Валентин Гринер - И шаль с каймою
Обзор книги Валентин Гринер - И шаль с каймою
Валентин Гринер
И шаль с каймою
(повесть)
В составе механизированного звена лесорубов Володя Сидельников занимал должность вальщика. С бензомоторной пилой «Дружба» Володя состоял в хороших отношениях. Можно сказать, любил свой инструмент. «Дружба» пела на разных тонах, зависящих от степени твердости древесных пород и некоторых других показателей технологического процесса, именуемого лесоповалом. Кроме способности ласкать слух, «Дружба» была по душе Сидельникову еще и потому, что приносила высокие заработки, стабильные премии и периодические награды морального плана.
Короче говоря, Володя Сидельников был доволен жизнью. Тайгу он пилил хорошо, талантливо, с размахом. Он мог и хотел делать это еще лучше, но время от времени его подводила все та же «Дружба». Случалось, возьмет она высокую ноту, перейдет на фальцет и вдруг… порвется главная струна, именуемая пильной цепью.
По закону подлости цепи чаще всего рвутся:
а) во второй половине рабочего дня, когда еще не сделана сменная норма;
б) в конце месяца, когда не хватает каких-то ничтожных кубов до премиальной высоты;
в) в конце квартала, когда подходит время итожить результаты соревнования между звеньями, бригадами и участками;
г) в конце зимнего сезона, когда снег превращается в холодец, и на пути механизированного лесоруба возникает множество трудностей, опять же ставящих под угрозу срыва…
Последний срыв произошел у Володи Сидельникова в самый разгар лесной страды, когда только вали да вали, да изредка коси глазом в сторону: не вырвался бы вперед сосед, не захватил бы сосед позицию ведущего.
И вот в такой ответственный момент порвалась цепь бензомоторной «Дружбы» Володи Сидельникова. Заменить ее и продолжать дело в прежнем ритме — пять минут времени. Но не оказалось под рукой замены. Эта деталька портила нервы не только Сидельникову — другим «дружбистам» тоже, поскольку она, эта деталька, отвоевала себе прочное место в ряду жизненно необходимых предметов, именуемых у снабженцев «дефицитом»…
Итак, струна лопнула. Володя в сердцах бросил «Дружбу» в снег, взял палку, подпер палкой елку, чтобы под воздействием стихийных сил подпиленная елка не завалилась, куда не положено по технике безопасности, сказал несколько непечатных словосочетаний в ничейный адрес, запрыгнул в кабину подвернувшегося лесовоза и взял курс на контору участка.
Он резко распахнул дверь кабинета начальника участка товарища Козюбина и некоторое время картинно стоял в проеме, дожидаясь приглашения войти или предложения выйти. Но, встретив приветливый взгляд Козюбина, двинулся вперед, небрежно подбрасывая на ладони порванную цепь, свернувшуюся змейкой.
— Степан Петрович, до каких же пор будем мы терпеть эту свистопляску?
С грубой ладони Сидельникова на стол начальника сползла клепаная — пераклепаная, точеная — переточеная цепочка.
Козюбин даже не глянул на нее, отвернулся.
— Сядь, — велел он рабочему. Сидельников сел. Степан Петрович зачем-то сунул палец в левое ухо и долго ковырялся там, затем еще дольше сосредоточенно разглядывал этот палец, сведя к переносице клочковатые брови. — Нету, — произнес он наконец.
— А на других участках люди работают нормально. Достают, — компетентно и укоризненно сообщил Сидельников.
— А ты что же не достанешь? — Изрытое оспою лицо начальника участка застыло в болезненной гримасе.
— Это не мое дело, — отрезал Сидельников. — Вы мне предоставьте исправный инструмент, а потом спрашивайте кубики.
— У тебя, помнится, мотоцикл есть? — проговорил Козюбин после паузы.
— Имеется на вооружении.
— Где ты достаешь для него дефицитные запчасти? — Козюбин выжидательно сощурил один глаз.
— Где придется, там и достаю. А что?
— Без лимита, значит, обходишься. Так, так… Без лимита… А у меня, товарищ Сидельников Владимир, все по плану. Кончился квартальный лимит по данной позиции — жди следующего квартала. И никаких цепей…
— Значит, будем стоять?! — зло выпалил Сидельников. Поднялся, хотел уходить. — А кубики с вас спросят. Как пить дать — спросят, Степан Петрович. Тогда быстренько найдете цепи. Да будет поздно…
— Зачем же стоять? Двигаться надо, Сидельников… Шевелиться… Как говорят, безвыходных положений не бывает. Вперед ногами — тоже выход. Верно я говорю? — Козюбин грустно улыбнулся и уставился на Володю хитроватыми глазами.
— Вот я и говорю: двигаться! Шевелиться! — ершился Сидельников, убежденный в своей правоте. — А вы торчите в конторе пнями. Ждете у моря погоды…
— Это с твоей колокольни так видится, — помотал головой начальник, даже не обидевшись. — Думаешь, один ты такой нуждающийся в дефиците? Запчасти к тракторам нужны? Нужны! Резина лесовозам нужна? Нужна! Троса трелевочные… Подшипники… — Степан Петрович с силой загибал волосатые пальцы. — А у меня всего два снабженца… Мотаются, как спутники по орбите: сегодня Украина, завтра Сибирь, послезавтра — Средняя Азия…
— Люди поближе достают, — сказал Сидельников уже не так зло. Характер у него был отходчивый.
— Вот и достань!
— И достану!
А что, хорошо бы утереть нос всем этим деятелям, которые строят из себя сильно озабоченных людей, знающих такие тайны жизни, какие ему, работяге, и не приснятся.
— Я тебе командировку выпишу, куда скажешь, — говорил Козюбин неторопливо, вроде шутя. — И премиальный фонд порушу во имя общего дела… Мотнись в «Облснаб» в «Лесоснаб», постучись к начальнику Центробазы… А если что — запишись на прием к секретарю обкома, явись к нему, как передовик производства, скажи: так, мол, и так, товарищ секретарь, моя фотография побывала в областной газете, обязательства у меня высокие на решающий год, а вот такие шпильки… И выложи ему эти шпильки на тарелочку, как есть…
Сидельников задумался. Ему уже представлялось, как он входит в кабинет секретаря, как тот узнает передовика лесного производства, жмет ему руку, усаживает в кресло, ласково улыбается, внимательно выслушивает, возмущается, тут же поднимает телефонную трубку и всыпает по первое число кому-то там, на другом конце провода, кто виноват в простое лесозаготовительных бригад из-за каких-то копеечных запчастей…
— Ты пойми меня правильно, Сидельников, — Степан Петрович задумчиво побарабанил толстыми пальцами по столу, — я не имею права командировать рабочего по такому вопросу… Но если по собственному желанию…
В другое время осторожный Козюбин не стал бы преступать закона, склонять рабочего на незаконную командировку. Но теперь положение было в самом деле безвыходным. Бывает же так: мурлычешь какую-то песенку, беззвучно, в голове мурлычешь, а тут подходит к тебе посторонний человек и напевает эту песенку вслух.
Степан Петрович как раз думал о цепях. В этот день Сидельников был уже четвертым посетителем по тому же вопросу, и начальник участка понял, что дело обстоит серьезно, надо кого-то срочно командировать на поиски злополучных цепей. Но отправить было решительно некого: снабженцы мотались по другим городам с более важными заданиями. Лишь бы кого тоже не пошлешь, не всякому можно доверить такое дело, да и не каждый справится. Сидельников справится. Этот напористый. И болтать лишнего не будет, поскольку парень толковый, порядочный и почти не пьет…
— Когда ехать-то? — спросил Сидельников. Он уже решился, оставалось выяснить детали.
— Хоть сейчас, — радостно засуетился Степан Петрович, глянув на часы. — К скорому поспеешь, если соберешься по-быстрому. Я тебе своего «козла» дам до станции.
Сидельников тоже деловито посмотрел на часы, отвернув рукав грубой спецовки:
— Управлюсь. Чего долго собираться. Не на свадьбу.
— Тогда подожди… — Козюбин нажал под столом кнопочку, вызвал главбуха. Тот скоро вкатился в кабинет, как колобок: пухленький, в лоснящемся шевиотовом костюме и валенках с голенищами выше колен.
— Слушаю, Степан Петрович. — Глаза у главбуха были красными, губы — сухими и белыми. Должно быть, накануне погулял в гостях, принял лишнюю дозу.
— Вот и хорошо, что слушаешь. — Козюбин сделал паузу, снова зачем-то поковырялся в ухе. — Надо товарища Сидельникова снарядить в командировку. В Североград. Выпиши ему удостоверение и… — Начальник снова помолчал.
— И месячный?.. — услужливо и вместе с тем недовольно подсказал бухгалтер.
— Месячным, пожалуй, не обойтись… Дело серьезное. Давай — двух…
Финансовый контроль озабоченно мотнул головой, но возражать распорядителю кредитов не посмел.
— Зайдешь к вечеру, — сказал он, коротко глянув на Сидельникова.
— Какой к вечеру?! Ему к скорому поезду надо поспеть. Чтоб через полчаса все было в ажуре!
Может, в другой раз бухгалтер стал бы артачиться, показывать свои права, но сегодня он чувствовал себя не очень уверенно. Да и, видимо, болела голова, говорить не хотелось.
