приняла меня за местного. Повернулась с подломом и возложила на плечи мне руки:
– Часто сюда ходишь?
Намазана отчаянно, и рот, как у лягушки. То и другое мне понравилось.- А что?
– Первый раз тебя здесь вижу.
– Первый и есть.
– А обычно куда ходишь? Во Дворец профсоюзов?
– Ну.
– Там же одни старухи?
– В пед иногда.
– А в универ?
– Бывает.
– На камвольный?
– Нет.
– И не ходи. Как негра зарезали, там стало тускло. Сейчас клёво только здесь.- Притерлась ко мне, но тут же и отпрянула.- Чего у тебя там?
– А ты как думаешь?
– Н-ннет? – с полувопросом.
Я не отвечал.
– Таких в природе не бывает.
Я усмехнулся.
– Потрогать можно?
Пола пиджака прикрывала гантелю, засунутую под ремень. Половинку чугунного бутерброда на пружинах – предплечья качать. Выпуклой своей стороной обращена была к ней.- Хо! – поосязала через брюки.- Зачем тебе?
– Орехи колоть.
– Нет, серьезно?
– Для самообороны.
Чугуном при этом она не ограничилась, впечатлив меня своею смелостью:
– А это?
– Наоборот.
– Как интересно… Для самонападения?
– Скажем: для экспансии.
Хохотнув, убрала ручку шаловливую и прижалась животом к моей гантели. От однозначных телодвижений чугун мне стал мешать – пришлось передвинуть за спину. Не знаю, в чем тут дело. Доступность, конечно. Но не только. Не далее, как вчера на улице Сущевской, где порвавший с отцом Флоренский снимает конуру с видом на изд-во «Молодая гвардия», была проведена ночь с одной натурщицей, хоть и задвинутой в оральном смысле, но габаритов, которые пользуются спросом у мастеров монументальной пропаганды. Короче, крупная была подруга. Контраст, быть может? Или тот факт, что эта крошка накачивала мне мой имидж? Под конец танца я внутренне раздулся, будто культурист. Мистер Юниверсум со снимка из журнала «Sport dla wszystkich» 1 ( «Спорт для всех» (польск.). ) – уже смытого с зеркала в нашей с ним бывшей комнате.
– Смотрю, брат, повезло тебе…
– Тебе, брат, тоже…
Он вернул мне фляжку. Я глотнул впрок залитого коньяка, завинтил и всунул в задний свой карман. Выйдя из сортира, закурили мы «Parliament» – блок взяли в подворотне на Столешниковом. Брат ухмыльнулся.- Смотрел на вас и вспомнил фото из «Комсомолки». Помнишь? Вьетконговка конвоирует сбитого асса.
– Молодая зато.
– Не слишком? Крутанет динаму, будешь недоволен.
– А у тебя там что?
– Верняк. Мать-одиночка. Намекает, что пора нам брать мотор.
– Так далеко?
– В такие новостройки, что даже, блядь, не слышал. Через весь город потом переть.
– Может, не стоит?
– Даже не знаю. Джин, говорит, есть…
– Настоящий?
– Ну. Бутылку заставил описать. Выходит, что «Бифитер».
– А налит самогон.
– Съезжу, проверю. Ну, а что нам остается? Домой, что ль? Чтобы мозги пилили? Пилой же достают двуручной – то батя, то она. Не знаю, как ты, но я, брат, на пределе. На хера мы с тобой покинули Ленгоры?
– Так обработка была какая. «Сыночки, прилетайте, так по вас соскучились… «Помнить надо, как рвались отсюда. Мы с тобой забыли и дали заманить себя в ловушку. Нет у нас дома больше, брат. Зона нам дом. У меня «В», у тебя «Б».
Ибо был он мехматянин.
– Во всяком случае, сюда,- сказал брат,- больше ни ногой.
– Не говоря уж обо мне,- сказал я.- Но до отлета надо оторваться. Раз уж попались.
– Может, отбить кого получше? Ты как настроен, по-бойцовски?
Гантеля плюс батина стамеска – под штаниной лейкопластырем у брата приклеена вдоль голени. Но вдвоем против несметных этих тысяч? Без опоры даже на микрогруппу? Я ответил, что после мамы, самолета и сверхотсоса на Сущевской наступательно себя не очень чувствую, да и потом, ты знаешь…
– Жизнь дороже.
– Ладно. Поехал пить «Бифитер».
По последней затяжке и в громыхающий зал, где меня ухватили за локоть:
– Вот ты где! Пошли?
– Скакать не могу.- Я хлопнул по гантеле.- Давай дождемся слоу.
– Имею в виду – ко мне?
– К тебе?
Настораживая меня, брат был не так уж и не прав. Выглядела она, как семиклассница.
– Тут все равно кончается? Хата свободна, предков нет. Зато есть виски. Пил когда-нибудь?
– «Клаб 69».
– Это же венгерское.
– Разве?
– У меня настоящего попробуешь.
Прическа у нее была высокая, но все равно поверх обзор свободный. Просеивая в поисках брата скачущую массу, ответил я, что тут я, понимаешь, с другом…
– Давай и друга!
– Найти его надо…
– Так найди. А я пальто пока возьму. Давай мне номерок!
Партнерша брата покосилась на меня с опаской.
– Пардон…- Взял его за локоть и вывел из пределов слышимости.
На пару со мной он отказался:
– Лягушенка в коробчёнке: чего мы будем делать? Под радиолу танцевать? Тем более, я виски уже пил.
– Венгерского разлива?
– Нет, настоящий. «Джонни Уокер».
– Это где же?
– В универмаге «Москва» стоял внизу. Всего десятка. В наборе, но по делу: «Джонни-Ходок» и два лимона. Теперь охота джину, брат.
– Старуха же? – Я оглянулся.- Тридцать?
– Говорит, что двадцать пять.
– Ну, видишь?
– Зато без нежелательных. Ты, кстати, с этой малолеткой не нарвись. Паспорт проверь сначала. В смысле – получила ли уже.
– Это не возраст. Гипофиз.
– Лилипутка, что ли? – Брат горько засмеялся.- Что значит: явились к шапочному разбору… Ладно! В пять перед домом?
Сразу на обоих сыновей-забулдыг нападать было непросто, поэтому еще со школьных времен старались возвращаться мы синхронно. Сквозь все упреки в нашу комнату и на кровати вниз лицом.
– О'кей.
– Ну давай…- Он протянул ладонь, по которой я хлопнул.- Фляжку давай. Вдруг там и вправду самогон?
Смеясь, я вынул и вручил ему общий наш коньяк. Брат, он такой. Заранее соломку стелит.
***
Ореолами расплывались фонари. Она прижималась, вцепившись в бицепс под рукавом. Изморось сияла на лилово-зеленой косынке, вглядевшись в растительный узор которой я внутренне отпрянул, опознав умную морду леопарда.
– Ты где работаешь?
Предположение оскорбило:
– Я учусь.
– И в каком ты классе?
– Смеешься? Первый курс иняза. Ты?
– Универ.
– А фак?
– Юрфак,- соврал я непонятно почему.
– Прокурором будешь?
– Следователем. По особо важным…
В конце Коммунистической она кивнула на дом мимо которого спускались.- Вот тебе, кстати, и особо важное… Знаешь, кто здесь жил?
– Какой-нибудь сталинский палач?
– Выше бери. Преступник века.
– Кто же это?
– Ли Харви Освальд.
– Ты откуда знаешь?
– Из журнала.
– «Знание-сила»?
– Нет. «Америка». Предок получает,- оговорила она, поскольку киоски «Союзпечати» данным изданием, по понятным причинам, не торгуют.- Там на фото он с Мариной, которую увез из Минска. Вон на том они мосту.
– Ну да? – Мост через Свислочь был частью Ленинского проспекта. Тысячи раз проходил, не ведая, что к чугунным его перилам прислонялся задом самый известный минчанин в мире.
– Не веришь, могу найти. У нас в сортире все номера «Америки» с пятьдесят седьмого года.
Все ясно. Хуй сосаете 2 ( Высшее общество (От англ. high society).) – как говорят в циничном МГУ. Ну, вляпался…
Одновременно стало любопытно.
***
Тихая улица за Круглой. Особняк. Света в окнах нет. Партнерша вынула ключи, открыла дверь в ограде. Передо мной бесшумно выросла немецкая овчарка.
– На место, Рекс!
Поджав хвост, Рекс недобро смотрел на меня. Обойдя дом, свернули во внутренний дворик, обнесенный копьевидной решеткой. За ней в разрывах елей просматривалось невысокое здание с окнами темными и складчато зашторенными.
