Владимир Богомолов - Деталь
Владимир Богомолов - Деталь краткое содержание
Владимир Богомолов
Деталь
— Оживилась контра, чует: жареным запахло, — убежденно сказал председатель губчека Чугунов на очередной утренней оперативке. Для большей наглядности он поднял над столом большой список задержанных за вчерашний день. — Где-то мы с вами недоработали.
Тяжелым взглядом усталых глаз начальник обвел сотрудников: может, кто-то подскажет, где и что недоделали?
Но сотрудники молчали. Они, не знающие, что такое нормальный обед, сон, кажется, делают все, чтобы спасти революцию. Но и контра стала хитрее, изощреннее. Она не та, что была год назад, когда открыто и нагло заявляла о скором конце большевистского ига и грядущем правом суде над всеми неверными, ввергшими Россию в омут гражданской войны. По заданию своих центров контрреволюционеры не только записывались на службу в советские органы, но пробирались на военные командные посты, в штабы красноармейских частей, под видом борьбы с партизанщиной смещали смелых, храбрых, преданных командиров, по своему разумению отправляли резервы по участкам фронта и «забывали» обеспечивать передовые боеприпасами. Пока особисты нападали на след, проверяли, глядишь, а бывшего золотопогонника и след простыл.
И все это происходило перед новым штурмом города генералом Красновым. Чуяли чекисты, что белая контрразведка тоже не даром ест хлеб, умело внедряет своих агентов в наших воинских соединениях, на ключевых постах в различных органах Советов. Чекисты многих задерживали, арестовывали, сажали в тюрьму, расстреливали. Но видно, корень подрубить не удалось, раз снова стекаются в город подозрительные типы. Большинство прикидывается мешочниками, демобилизованными по ранению, специалистами, порвавшими с прошлым и желающими добровольно служить новой власти.
— Мы должны найти и обезвредить центр, — тоном приказа сказал председатель. — И именно на этой неделе. Потом будет поздно. По сведениям разведки, через неделю господин Краснов обещает въехать в город на белом коне.
С нелегким сердцем ушел с оперативного совещания Василий Жуков. Ему казалось, что чаще других Чугунов смотрел на него, будто хотел упрекнуть в чем-то. «И наверное, есть причина, — думал Жуков, — не все еще у меня получается. Два раза приводил не тех». Да разве на лбу у них написано, кто они? А морды явно буржуйские. Что он, слепой? Слава богу, на заводе насмотрелся на мастеров да инженеров. И эти не лучше. Но на поверку оказалось — большие чины в городе. А одному поверил на слово. Увидел ногу, распухшую, синюшную, ну и поверил, что раненый, демобилизованный. Вечером привели того раненого с водокачки. Две шашки динамита подложил под движок. Деревяшку отвязали, ногу распутали, а на ней и свежей царапины нет: ловко в нужном месте была перетянута сыромятным ремнем, заляпана йодом и грязью.
Хотел Жуков в тот вечер распрощаться с чрезвычайной комиссией: ну зачем чужое место занимать? Был ведь хорошим бойцом в своем коммунистическом полку грузолеса, случайно услыхал, как за штабелем планок двое договаривались поджечь цех. Не оробел, не стал звать подмогу, вырос перед диверсантами, как в сказке. Те не успели наганы достать, а Василий уже лоб об лоб их так саданул, что думал, не очухаются. Ничего, обошлось. После этого случая пригласили его в ЧК. Жуков по наивности подумал, что награду вручат, хоть осьмушку табаку. А начальник пожал лапу Василия и сказал, что партийная ячейка полка рекомендовала его на службу в ЧК.
И на первых порах даже поправилась новая служба. Дали ему отделение и приказали разоружить эшелон, в котором ехали явные бандиты, награбившие по дороге немало оружия, патронов, гранат и продовольствия. Тут все было ясно. Опасно, даже страшно, но как на ладони: в вагонах бандиты, их требуется обезоружить, в крайнем случае — уничтожить.
Прибыли на Владикавказскую. Приказал начальнику станции подать под эшелон паровоз. Тот ознакомился с мандатом Жукова, сказал «слушаюсь», вызвал по селектору бригаду и передал ее в распоряжение чекистов. Василий накоротке поговорил с бригадой, натянул куртку и фуражку путейца, вышел к эшелонам и сообщил, что решением горсовета их пропускают до станции Тундутово, то есть до передовых позиций южного участка фронта, а дальше Советская власть не несет ответственности ни за эшелон, ни за команду. Во избежание провокаций их будет сопровождать бронедрезина.
Бандиты обрадовались такому решению совдепа и единственно чего требовали — ускорить отправку.
Подогнали паровоз. Слесари проверили буксы, тормозные колодки, сцепления. Подошли к дежурному, доложили: вроде все нормально, можно давать отправление. Как застоявшийся в неволе конь, радостно взвизгнул паровоз, пыхнул тугой струей снежного пара, рванулся: зазвенели, залязгали буфера, загрохотали на стыках колеса.
Всего ожидали бандиты, готовы были половиной награбленного откупиться. А чтоб вот так, за здорово живешь их выпустили из города, который вот уже несколько месяцев захлебывается в крови атак, задыхается в пороховой гари артиллерийских канонад, недоедает, недосыпает, — не поверили. Свою охрану поставили на паровоз, ощетинились пулеметами.
Но никто не перевел стрелки на тупик, никто не зажег красный огонь на семафоре. Эшелон, набирая скорость, шел на юг. С ходу миновали Ельшанку, остался позади разъезд Купоросный, вышли на пустынный Бекетовский перегон, и тут паровоз затормозил, забуксовал, а скоро остановился. Остановилась и сопровождающая эшелон дрезина.
— Почему встали? Что случилось? Чего надумали? — понеслось из вагонов.
Зло заклацали затворы, зашевелились пулеметные стволы. И в этом тревожном гвалте раздался громовой голос Жукова:
— Тихо! Слушай меня! Под вагонами заложен динамит. Поворачиваю рукоятку, и вы летите к чертовой матери! Бросайте оружие и прыгайте на насыпь. Считаю до трех… Раз…
В вагонах еще громче загалдели, задвигались, затарахтели.
— Считаю, — заторопил Василий. — Два…
С матерщиной, проклятьями, угрозами начали прыгать из вагонов. Поднимая над головой руки, старались подальше отбежать от железной дороги.
— Стой! — скомандовал Жуков. — Главаря ко мне.
С подножки классного вагона спрыгнул крепкий мужчина в матросском бушлате и мичманке. Подталкиваемый двумя телохранителями, он спешно приближался к паровозу.
— Всем собраться к последней теплушке! — приказал Василий. — И чтоб без фокусов. Исполняй!
Когда Жуков докладывал о выполнении приказа, председатель даже вышел из-за стола.
— Ну и отчаянный ты парень, — восхищенно произнес, внимательно оглядев чекиста. — А если бы они отказались?..
— Взорвал бы эшелон, — без колебаний ответил Жуков.
После этой операции его назначили начальником оперативной группы. И тут начались срывы. Как будто кто заколдовал Василия. Другие приводили то лазутчиков, то диверсантов, а Жуков, сколько ни мотался по вокзалам и пристаням, кроме карманников и мешочников, ни на кого не натыкался. А контра спокойно проникала в город, била осиные гнезда, создавала мятежные центры.
«Может, не следует суетиться, метаться по перронам, выглядывая явно подозрительных, — подумал Жуков, двигаясь к вокзалу. — Надо, как старики рассказывают, выбрать поудобнее позицию, оттуда понаблюдать за толпой, по возможности послушать разговоры окружающих». И хотя не было у него уверенности в верности такого метода, но решил испытать его.
Решил и остановился. Спросил себя: почему идешь на вокзал? Ясно почему. Самый лучший способ проникнуть в город — это железная дорога. На любом полустанке втиснулся в вагон, кому-то дал закурить, разговорился, узнал, откуда едет попутчик, кто в селе верховодит, у кого свадьба, похороны, к кому в город едет… Вот тебе и алиби. «Надо бы запретить всякие поездки», — решительно подумал Василий, вспомнив зал ожидания и перрон, забитые не только военными, но и бабами с ребятишками, чиновниками, гимназистами, стариками. Ну, куда, спрашивается, едут?
А выборочная проверка показывала, что едут туда, где они кому-то очень нужны, или наоборот, им кто-то нужен. С какой решимостью, надеждой кидаются к любому составу. А сколько тоски в воплях, когда, оттертые более ловкими, неудачники с тоской провожают последний вагон. Будто действительно он последний в их жизни. Дальше уже ничего не будет, кроме конца. Но вот подходит следующий эшелон, и все повторяется сначала. Так с утра до вечера, с вечера до утра.
Через калитку грузового двора Жуков вышел на перрон. Несмотря на осеннюю хмарь, цементная платформа была запружена людьми. Они стояли, сидели, лежали. Табачный дым, как и гул голосов, не мог развеять даже прорывающийся из-за вагонов холодный ветер.
Василий прошел от торца до торца вокзала, заметил несколько своих товарищей, вернулся к грузовой площадке. Зачем? Не смог сразу ответить. Тут за ящиками вроде теплее. Нет, не то. Сюда с поезда идут те, кто хорошо знает город. Ну и что? Отсюда свободно просматривается часть площади с кучерами. Опять не то. Но ведь что-то привело тебя снова именно сюда? — упрямо допытывался Жуков у самого себя. Не спеши с ответом. Остановись. Ну, закури. Внимательно погляди перед собой. Ничего заслуживающего внимания. И никого?
