Георгий Мдивани - Иван Бровкин на целине
Георгий Мдивани - Иван Бровкин на целине краткое содержание
Георгий Мдивани
Иван Бровкин на целине
Мы помним это жёлтое здание и залитый асфальтом двор. Помним казарменный плац, где солдат Иван Бровкин делал свои первые гимнастические упражнения…
И вот сейчас на этом плацу построилось подразделение, где служил Бровкин… вернее, где он ещё служит…
Перед строем — майор Шаповалов. Мы помним этого сурового на вид человека, когда он был ещё капитаном.
— Мне жаль расставаться с вами, дорогие товарищи. И каждый раз трудно прощаться с уходящими бойцами… Ведь служба в армии очень сближает людей, роднит их, как братьев, — говорит Шаповалов.
В строю на правом фланге, вытянувшись стоит Иван Бровкин. Рядом с ним — Абаев. Здесь немного тех, кто начинал службу с Бровкиным, — они уже демобилизовались.
— Сегодня я для вас уже не командир, и вы — не солдаты. Мы — просто друзья и товарищи, — продолжает Шаповалов. — Но советский солдат никогда не забудет о том, что Родине надо помогать не только охраняя спокойствие её границ. В наши дни на бескрайних просторах нашей земли — в тайге Сибири и Дальнего Востока, в степях Урала, Южного Казахстана и Алтая — миллионы наших молодых людей строят новые города, подымают целину, воздвигают гигантские заводы. И молодежь — питомцы нашей Советской Армии — идёт в первых рядах этой героической трудовой армии! В добрый путь, дорогие товарищи!
Шаповалов обходит строй и пожимает руку каждому бойцу.
Он задерживается около Бровкина.
— До свиданья, Иван Романович!
— До свиданья… Разрешите по имени-отчеству?
— Пожалуйста…
— До свиданья, дорогой Николай Петрович, — проникновенно говорит Бровкин.
Шаповалов крепко обхватил руками Бровкина. Они стоят обнявшись несколько секунд. Так расстаются друзья.
Шаповалов высвободил Бровкина из своих объятий:
— Значит, на целину?
— Да, Николай Петрович. В Оренбургскую область… И Абаев едет…
— Молодец, Иван! И Абаев молодец! — говорит Шаповалов, протягивая руку Абаеву, и, повернувшись снова к Ивану, продолжает: — Передай привет Коротееву, тестю твоему.
— Будущему тестю, Николай Петрович, — улыбаясь, поправляет его Бровкин.
Мы помним эту деревню, помним эту улицу с колодцем; помним эти дома… Это — родина Ивана Бровкина. Здесь он в лунные ночи играл на гармошке, здесь он свистел соловьём, здесь поджидал Любашу…
По улице быстрыми шагами идёт радостная Евдокия Макаровна, мать Ивана Бровкина. В руках у неё телеграмма.
— Ты куда, Евдокия? — кричит ей вдогонку соседка.
— Ваня, Ваня мой приезжает!.. Уже навсегда!..
— Поздравляю.
— Вот и дождалась, — говорит другая соседка.
Слышны голоса:
— Какая ты счастливая, Евдокия.
— Я никогда не жаловалась на судьбу, — с достоинством отвечает она.
— Парня-то какого вырастила! Молодчина!
— А как же вы думали? — отвечает Евдокия, продолжая свой путь.
— Что там случилось? — выбегая из дому, спрашивает любопытная девушка.
— Ваня приезжает… — отвечает ей подруга.
— Значит, скоро свадьба… Ох, и повеселимся!
— Свадьба, свадьба… — повторяет про себя радостная Евдокия Макаровна.
В большой комнате дома Коротеевых портниха примеряет Любаше белое свадебное платье. Ей помогает мать Любаши — Елизавета Никитична.
— Скоро ли жених приезжает? — спрашивает портниха, примеряя рукав.
— Сегодня вечером, — отвечает Любаша.
— Какая ты счастливая!.. — говорит портниха, откусывая нитку.
— А сколько она выстрадала, покуда он в армии был, — продолжает Елизавета Никитична.
— Зато теперь кончатся её заботы. Приедет Ваня — и всё! — ласково щебечет портниха.
Евдокия Макаровна приближается к зданию правления колхоза.
Здесь, кажется, ничего не изменилось с тех пор, как Иван Бровкин ушёл в армию. За столом сидит Тимофей Кондратьевич Коротеев и подписывает бумаги. Он сердито говорит стоящему рядом с ним бригадиру:
— Лодырничаешь, Костя! Лодырничаешь — вот что я тебе скажу!
— Я не виноват, Тимофей Кондратьевич, — ударяя себя кулаком в грудь, горячо и, кажется, искренне говорит плотный, румяный парень лет двадцати — Костя Ковригин.
— Я, что ли, виноват? — сердится Коротеев. — Нет, брат, не выйдет! Ежели ты лодырь, свою вину на других не сваливай… Придется тебя освободить от бригадирства.
Вдруг Костя меняет тон и ехидно спрашивает:
— А кого же вместо меня? — Он улыбается так, будто действительно во всём колхозе некем его заменить.
— Кого? — переспрашивает Коротеев. — Знаешь, кого?..
— Ну, кого? — вызывающе спрашивает Костя.
— Бровкина, Ивана, — решительно отвечает Коротеев. — Он, брат, на днях возвращается из армии. Во парень! — и Тимофей Кондратьевич поднял большой палец. — Человек, так сказать, первого сорта! Механик!
— А, может, его председателем? А? — нагло подмигнув, спрашивает Костя.
— Председателем? — Коротеев покачал головой. — Нет, председатель нам не требуется! Я здесь крепко сижу. А ты пиши заявление, да поскорей! Так и быть, покривлю душой перед народом: скажу, что освобождаешься от обязанностей бригадира по личной просьбе… по причине, так сказать, слабого здоровья, — Коротеев криво улыбнулся.
Костя растерялся. Он умоляюще, униженно просит:
— По слабому здоровью не годится, Тимофей Кондратьевич. Люди смеяться будут. Разве я похож на больного? Кто этому поверит?
— Пиши заявление! А причину сам придумай…
Костя пожимает плечами и отходит от стола.
Евдокия Макаровна гордо, как хозяйка, широко открывает дверь и входит в большую комнату правления колхоза. Она проходит мимо столов, за которыми сидят Самохвалов и учётчица Галя.
— Здравствуй, Тимофей Кондратьевич!
— Здравствуй, Евдокия!
Евдокия Макаровна победоносно вручает ему телеграмму.
Коротеев, прочитав телеграмму, обрадованно говорит:
— Вот и хорошо. Значит, уже приезжает… Очень хорошо! Встретим как полагается… с оркестром, с музыкой встретим, так сказать, вернувшегося бойца.
— Встреча встречей, а и о свадьбе тоже надо подумать. Вся деревня знает, что наши дети давно любят друг друга.
— И о свадьбе подумаем, Евдокия Макаровна, — успокаивает её Тимофей Кондратьевич.
Разбирая почту, Самохвалов просматривает свежий номер районной газеты «Красный путь». Вдруг он удивлённо хмыкнул.
— Что случилось? — спрашивает Галя.
— О какой свадьбе может идти речь?.. — злорадствует Самохвалов. — Читайте, смотрите! Ваня Бровкин-то уезжает на целину… в Оренбургскую область!
— На целину? — вдруг спрашивает Костя Ковригин, отрываясь от своего заявления, — Покажи! — И бросается к Самохвалову.
Самохвалов читает Ковригину и Гале газетную заметку:
«Патриотический поступок.
Житель нашего района, Иван Романович Бровкин, демобилизовавшись из Советской Армии, изъявил желание отправиться вместе с группой своих товарищей в Оренбургскую область на целинные земли, чтобы жить там и трудиться на благо Родины».
— А как же Любаша? — неожиданно вырвалось у Гали.
Костя Ковригин, скомкав написанное заявление и хитро ухмыльнувшись, выходит из комнаты.
— Когда приходит пароход «Станиславский»?.. — спрашивает по телефону Коротеев. — Спасибо! — и вешает трубку. — Значит, в восемь вечера, — говорит он Евдокии Макаровне и продолжает: — Темновато, но ничего, встретим по всем правилам.
К Коротееву подходит Самохвалов, кладёт перед ним газету и, разглаживая её, показывает столбец, очерченный красным карандашом.
Тимофей Кондратьевич читает газету и постепенно меняется в лице. Закончив чтение, он поверх очков смотрит на Евдокию Макаровну, потом перечитывает газету, как бы не веря своим глазам. Резко повернув голову в сторону Самохвалова, спрашивает:
— Это правда?
— Наши газеты не врут, Тимофей Кондратьевич! — не скрывая своей радости и потирая руки, отвечает Самохвалов. — Тем более, наша районная газета (слово «районная» он произносит с ударением, как бы подчёркивая его чрезвычайно большое значение).
— Ну, я пошла, — безмятежно улыбаясь, говорит Евдокия Макаровна, не понимая, что лежащий на столе номер газеты имеет к ней самое непосредственное отношение.
— Иди на все четыре стороны, — сердито бросает Тимофей Кондратьевич.
— Что? — непонимающе спрашивает Евдокия Макаровна.
— То, что слыхала, — иди на все четыре стороны! — распаляясь, кричит Коротеев.
— Что случилось, Тимофей Кондратьевич?
