Владимир Тендряков - Омега
Обзор книги Владимир Тендряков - Омега
Владимир Тендряков
Онега
Я теперь все больше и больше становлюсь горожанином. Раньше каждую весну охватывала ностальгия. Да, да, ностальгия — причудливая болезнь, тоска по родине. А моя родина — село, северное село с тяжелыми облаками, навалившимися на позеленевшие крыши изб, с черной влажной хвоей угрюмых лесов, с утренними туманами, сочащимися сквозь речную осоку, и взбесившимися закатами над сонными, равнодушными ко всему стогами сена. В ту пору, когда на столичных скверах лопались почки, начиналась тоска по зелени, настоящей зелени, не огороженной чугунными решетками Тверского бульвара, не подстриженной старательными садовниками на газонах, по зелени вольной, необихоженной, изобильной. Вечерами задирал голову кверху, надеялся увидеть закат, пусть городской, пыльный, тусклый, но дома закрывали его. Хотелось услышать запахи распаренной влажной земли, но проносящийся грузовик обдавал ароматом бензина. Ноги тосковали по освежающей росяной тропинке, но приходилось ощущать каменную твердость асфальта и то сквозь подметки, так как в городе не принято ходить босиком…
Все это я испытывал раньше, теперь привык к городу. Но иной раз замечаешь среди ярких городских фонарей луну, неприметную, смущенную, словно будничного прохожего среди сверкающей карнавальной толпы. Замечаешь, и вдруг перед тобой встает картина: та же луна, только величавая, торжествующая, и голубой туман, поднимающийся с сырого луга, впитавший в себя лунный свет, и огромные зароды сена, напоминающие настороженно дремлющих, давно исчезнувших с лица земли мамонтов. Вспомнишь все это, а вместе с тем вспомнишь, как пахнет тихой ночью сено, тинистый ветерок с реки. Воспоминания тревожат, копятся и в конце концов выливаются в желание — хорошо бы снова попасть в мир речных туманов, стогов сена, бревенчатых изб. Но эти желания сразу не исполняются. Всегда находится куча дел. Город как омут, из него быстро не выскочишь.
Несколько лет я мечтал попасть на север. Хотелось ехать без всякой цели, для того чтоб просто глядеть, ощущать и не заботиться о том, будет ли какая польза для твоей работы.
Просто глядеть! Полные, то ленивые, то быстрые реки. Плоты кувшиночных листьев в черных заводях. Сумрачное серое небо, опускающееся до жесткой щетины еловых лесов. Серые, под воробьиный цвет избы, шпили дряхлых церквей среди них. Просто глядеть! Ведь когда-нибудь можно же доставить себе такое скромное счастье.
Мои дорожные мытарства согласился разделить студент из города Кирова Боря Филев. Его отец был моим школьным учителем, а я в самый последний год войны учил Борю незамысловатому ремеслу солдата, показывая, как делать перебежку, как окапываться. Сейчас Борис кончает институт, выше меня на полголовы, и объемистый рюкзак на его спине выглядит маленьким.
Начальным пунктом своего путешествия мы выбрали Каргополь, в котором когда-то прошло несколько лет моего детства. Рядом из озера Лача начинает свой путь к Белому морю река Онега. Вокруг глухие леса, множество рек, речек, речушек, озера и озерца, набитые рыбою и утками, пасущимися по камышам. Встретятся нам и деревни с могучими северными избами и рублеными деревянными церквушками… Мы не ошиблись в выборе!
Скрипящий всеми своими суставами старый автобус не слишком бережно несет нас по разбитой дороге через деревянные мосты, вдоль полей. Автобус битком набит. Какой-то маленький усатый человек в соломенной шляпе, вооруженный спрятанными в чехлы удочками, приглядывается к нам…
И вот Онега, в самом своем начале широченная, как озеро. Крыши домов и белые стены каргопольских церквей, кажется, растут прямо из воды. Вот и мост! Он такой же, каким был двадцать шесть лет назад, разводной, на плаву. Я хорошо помню его, много раз сидел на нем и таскал уклеек на леску, привязанную к простой палке. Ходил здесь тогда пароходик «Никитин». Ну, он-то, верно, давно на покое. Как-никак прошло четверть века, а «Никитин» и в те годы считался уж «старичком».
2. НАШЕГО ПОЛКУ ПРИБЫЛОМы еще не успели сбросить с себя мешки в комнате Дома крестьянина, как подошел автобусный попутчик — тот самый невысокий, усатый, в соломенной шляпе и на зависть добротных сапогах. Он вежливо поздоровался, с некоторым смущением бегая черными глазами, спросил:
— Вы, кажется, намереваетесь путешествовать?
— В некотором роде.
— Может быть, пойдем вместе?
Через пятнадцать минут московский поэт Юрий Коринец разбирал свой объемистый рюкзак. Довольно любопытная картина: вместо соломенной шляпы на голове тюбетейка, усатое лицо сосредоточенно — напоминает восточного торговца, — вокруг него появляются самые неожиданные предметы.
— Этюдник.
— Вы разве еще и художник?
— Кончил Самаркандское училище… Вот рыболовные снасти: катушка для спиннинга, лески, крючки, набор блесен, грузила.
— Ого!
— Котелок. Крышка, пожалуйста, служит сковородкой…
— Ничего себе…
— На двоих. Должен бы подъехать мой товарищ. Да что-то ни слуху ни духу от него.
— Не двоих, пятерых такой котелок обслужит.
— А вот лавровый лист, перец горошком.
— Это зачем?
— Как зачем? Уху варить… Чай, запас пять пачек. Без чаю не живу. Мало, придется прикупить.
— В чулке что?
— Махорка.
— Вы же папиросы курите?
— Не помешает.
— А это что за машинка?
— Если щука глубоко заглотит крючок, с помощью ее легко достать.
— Ну и ну!
— …Особая мазь для сапог. Рекомендую. Делает кожу мягкой, не пропускающей воду.
— Нет ли вертолета в мешке?
— Чего нет, того нет. У товарища должна быть надувная лодка… Вот сало, сахар, жидкость от комаров…
У меня в душе два противоположных чувства: умиление — с таким не пропадешь, и в то же время некоторая тревога — как же он будет передвигаться с таким крупным хозяйством?
А наш новый знакомый еще сокрушается:
— Ружье бы нам, хоть одно на троих.
— Вы охотник?
— Нет, на всякий случай…
Я рад, что он не прихватил ружья.
3. СТАРЫЕ ЗНАКОМЫЕТот же разводной мост через реку, та же пристань, тот же берег с родниками — ничего не изменилось. И все-таки я не узнаю Каргополь. Город не изменился, изменился я сам. Тогда он мне казался громадным — улицам нет числа, дома солидные, церкви головокружительно высокие. Теперь же он тих, приземист, с довольно грязными, прямыми улочками. Где-то среди этих улочек стоит дом, в котором я жил. Пробовал отыскать и махнул рукой — все дома кажутся похожими на наш старый дом.
Но каргопольские церкви и сейчас еще поражают мое воображение. Громадные, со ржавыми куполами, с низенькими массивными пристройками, с узкими окнами. Толстые стены укреплены каменными упорами. Две церкви построены по указу Ивана Грозного…
Я гляжу на их безмолвные, облупившиеся стены и думаю о том, что все-таки многое еще не понятно в жизни прошлого. Из истории Каргополя известно, что в таком-то и таком-то году были пожары, что в смутное время после того, как прахом Гришки Отрепьева выстрелили из пушки, напали разбойничьи войска. Известно, что мимо Каргополя проехал на мужичьей телеге выгнанный из столицы Петром I блестящий фаворит Софьи Василий Голицын. Известно, что повстанец Иван Болотников был ослеплен здесь и спущен в прорубь, в ледяную воду Онеги. Многое могут порассказать о Каргополе историки. Но они молчат об одном: почему в этом сравнительно небогатом городе построено столько дорогостоящих храмов? Двадцать две церкви в уездном городишке! Двадцать два храма на какие-то три тысячи жителей. В Архангельске на семнадцать с половиной тысяч стояло примерно столько же церквей. Что заставило каргополов так усердствовать? Просто рьяная религиозность?.. Это не ответ. Для чрезмерного поклонения богу должны быть свои жизненные причины. Может быть, само существование в этой «уездной звериной глуши» было настолько однообразным, скучным, бесцветным, что единственным отвлечением была молитва? Но ведь и в других уездных городах жизнь была не краше. А может, сыграло свою роль разгульное купеческое своеволие? Здесь, в стороне от казенного закона, они могли творить все, что хотели. Обманы, насилия и грабежи оставались безнаказанными. Но они все же в конце концов тревожили совесть: а вдруг да и правда за великие прегрешения падут на жирную купеческую шею великие возмездия? Тут уж мало отслужить обедню, покаянно отбить поклоны, приходится тряхнуть мошной, золотом купить господа бога. Если так, то на какой крови, на каких слезах, на каком человеческом горе выросли эти двадцать две церкви? Такова ли истина? Не знаю. Это просто досужие догадки.
Первый день в Каргополе был для меня днем неожиданных встреч. Сначала встреча с Юрием Коринцем, час спустя на улице я нос к носу столкнулся с одним давним знакомым, Александром Мишиным.
