Александра Окатова - Флёр юности
18.12.14
Математика обольщения
Анечка, руководитель группы, сидела на подоконнике в офисе фирмы. Фирма молодая. Анечка тоже. Анечке исполнилось двадцать четыре года. Фирме – тоже двадцать четыре, недели.
Почему Анечка позволила себе расположить аппетитную пятую точку на подоконнике? Потому что рабочий день уже давно кончился. Но сотрудники никак не могут разойтись по домам – бывают такие счастливые фирмы, где хочется работать. Где никак не разгонишь молодёжь по домам, потому что им интересно друг с другом.
В открытое окно, на котором устроилась Анечка, сквозь дрожащую листву старых лип светит солнце, будто беззвучно смеётся. Анечка тоже смеётся, как солнце, просто так, потому что хорошее настроение.
В большой комнате, где всегда проходит мозговой штурм, человек семь. Двое мужчин и пять девушек: Наташа, Марианна, Ирина и Ольга, и сама Анечка. Во главе огромного стола Андрей Петрович, руководитель и хозяин небольшого издательства. Ему не больше тридцати, всего на шесть лет старше Анечки. Он относится к ней как к ценному сотруднику. Анечка этим очень гордится и как все перфекционистки, которых однажды похвалил начальник, готова разбиться в лепёшку, чтобы он опять заметил её. Она готова день и ночь вкалывать, не есть, не спать, только бы продвинуть работу.
Боря, сисадмин, с особенной улыбкой, которую сама Анечка классифицировала как смесь молчаливого восхищения и отказа от посягательств на целостность Анечкиного духовного и физического совершенства: мол, любуюсь издали! – сидел, повернув к Анечке лицо, как загорающие обращаются к солнцу. Анечке это льстило. Но как только Анечка видела, что кто-то очень интересуется ею, она почему-то сразу старалась отделаться от влюблённого. И наоборот: чем меньше Анечку замечал какой-нибудь таинственный, суровый, печальный мачо, тем сильнее Анечке хотелось добиться от него улыбки или комплимента. А если кто-то осмеливался демонстративно не замечать её, то такая стрела попадала в самое яблочко, то есть в сердце Анечки.
В данный период времени Анечку не замечал её начальник, владелец фирмы, Андрей Петрович. Но он-то как раз и не играл! Он, и правда, был сильно увлечён своим делом. А всякие девушки, даже такие хорошенькие и умненькие, как Анечка, для него не существовали!
Анечка сидит на подоконнике. Июньский день долог! День долог, а век – короток.
Анечка в эти длинные, светлые, июньские дни смеялась, сидя на подоконнике, и солнце, заглядывая сквозь старые-престарые, выше крыши, липы, тоже смеялось, как Анечка; не хочется расходиться, опять подумала Анечка, потому что ей было приятно и слегка тревожно сидеть на подоконнике открытого прямо в светло-зелёную листву окна. Когда посадили эти липы? Лет сто двадцать назад: аллеями вдоль красных кирпичных с белыми акцентами трёхэтажных, в псевдорусском стиле с высокими стрельчатыми окнами, домов сиротского приюта братьев Бахрушиных. Деревьям, по меркам для лип – меньше чем полжизни, молодые ещё.
Андрей Петрович приближается к Анечке: её чувства взрываются: она одновременно радуется сочетанию красного кирпича и нежной зелени лип, и солнцу сквозь свежую зелень: десять вечера, а оно светит нежно и ласково; и ощущает тепло от крепкого плеча Андрея Петровича видит, как его рубашка натянулась, облепив бицепс, и гладко лежит на крепкой груди. Анечка будто видит в первый раз и его, и солнце, как долго оно не заходит; прохладно становится, и липы благоухают сладким, свежим, зелёным запахом: ветви вспенились светло-жёлтым с белым и будто под каждым листиком горит свечка – это солнце светит не свысока, а заглядывает под каждый лист.
Анечка так удивилась свежести своих чувств, что поневоле подумала: не Андрей ли Петрович тому виной?
На следующее утро Анечка на лёгких ногах бежала на работу, волнуясь, предвкушая страх и восторг перед встречей с ним. Сама не своя. Даже колени подгибаются, и волнуется она, как девчонка, девчонка и есть! Она думает: как бы не показать, не выдать себя, не дать ему догадаться, что она неравнодушна к нему. Почему она так этого боялась, она не могла бы объяснить даже себе самой. Ну что такого страшного, если он увидит, что нравится ей, но Анечка упрямо старалась не допустить такой возможности.
Она уже подходила ко входу, когда её рука сама потянулась к цветущей липе: два листка и гроздь жёлтых, взбитых с белым, распушившихся тычинками мелких пахучих цветов сама легла в её ладонь.
Анечка поднялась в издательство «Книги о вечном».
Никого нет. Она первая. Анечка заглянула в кабинет шефа и, сама не зная зачем, положила душистую веточку на подоконник.
Целый день воспоминание о своём дерзком поступке наполняло Анечку волнением и сладкой тайной.
Анечка не подымала головы до конца рабочего дня и была довольна собой: она сдала в производство книгу: без опозданий, без ошибок, редкий случай! Оставалось, наверное, минут пятнадцать, когда раздался звонок и незнакомый девичий голосок прозвенел:
– Андрей Петрович просил вас зайти к нему!
– Хорошо, – буркнула озадаченная Анечка: никакого помощника руководителя у них в фирме отродясь все двадцать четыре недели не было! Это что ещё за новости?!
«И чего это я так разволновалась», – подумала Анечка, проходя мимо новенькой девушки, стройной, в мини-юбке и белой блузке, с тщательной небрежностью уложенными длинными волосами. Девушка профессионально, без эмоций улыбнулась Анечке, когда та вошла к шефу.
На окне не было веточки цветущей липы: Анечка так расстроилась, что не сразу поняла, о чём шеф спрашивает:
– Как дела с книгой?
Аня грустно посмотрела на подоконник, где утром оставила веточку липы. «Выбросил», – решила она.
– Всё в порядке, отправили в типографию!
– Отлично, это ваша заслуга!
Аня потупилась и от смущения стала разглядывать стол начальника: как всегда, груда книг, большая кружка чая, орехи на блюдечке, плеер с наушниками, горка дисков. И в круглой, размером с большое яблоко, прозрачной вазочке, похожей на аквариум для одной рыбки – её веточка!!!
Анечка почувствовала, как загорелись щёки и участилось дыхание.
– Вы, Аня, можете завтра отдохнуть, взять отгул.
– Я не хочу отгул, – испугалась Аня, как это ужасно: отгул!
– Прекрасно, тогда приходите, – улыбнулся шеф.
Аня вылетела из кабинета радостная, окрылённая, едва глянув на секретаря: забыла даже спросить, как её зовут. «Да какая мне разница, как её зовут, какое мне до неё дело?» – подумала счастливая Анечка.
Теперь её приход на работу превратился в увлекательное приключение. На следующее утро Анечка едва удержалась, чтобы не оставить на столе начальника любимую ею розово-фиолетовую, пышную медовую головку клевера.
Она же не может каждый день оставлять сюрпризы!
Она стойко терпела. Три дня.
На четвёртый желание оставить безымянный подарок стало нестерпимым и она тщательно помыла, вытерла салфеткой большое жёлтое в крапинку яблоко и положила на середину стола: нет, слишком вызывающе. На треть длины стола: лучше, но не совсем то, что она видела своим математически точным внутренним взором. Ах, что это она тормозит: конечно, такая тонкая натура, как он, не может не заметить точный расчет и изысканность золотого сечения: мысленно она поделила стол по длине на пятьдесят частей, отсчитала девятнадцать, положила яблоко – вот теперь хорошо!
Анечка зорко подмечала, как меняется отношение Андрея Петровича к ней: если раньше он её почти не замечал, то сейчас он не замечал её особенно ласково. Она всегда, все шесть месяцев, была необходима ему как ценный сотрудник, ну а теперь на совещаниях он сразу давал ей слово для основного доклада и удовлетворённо чертил в своём ежедневнике загадочные картинки, не поднимая глаз, чтобы не смущать её: она понимала, что он догадывается, кто этот добрый гений места, гений его офиса, гений его издательства: Анечка прямо-таки чувствовала, как в воздухе дрожит и трепещет, неслышно звенит, как тончайшая струна, невидимая золотая нить между ним и ею! Она ходила, прошитая этой золотой нитью. И он тоже чувствует: не может не чувствовать, ведь один конец золотой струны исходит из её груди, а другой конец под наклоном, он ведь выше неё, Анечки, закреплён в его сердце. Да она горы для него свернёт!
И не случайно он не смотрит ей в глаза, чтобы их сокровенная тайна не стала достоянием общественности.
Безрассудный отчаянный поступок грел ей сердце тревогой и опасностью ещё пять дней. На шестой она решилась: если он такой, как она, если он ей подходит, то он оценит её сюрприз.
Анечка первая пришла на работу, не считая поваров и уборщицы, и преподнесла, вероятно, самый оригинальный подарок в мире: тайно подарила самую свою любимую вещь, если кто-то посмеётся, узнав, что это было, значит, этот кто-то чёрствый, грубый, неромантичный человек!
Такого оригинального сюрприза, простого пустяка из бумаги, математического символа бесконечной любви и верности, несомненно, достоин только он – Андрей Петрович, с его тонкой возвышенной душой, ни один мужчина в мире не оценит такой необычный подарок, волнующий душу и мозг, полный нежной философии и изящной красоты. Анечка чувствовала себя жрицей, волшебницей и феей одновременно: древней и вечно молодой, всезнающей и наивной.
