Светлана Алексиевич - Время секонд хэнд
Зимой нас засыпает снегом, весь поселок в снегу – и дома, и машины. Бывает, что неделями не ходят автобусы. Что там в столице? От нас до Москвы – тысяча километров. Смотрим московскую жизнь по телевизору, как кино. Путина и Аллу Пугачеву знаю… остальных никого… Митинги, демонстрации… А мы тут – как жили, так и живем. И при социализме, и при капитализме. Нам что «белые», что «красные» – одинаково. Надо дождаться весны. Картошку посадить… (Долго молчит.) Мне шестьдесят лет… Я в церковь не хожу, а поговорить с кем-нибудь надо. Поговорить о другом… О том, что стареть неохота, стареть совсем не хочется. А умирать будет жалко. Видели, какая у меня сирень? Выйду ночью – она сияет. Постою, посмотрю. Давайте я вам наломаю букет…
Светлана Алексиевич: «Социализм кончился. А мы остались»
Разговор ведет Наталья Игрунова
Цикл книг о великой Утопии и рожденном ею человеке Светлана Алексиевич задумала почти три десятка лет назад. Как вспоминают студенческие друзья – заняла у Василя Быкова, Янки Брыля и Алеся Адамовича пять тысяч рублей (огромные по тем временам деньги), взяла в журнале, где работала, творческий отпуск, купила катушечный магнитофон (других тогда не было) и поехала по городам и весям Советского Союза записывать воспоминания фронтовичек. Так появилась книга, название которой стало идиомой: «У войны не женское лицо». С тех пор были написаны «Последние свидетели», «Цинковые мальчики», «Чернобыльская молитва». Светлана Алексиевич стала известным писателем, лауреатом престижнейших российских, европейских и американских литературных премий. А страны, попытавшейся воплотить Утопию в жизнь, больше нет. Новая, завершающая «пятикнижие» работа: «Время секонд хэнд» – прощание с эпохой.
Вот уже двадцать лет мы ведем со Светланой разговор о ее книгах и о том, как меняется мир и меняемся мы.
Н. И.: Ты своей книгой попадаешь в главный нерв сегодняшней мировоззренческой полемики. Прошло больше двадцати лет после СССР, а российское общество по-прежнему делится по этому разлому: «за» или «против». Самые яростные дискуссии на политических ток-шоу, вообще в СМИ, новые законодательные инициативы думских депутатов – о том, нужно ли выносить Ленина из мавзолея, о Сталине, переоценке событий Великой Отечественной войны, о роли Горбачева и Ельцина, о том, как новая и новейшая история должна трактоваться в школьных учебниках.
С. А.: Это от страха. От страха перед новой реальностью, которая нам открылась, к которой мы не готовы и перед которой беспомощны. И поэтому лучшая защита, как нам представляется, – составить кубики не из событий прошлого даже, а из наших мифов. Нас выбросило из собственной истории в общее время. Сначала нам казалось, что мы легко встроимся в этот мир. Массовое сознание надеялось: у нас будут такие же витрины, такие же магазины. Интеллектуалы думали, что они вот так, с ходу, окажутся на уровне мировой элиты. А выяснилось, что все не так просто. Что это огромная работа, это требует свободных людей, которыми мы не были, и свободного мышления, которым мы не обладали. И мы пошли не в мир, а от мира.
Н. И.: Недавно опубликован свежий «левадовский» соцопрос об отношении к лидерам страны. Лучше всего относятся к Брежневу (56 %), Ленину (55 %), Сталину (50 %). К Горбачеву и Ельцину отношение отрицательное (66 и 64 % соответственно).
С. А.: Разочарование в произошедшем огромнейшее. Это говорит о том, что элиты не сделали свою работу.
Н. И.: У тебя один из героев книги сетует: «Ничего еще не поняли о нашем недавнем мире, а живем в новом. Целая цивилизация на свалке». Может, проблема как раз в том, что мы пытаемся не разобраться, что произошло, а оценить – хорошо или плохо? Твои книги, давая высказаться самым разным людям, описывают время.
С. А.: Я описываю не идею как таковую, а метафизическую трагедию человеческой жизни, которая оказалась в этих жерновах. И никого не сужу. Эта идея утопическая пожирала лучших, красивейших людей, которые бросились в новую жизнь с верой, что они осчастливят человечество, выстроят эту жизнь правильно, хорошо. Я встречала еще таких людей. Хотя никогда, уже тысячи лет на развалинах ничего хорошего не получается, а всегда надо настраиваться на медленную, долгую работу.
Н. И.: Так проблема в идее или в ее воплощении и «исполнителях»?
С. А.: Об ответственности идеи тоже нужно говорить. Я уверена: надо не людей убивать, а бороться с идеями. Я долго жила в Европе – нигде писатели, театралы, художники не замыкаются в своих высших сферах или гламурных играх. Идет непрерывная дискуссия о том, что происходит в обществе. Особенно в немецком, которое в данной ситуации наиболее похоже на наше. Там четко поняли, что человеческую природу нужно бояться: громадный зверь убит, но монстрики, которые одолевают человека, оказались еще страшнее, чем это чудовище. А практики борьбы с этими монстриками человеческими не имеют ни литература, ни интеллектуалы.
Н. И.: Как ты сама оцениваешь эти семьдесят лет нашей истории – что это был за опыт? Что такое коммунизм, социализм? Ты в своей книге говоришь про «вирус», «заразу». Было это какое-то массовое «заболевание», или светлый, недостижимый идеал, или, может быть, что-то третье?
С. А.: На сегодняшний момент это, конечно, недостижимый идеал. Человечество на пути к справедливому обществу, но где-то в отдаленной перспективе.
Н. И: Большинство «простых» людей все, что произошло после развала Советского Союза, воспринимают как огромную несправедливость.
С. А.: А то, что произошло в России, и есть огромная несправедливость. Я в последнее время объездила с десяток российских городов, опросила сотни людей. Они не отрицают жестокости Сталина, репрессий, но они говорят, что советская власть была справедливей к простому человеку, что человек с деньгами не был так нагл, как сегодняшние «капиталисты» в первом поколении, не было такой коррупции. Для старшего поколения главной была утрата человека доброго, с какой-то общей жизнью, равной, с опекой государства. Многие из моего поколения, особенно интеллигенты, по-прежнему выброшены из жизни, ввергнуты в нищету. Молодые люди сильнее, многие смогли устроиться. Но это в крупных городах, в провинции проблема молодежи не решена, больше всего они страдают оттого, что образование стало фактически платным. Отсюда настроения опять все начать сначала – особенно у молодых.
Если бы мы тогда выбрали социал-демократический путь, возможно, все пошло бы иначе. Но что теперь гадать. А в 90-е был очень сильный удар, которого мы не ожидали. Интеллигенции казалось: мы знаем, чего хотим, мы звали новое время. Мы хотели перемен. А люди всего лишь хотели лучшей жизни. Кстати, мои герои на эти вопросы гораздо интересней отвечают.
Я не готова рассуждать как политик или экономист. Я просто хотела организовать весь этот хаос. Общество распалось, атомизировалось, множество разных идей работает на этом пространстве. Моя задача была выбрать главные направления жизненных энергетических потоков и как-то оформить их словесно, сделать это искусством. Мне хотелось, чтобы каждый прокричал свою правду. У меня все говорят – и палачи, и жертвы. Мы привыкли ощущать себя обществом жертв. А меня всегда интересовало: почему молчат палачи? Почему уравновесились добро и зло?
Н. И.: Ты считаешь, наше общество поляризовано именно так: палачи и жертвы?
С. А.: Разделение, конечно, значительно сложнее. В «хоре» есть сюжет о том, что мы росли среди палачей и жертв и видели, как все перемешалось и насколько это опасно. Перемены требовали чистоты и какого-то другого мировоззрения, и неожиданно этого не оказалось. Все размыто, все в каких-то начатках, набросках, прекраснодушных мечтаниях, только раньше мечтали на кухне, а теперь на площадях. Действовать начали конкретные ребята, которые стали делить эту огромную страну. Делить, пилить и вывозить.
Н. И.: Кто-то из твоих героев говорит: «Социализм умирал на наших глазах. И пришли эти мальчики железные». Смотри, как поразительно сошлись два образа: твои «цинковые мальчики» советские, посланные в Афган и там погибшие, и такие вот «железные» – безжалостные «братки» из постсоветских 90-х – готовые ради денег на заказные убийства… Переадресую тебе из твоей же книжки вопрос: «Разве уже надо рассказывать о социализме? Кому? Еще все свидетели».
С. А.: Кто-то прожил в той стране большую часть жизни, кто-то из детства что-то запомнил и учился у людей, которые жили при социализме, и по учебникам, которые писали люди из социализма. Социализм еще во всех нас, он везде, им все нашпиговано.
Н. И.: По соцопросам какой-то очень большой процент молодежи, в том числе родившейся после СССР, жалеет о его развале. Боюсь ошибиться, но, помнится, Мариэтта Чудакова очень жестко сформулировала: мол, так будет, пока не вымрут советские бабушки, которые рассказывают внукам о своей жизни.
