Михаил Гиголашвили - Толмач
В ответ я ему громко (пусть Линь Минь слышит!) рассказал о том, что в китайским ресторане «Дары будки» ежемесячно проводятся выставки породистых собак, причем участников, занявших последние три места, тут же сервируют для членов жюри в вареном, жареном или печеном видах.
Тут в комнату вплыла Ацуби – и все умолкли, уставившись в ее юное лицо. На Ацуби был белый свитер в обтяжку, черные слаксы и ботиночки на высокой платформе. Она приветливо поздоровалась и начала перебирать папки:
– Вот Вьетнам… Китай… Это вам, Суза, многодетная семья из Танзании… А для вас – молодая дама из России, прошу.
Homo erectus во мне распрямился и заговорил во весь голос:
– Вы выглядите сегодня очаровательно, просто роза с мороза! Не обижаетесь на комплименты?.. А то недавно одна студентка в суд подала на своего профессора, который сказал ей, что она хорошо выглядит. Оказывается, по-научному комплимент женщине называется «сексуальное домогательство». Вы знали?.. – начал я ей заливать, подходя ближе положенного и ощущая запах душистых волос. Да, сегодня в лагере много дел у коменданта!..
– Нет, я так не считаю, – зарделась Ацуби. – Люди имеют право высказывать свое мнение. В разумных границах, конечно.
– А где они, эти границы?
Ацуби постучала пальчиком по виску:
– Здесь, где же еще?
– Там у всех по-разному. Может быть, мы как-нибудь обсудим этот вопрос в более уютной обстановке?.. – тише спросил я у нее.
– Зачем? – удивилась она. – У меня есть фройнд[72].
– Ну и что?.. Один есть – два будет!.. Разве запасной не нужен? Всегда хорошо иметь запасного игрока, это сделает вас более независимой, поверьте!
Она странно посмотрела на меня, поджала губы, повернулась и ушла в музгостиную. Тут Суза, с большим неудовольствием поковырявшись в своих папках (многодетная семья из Танзании явно не вызывала его интереса), со вздохом произнес:
– Метелица-бар ходити, там пуста, люди нетути, толки тристы крашены шлюха и три черна морда сидити, апельсин кушати… Никто давай ебай, пока денга не положай…
– И что? – не понял я, куда он клонит.
Суза возмущенно повел головой, похожей на бараний курдюк:
– Да, за двести доллар один глупы баб покупай. Толки нумер входити и пятнад минут играти, ишо сто доллар давай, ужа твоя времени кончай, говорит этот наглы Дашутка. Как кончай? Ишо не начинай нормаль?.. Бодигард мине гнал, драк быти. Такой свулуч все!
Я пожал плечами – «Не ходи в “Метелицу”, кто теперь виноват?» – и открыл папку.
фамилия: Викульская
имя: Инга
год рождения: 1976
место рождения: г. Грозный, Россия
национальность: русская
язык/и: русский / английский
вероисповедание: христианка
В приемной было людно: прибавились шумные албанцы, семья из Африки громко возилась в углу, тут же тихо совещались какие-то оливковые личности в фесках. И все исподтишка глазели на яркую блондинку. А она нервно покачивала обнаженной ногой, щурилась и нагло поглядывала в ответ.
– Инга, пойдемте! – махнул я ей рукой.
Она послушно и быстро встала, но медленно продефилировала мимо всех. Высока, стройна. Дубленый рыжий полушубок – до середины мини-юбки, а мини-юбка – до середины бедра. Длинные, породистые ноги. Глаза выпуклые, как у фарфоровых дев. Лицо ухожено. Маленькая театральная сумочка. Подойдя ближе, чем надо, она обдала меня бодрящим запахом помады и спросила с табачной хрипотцой:
– Идти?.. Куда?.. Сюда? – и мотнула сумочкой на зев коридора.
– Да, пожалуйста. – Я пропустил ее в дверь и подмигнул Бирбауху, который ошалело пялился из своей клетки на это чудо.
– А что сейчас будет? – спросила она в коридоре, воровато оглядываясь и беря меня двумя пальцами за рукав.
– Сейчас?.. Ну, как обычно: одежду сорвут, в цепи закуют, в кожу залепят, на наручниках подвесят – и давай!.. – серьезно объяснил я ей и, увидев всю гамму чувств, пробежавших по ее лицу, поспешил участливо пожать узкую льдистую кисть на моем рукаве: – Не бойтесь, ничего страшного. Снимут фото, отпечатки. А потом расскажете о своих проблемах – и все.
– Ох, а то я испугалась, что вы меня, правда, кожуру скинуть заставите, обыскивать будете… Это женский туалет? Я забегу на секундочку?
– Пожалуйста. Помощь не нужна? – помог я ей открыть тугую дверь женского «00», нагло и жадно заглядывая в это обиталище мальчишечьих грез.
– Пока сама справляюсь, а дальше видно будет, – ответила она с понимающей улыбкой. – Ну-ну, наглый какой! Сюда нельзя! Пропусти!
Думая о том, что если я перестану думать о женщинах как о секс-объектах, то кончусь как мужчина, это же ясно, как летний день в темную ночь, я ждал ее у музгостиной, где злая Линь Минь переливчатыми гласными звуками гоняла от стола к станку, от фотоаппарата к умывальнику трех китайцев:
– Ааа-ою!.. Ууеее-э!.. Юю-юу-аии!.. Уиу-иу-у! Яйиин!
Китайцы с белыми от страха лицами послушно перемещались по комнате, а Ацуби молча делала свое дело.
– Уже шпаргалка не нужна? – вспомнил я нашу первую встречу, на что она сухо не ответила и отвернулась.
Зацокали каблучки, появилась Инга. Все, кроме Ацуби, опять уставились на нее. Волосы полыхают сусальным золотом, на веках – лазурь небес, ресницы черны, как планетарий. Она по-хозяйски прошествовала к столу и небрежно кинула на него шитую фальшивым бисером сумочку:
– Я готова. Что делать?
Я указал ей на стул перед фотоаппаратом. Ацуби сменила кассету.
– Как в милиции. Там тоже ужас любят щелкать, – сказала Инга, после фото направляясь мыть руки перед отпечатками, которые Ацуби сняла быстро и споро, с насмешкой поглядывая на длинные холеные пальцы в белесых полосках от снятых колец.
Китайцы в замешательстве сгрудились возле Линь Минь. Та, недобро оглядываясь (свободных стульев мало), погнала их в комнату переводчиков. А в музгостиной появился Суза, дожевывая галету. Увидев Ингу, он застыл:
– О, каки девучка!.. О, красив баб! Давай-ебай!
– Она понимает по-русски, из России! – предупредил я его, но Суза в восхищении пялился на нее во все глаза, повторяя:
– Руссия многи таки баб!.. О, Суза знай! Давай-сосай, Ленучка, Натьяша!.. Такой баб Москва-батюш сичасы многи доллар прайз ести!
– Веселый негр! – заметила Инга, нисколько не смущаясь. – Откуда по-русски так хорошо талдычит? – (Выговор у нее был чистый и певучий, с проглатыванием гласных – «в’с’лый, х’р’шо, т’л’д’ч’т»). – Сын Олимпиады, что ли? Младший брат?
– Учился в Ростове. Сын царька. Из Танзании, кажется…
– Ни фига себе! Класс! Вот бы мне такого в мужья! Свекорник – царь обезьян в Тарзании!.. Это ж надо, а! – весело поправилась она на стуле, закидывая ногу на ногу и обнажая крепкое и упругое бедро.
– А, каки лажька! – вытаращился Суза.
– Слышал?.. Хочет за тебя замуж, – объяснил я ему.
– Да-да, сичасы, давай-давай! – закивал Суза и подскочил к ней целовать руку. – Свадеб балши делати, ресторан ходити! Асютра кушати! Пол-Африк приглашати! Негус Негести!.. Телефона ести? – резво закончил он, выхватив ручку.
– Ишь, шустрый, захотел! – усмехнулась Инга. – Нету телефона. Какой телефон – в дыре непролазной живу, в комнате еще две девки из твоей вонючей Африки, помереть. Вот женись, с папой-царем познакомь – тогда все будет!
Ацуби, видя, что без ее вмешательства не обойтись, строго посмотрела на Сузу, стоящего с ручкой наготове:
– Хватит! Ведите ваше семейство! – (Суза, с большим сожалением облизываясь и что-то урча, поплелся в приемную.) – А вы побыстрей уточняйте данные, а потом – к Марку! – сказала она мне.
Мы сели друг напротив друга. Инга уставилась на меня своим голубым фарфором, поворошила желтые кудри. Я копался в бумагах.
– А ты, котик, ничего! – сказала она.
В ответ я предложил ей прочесть анкету. Мы склонились над листом так близко, что я чуял запах свежей туши на ее веках. Она тоже замерла, не дыша.
– Все правильно, – наконец сказала она, закончив водить веселыми глазами по листу. – Имя, фамилия – все верно. Год рождения – тоже. Жаль, конечно. Но что делать?.. Четвертак стукнул, назад не отсчитать… Место рождения?.. Тут же написано. Ну да, Грозный… А что?
«В Грозном таких фифочек давно нет, если и были вообще когда», – подумал я, но промолчал – какое мое дело? Толмачить – и баста. Но я все-таки поинтересовался:
– Чеченский язык знаете?
– Нет.
– Вообще?
– Вообще. А что, нельзя? – Она усмехнулась. – В русской семье родилась, в русскую школу ходила, среди русских крутилась… А потом… Ну, в общем и целом… Всякое пришлось пережить… К чему об этом?.. Ты лучше скажи, заинька, как тут остаться?.. Хотя бы на год, на полгода?..
Я пожал плечами:
– Что я могу?.. Если б от меня зависело, я бы вас сразу и навсегда оставил…
– Да уж, не сомневаюсь… Давай на «ты», а?.. Так лучше ведь? Мы, советские люди, должны помогать друг другу, как считаешь? – она прищурилась.
