Владислав Князев - Русская комедия (сборник)
– И выпить ее до дна. И занюхать драным рукавом, – ехидно подхватил Зевс. – Пардон, Самарыч, но это выше моих сил.
– Как же так, ваше высочайшее язычество? – подделываясь под тон Зевса, вопрошает Лука Самарыч. – Вы же, вроде того, всемогущий? И вдруг не можете опрокинуть три стакана без закуски. Это не укладывается в моей голове.
– Фу, какой ты, право, колхозан! Чтоб тебе жить на одни трудодни! – завелся Зевс. – Я все могу! Даже укусить себя за пятку. Без закуски. Но… Прежде всего принципы! В нашем легендарном золотом мире избранных счастливчиков имеет место быть только все сладкое. Ну разве еще и сладчайшее. И никакой, ни малейшей горечи!
– Вдруг ваша бутылка горькой, – подхватила Гера, – откроет нам какую-то горькую истину на предмет нашей сладкой жизни. Ужас! Еще ужаснее – какая-нибудь истина про нас самих. Дескать, а знаете ли вы, счастливые и благополучные языческие боги, почему и отчего вам вечно быть только с маленькой буквы и никогда не быть с красной строки?
– Да я лучше превращусь в задрипанного колхозного быка, а всех подчиненных мне богов превращу в баранов, козлов, да хоть и в ношеные чесанки без калош, но не позволю ни себе, ни им слушать такие беспардонные истины! – захлебнулся от негодования атаман олимпийских счастливчиков.
– Так что, Самарыч, а равно все удальцы-мыслители планеты Земля, – заключил он, подняв свой золотой эксклюзивный скипетр, – пейте свою человеческую горькую истину без нас. Сделайте одолжение!
– В одолжение олимпийским богам? – оживился полпред удальцов-мыслителей. – Ну что ж, это по-нашему, по-колдыбански.
И бах своим эксклюзивным ржавым багром по золотому облаку, которое уже истомилось под его болотными резиновыми сапогами.
Не выдержало золотое облако, разломилось надвое. Лука Самарыч – бух! И прямо в «Утес». Прямо на прапрадедовский диван. Натурально, вверх животом. А в руке уже бутылка «Волжской особой». Уже откупоренная.
Эй, достопочтенные современники, а равно внуки и правнуки! Есть среди вас удальцы, которые жаждут истины до последнего дна и до последнего дня? Легендарный Лука Самарыч с Самарской Луки зовет вас к своей легендарной бездонной бутылке. Вы, конечно, понимаете, что это означает. Это означает то, что в поисках истины ни последнего дна, ни последнего дня не было, нет и не бывает.
«Но ведь это бутылка самой горькой!» – сокрушается аналитик.
По-столичному рассуждаете, синьор. Горько, когда бутылка кончается. А если она вечно початая и вечно полная, то и самая горькая из такой бутылочки – только всласть.
«Не сопьетесь?» – подначивает скептик.
Нет, месье. От истины трезвеют. А пьянеют от неправды. Особенно если она разбавлена патокой или сладчайшим импортным сахарозаменителем.
«Короче, – ухмыляется циник, – не было бы шнапса, не было бы и удальцов».
Не так, мистер. Были бы удальцы, а шнапс для них всегда найдется.
Точка. Полная ясность по всем пунктам и параграфам. Хотя к большой науке есть один такой вопрос. Как бы это изобрести бездонную бутылку не только в легенде, но и в на шей-то действительности. Это, пожалуй, для всех и вся куда как интереснее, чем модная нынче проблема земного бессмертия.
Как пить дать!
Как бы от столичного издателя
Итак, если вы помните: бесцеремонный провинциал, он же летописец удивительных колдыбанских былей, а равно собиратель особых колдыбанских былин и небылиц Лещев-Водолеев оказал мне свое высочайшее провинциальное доверие. То есть поручил прочесть его «достоверный и художественный» опус, исправить орфографические ошибки, расставить правильно запятые, дать заглавие и, наконец, выпустить опус в свет.
Скажу честно: опус валялся у меня в столе, а может быть, и под столом целый год, и я про него забыл. И вдруг в один прекрасный день, в самый пик рабочего вдохновения, когда одной рукой я крепко сжимал тонкую талию рюмки, а другой – тончайшую талию моей юной помощницы, меня кольнула, точнее, ударила, как обухом по голове, удивительная, совершенно особая мысль: «А вам не стыдно за себя, господин москвич? Весь мир смотрит на вас с верой и надеждой, а вы злостно уклоняетесь от выполнения своей исторической миссии».
«Чего-чего? – поперхнулся я. – Какая еще миссия?»
И тут я вспомнил про колдыбанского летописца-мыслителя и его опус. И произошло диво. Не на брегах Волги, как в опусе. А в самом центре столицы.
– Ах-ах, мне стыдно до самых подметок! – воскликнул я с тонкой столичной иронией, но с каким-то особым чувством. – Придется засучить рукава, а то еще, и правда, канет из-за меня в Лету родная эпоха.
Не теряя времени даром, я засучил рукава. В смысле выпустил на время из своих объятий коньяк и юную сотрудницу. Достал из-под стола удивительный опус и прочитал его от начала до конца.
Ну что сказать? Забавная сказка. Ох, извините, летописец Лещев-Водолеев: легенды и были. Правда, хорошо бы знать, а что все-таки в ваших колдыбанских былях – быль? Ручаюсь, там ее нет. Ни капли.
И тем не менее буквально сию минуту я уже звонил в справочное бюро железной дороги и с тонкой столичной иронией спрашивал:
– Скажите, пожалуйста, где-то на Средней Волге есть такая станция либо полустанок: Калды-балды… или же Клады-далбы? Ну что-то в этом роде. Кажется, Колдыбан.
– Есть, – ответили мне. – Фирменный скорый поезд «Москва – Жигули» отправляется ежедневно от Казанского вокзала. Время пребывания в пути – двенадцать часов.
И тут снова случилось диво. Я помчал. Я полетел. Хоть и на тяжелых колесах, но словно на легких крыльях.
Как только нога моя ступила на землю Колдыбанщины, я, не торгуясь, взял такси и помчал-полетел. Нет, не в ресторан, не в казино, не на пляж. Буквально через пять минут я был в самом центре самой черной мировой дыры. Ну да, на видовой площадке, куда приводят туристов с теплоходов «Москва», «Лев Толстой», «Маршал Жуков».
Туристы уже были на месте, и гид, судя по гомеровскому гекзаметру – Показушников, повествовал им об удивительных достопримечательностях Самарской Луки.
Я попал к занавесу, но сразу догадался, почему у слушателей уши висят так низко, что ими можно подметать пыльную колдыбанскую набережную. Показушников повествовал… ну конечно же, про Луку Самарыча.
– Итак, достопочтенные гости Колдыбанщины, как пить дать – на Самарской Луке не проблема! – патетически завершил беседу гид. – В этом вы можете убедиться буквально сию минуту. В банкетном зале плавучего ресторана-казино «Парус» вас ждет праздничный обед. Все напитки – в одолжение фирме, то есть бесплатно. Добро пожаловать!
Туристов, словно волжской волной, смыло с видовой площадки. Прямо в банкетный зал плавучки «Парус». Ну что ж: вот, кажется, и началась истинная колдыбанская быль. Что дальше? И я приступил к Показушникову.
– Как пить дать – не проблема, – огорошил я его. – Но… как дать пить?
– Я к вашим услугам, – сразу же по-гвардейски вытянулся Показушников и, кажется, даже козырнул. – Чем могу быть полезен?
– Скажите, пожалуйста, как поживают сейчас участковый оперуполномоченный Самосудов, зав. мужским помывочным отделением Безмочалкин, учитель-многопредметник Молекулов, лектор-просветитель Профанов?
– Самосудов ныне является заместителем начальника городского управления милиции. Безмочалкин – замначальника управления бытового обслуживания. Молекулов вырос до заместителя начальника гороно. Профанов выдвинут на должность зама руководителя управления культуры.
– Вот как? Любопытно. Я хотел бы встретиться с вышеупомянутыми лицами за рюмкой лучшего коньяка! – вдохновился я.
– Вышеупомянутые лица с некоторых пор не употребляют алкогольных напитков, – остудил гид мой пламенный порыв.
– Значит, это быль? – искренне подивился я. – Но кто же тогда посещает знаменитый ПОП номер тринадцать «Утес»?
– Предприятие общественного питания «Утес» приватизировано и временно закрыто. В дальнейшем «Утес» станет мемориальным центром культурно-развлекательного комплекса для туристов «У Луки Самарыча».
– Значит, легендарная Лукиада, как и всё в наши дни, свелась к прибыльному коммерческому проекту, – разочарованно констатировал я. – И это вся особая Колдыбанская быль?
Я преисполнился праведного негодования.
– Хотелось бы мне здесь и сейчас встретиться с этим вашим Лещевым-Водолеевым, – грозно фыркнул я. – Поговорить с ним по душам…
– По душам? – с прищуром посмотрел на меня гид. – Тогда рекомендую встретиться прямо с самим Лукой Самарычем.
Так и сказанул.
– Встретиться с Лукой Самарычем, – эхом повторил я местный бред. – В каком смысле?
– В прямом, – спокойно разъяснил гид.
Ловким движением он вытащил из своего портфеля и сунул в мой какой-то сверток.
– «Волжская особая», – заговорщицки шепнул Показушников. – Официально снята с производства. Достал по величайшему блату.
Он опять сунул руку в портфель и протянул мне нечто вроде булыжника. Я догадался: это пряник «Мятный» местного производства. Вместо закуски.
